Диалог душ

Чхве Сан устал. По-настоящему устал. Бешеный ритм города настолько его утомил, что перспективный художник, организатор самых помпезных выставок, просто сбежал с одного из званных обедов, скинул с себя в огромной квартире модную одежду, надел простую, так сказать, приземлённую, и рванул первым поездом в глубинку, к морю. Он спрятал за чёлкой уставшие глаза, слегка помассировал виски и понял, что следовало уехать ещё на прошлой неделе, но чёртовы натурщики совершенно не хотели отзваниваться ему. Благо, Сан не гордый, сам их нашёл. И по мозгам дал, потому что нельзя нервировать художника, на которого работаешь — можешь и денег заработанных лишиться.

В большом рюкзаке молодого мужчины поместилось всё то, что надо было взять с собой: одноместная палатка со спальником, кое-какие продукты, газовая плитка и посуда на одного человека. Но художник был бы не художником, если бы не захватил альбом для рисования и разные для этого принадлежности. Хотелось, конечно, холст тоже взять, но он бы банально не поместился. А так наделает скетчей, морально отдохнёт и снова в рутину, в рутину!

Поезда в ту глухую местность ходили редко, ехали медленно. Сан наблюдал за медленно катящимся к горизонту шаром солнца и прижимал к себе рюкзак. Никого поблизости не было — никто не хотел в будний день вырваться из пыльного города и поехать к морю, немного расслабиться и отдохнуть. Казалось, что от несменяемого пейзажа за окном Сан заснул; очнулся он только на подъезде к станции, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Потирая глаза, он сошёл на платформу, а потом направился по гравийной дорожке прочь. Надо было найти место для ночлега и, соответственно, расположить вещи.

Сумерки были спокойными. В лесу просыпались ночные птицы, попеременно чирикая между собой. Спокойствие окутало ветки, заставляло глаза слипаться, но до уютного пляжа с горячим песком надо было пройти ещё совсем немного. Потом можно будет насладиться тишиной. Сейчас надо найти место для ночлега.

Как Сан всё же дошёл до тихого пляжа и, собрав палатку, шмыгнул внутрь, расправляя спальник, уже не помнил. Зато всё это отпечатала в своём сознании девушка с яркими глазами, которая неспешно скрылась в кустах.

* * *

Спалось лучше, чем всегда. Мягкий шум волн ласкал уши, бриз слегка обвевал открытые участки кожи, залетая в маленькие щёлки старой палатки. Сан перевернулся на другой бок, устраивая голову удобнее на руке. Сегодняшним утром он знал, что торопиться некуда, а собственно, можно лежать бесконечное количество времени и наслаждаться уединением.

— Сан, это ты приехал? — тихий шёпот разбудил сразу же, и парень подскочил, ударяясь о материю палатки. Этот нежный голос будил получше любого городского будильника. Это была она.

Художник выскочил из палатки, на ходу застёгивая штаны и натягивая рубашку. Мягкий, прохладный после ночи песок приятно ощущался на стопах, и Сан не мог сдержать счастливого взгляда, ведь девушка, которая жила неподалёку, сидела на песке рядом с газовой плиткой и тихонько распаковывала продукты, чтобы что-то сделать на завтрак как и себе, так и самому парню. Сердце глухо забилось в груди — вот чуть припухлое лицо скрылось за тёмными волосами, вот руки легко порвали ненужный пакет. Каждое движение девушки было отслежено, запечатлено в сознании, и Чхве улыбнулся, присаживаясь рядом и застёгивая пуговицы на рубашке.

— Давно не виделись, — шепнул он, протянув руку к волосам, но остановился. В прошлый раз они расстались как-то быстро, как-то некрасиво, и парень не думал, что Суа его простила. Прошло полгода с момента их последний встречи. Чувства изменились? У него — не особо. А ей, судя по виду, практически всё равно.

— Давно, — хоть и пыталась выдержать равнодушие во взгляде и голосе, не получилось — сорвался голос, и Суа откашлялась, принимаясь зажигать плитку. — Почему снова приехал?

Эта нежная девушка, которая побывала в его постели полгода назад, сейчас была с ним совершенно другой. Сан присмотрелся — нет, кольца на пальце не было, да и рановато ей для замужества. Хотя, он не знал, везде ли в Южной Корее выскакивают замуж поздно. Девушке девятнадцать, в принципе, при большом желании она могла охмурить любого парня в округе.

— Ты приготовишь завтрак? — спустя две минуты неловкого молчания спросил Сан. Море перестало казаться настолько безмятежным, каким было несколько минут назад. Казалось, скоро соберутся тучи и развеют всё спокойствие, прольют дождь, а парочке придётся прятаться в одноместной палатке. — И... как ты после всего этого?

Они знали, о чём говорили, хотя постороннему человеку их разговор покажется полнейшим бредом. Но Суа поняла, что Сан имеет в виду, поэтому сжала в руках металлические палочки. Как она? Отвратительно. На душе кошки скребут. Конечно же, она не скажет этих замечательных эпитетов парню, которому однажды поверила, который сказал ей, что не сделает больно и никогда не покинет. Но наутро постель с его стороны была холодной, а сейчас, именно сегодня, девушка банально переступала через себя, находясь рядом с Чхве Саном.

— Если я скажу, что я нормально себя чувствую, то ты мне поверишь? — лёгкое поматывание головой из стороны в сторону. Не поверит.

Они молчали, сидя на песке и слушая тихую музыку волн. Им требовался один-единственный разговор, чтобы понять ближнего. И кажется, прямо сейчас внутренне они рвались друг к другу, но не могли вымолвить ни слова — повисла некая неловкая пауза, которую хотелось развеять, но тогда станет более неловко, чем было до этого.

— Приятного аппетита, — ели без особого аппетита, хоть оба были голодны — Сан со званного ужина ничего не ел, девушка ускользнула из дома ещё до завтрака и знала, что прямо сейчас её старик-отец волновался, вынося сети на чистый морской воздух и не видя дочь в окрестностях пляжа.

Суа ушла достаточно тихо, поселив в душе художника тёмные тучи. С одной стороны, он хотел её видеть. Но с другой... Сан научился дышать без Чон Суа. Научился быть без неё. А тут одна лишь встреча перевернула в нём всё, весь его мир был взбудоражен. Хоть соскребай остатки смелости с души и беги за этой девушкой в лёгком летнем платье. Но почему-то ком в горле останавливал, не давал ничего сделать.

Может, так оно и надо?..

Второй раз девушка пришла под вечер, когда Сан рисовал на белой бумаге заходящее солнце над морем, чаек, летающих над водной гладью. Суа принесла в корзинке пару бутылок деревенского молока, которое её отец закупал у молочницы, и свежие фрукты. Она знала, что у парня, сидящего на тёплом песке и занимающегося рисованием, с собой полно еды, но ей нужен был повод, чтобы прийти. Малюсенький, немного очевидный повод. Она хотела заботиться об этом молодом человеке, хотела, чтобы он был сыт и ни в чём не нуждался. Она не учла одного — они из двух разных миров, в его мире она — бедная нищенка, а в её мире он — богач, который не знает, куда сунуть деньги. И её забота, в принципе, в его мире никому не нужна.

Но хоть раз, один раз в жизни хотелось отбросить все эти ненужные маски, быть двумя обычными людьми, которых как-то связали чувства, вспоминающиеся сейчас с лёгким стыдом. Суа было стыдно. Неимоверно стыдно. В ту самую ночь она впервые доверилась мужчине, неловко снимала с себя одежду и позволяла его поцелуям гореть на своей коже. Он перебирал её волосы, громко молчал о том, что нуждается в женщине. Суа это поняла тогда. Именно в тот момент ей было неловко, но наутро был только стыд. Стыд и печаль, бьющая своими плетьми по тонкой молочной коже.

— Привет? — она осторожно опустилась рядом. В ушах заложило, даже крики чаек не были слышны, только кровь шумела. — Я тут принесла кое-что...

Сан смотрел на девушку, которая смущённо перебирала юбку, поставив рядом с ним корзину. Она была такой нежной, такой милой, так хотелось её тронуть, обнять, подержать на руках, но одновременно хотелось отскочить, как от огня. От неё веяло живительным теплом, которое могло согреть его, которое помогло бы избавиться от извечного стресса. Но он не пользовался этим теплом, нет. Боялся поранить её и самому пораниться.

— Спасибо.

Они говорили друг с другом посредством взглядов. Глаза вправо — их руки соприкасаются. Глаза влево — их тянет друг к другу. Преодолеть влечение невозможно, только не сейчас, не сегодня. Песок слишком горячий, запутался в тёмных волосах и облепил каждую клеточку кожи, когда губы, так тосковавшие друг по другу, осторожно соприкоснулись. Как бы неловко не было, как бы со стыдом не горели щёки, Суа целовала парня и глотала слёзы. Соскучилась. Очень соскучилась, даже несмотря на всю ту боль, что Сан принёс ей.

Он тогда просто оставил записку со словами «Прости, я не хотел». Не хотел? А его стоны, его движения говорили совершенно о противоположном. Поцелуи, клеймом тогда горящие на коже, натужно кричали о желании парня. А эти простые слова «я не хотел» больно задели женскую гордость. Сейчас эта самая гордость возмущённо вопила где-то на дне тела девушки, но ей было плевать, пусть любимые губы целуют её уста, путь потом она будет страдать, но урвёт частичку своего личного счастья.

— Ты меня простила? — долгого, такого ожидаемого кивка не было. Не особо простила. Не особо забыла. Слишком больно сделал. — Прости меня, прошу, Суа.

«Я не достоин тебя».
«Лучше бы я не возвращался».
«Прости меня».

В его голове было слишком много мыслей, которые так хотелось сказать, но Сан не мог — будто язык проглотил. А Суа будто понимала его — чуть поджала розоватые губы и прикрыла глаза. Хотелось снова его поцеловать.

«Я прощаю».
«Прощаю, хоть ты принёс мне много боли».
«Прощаю, хоть сомневаюсь, что забуду обиду».

Сомневалась, что забудет все те слова любви, ту самую ночь, а потом, как следствие, разговор с отцом, когда он сказал, что не потерпит, если его незамужняя дочка принесёт в подоле. Он просто заметил кровь на простыне, когда Суа вручную и быстро стирала её. Тогда было стыдно: краснела, смотря в глаза родного отца, который вырастил её в одиночку, научил рыбачить и держать хозяйство. Они же отщепенцы от остальной деревни, буквально изгои — домик на отшибе, на пляже, среди песка и воды. А тут появился незнакомец в палатке, поселился рядом. Конечно же, глупышка к нему ходила. Конечно же, он её потихонечку, помаленьку приручал: именно у него была распита первая бутылка недешёвого алкоголя, которого Суа в жизни ни разу не видела, именно с ним был первый поцелуй, первый опыт. Он жил здесь две недели, а потом, получив тело девушки, будто от огня убежал.

И снова вернулся.

Сан и Суа будто слышали мысли друг друга. Один стыдливо опустил глаза, другая — пропустила песок сквозь пальцы и вздохнула. Он уплыл, как время, которое они провели раздельно друг от друга. Суа не смогла больше выдержать и минуты рядом с художником — подхватив лёгкую юбку летнего платья, убежала, оставляя на песке следы босых ног, которые тотчас же слизало море. Чхве смотрел ей вслед. Улавливал каждое движение длинных незаплетённых волос. Смотрел, как лямка спала с острого плеча. Опустил голову. Море продолжало лизать его ступни. Карандаш продолжал лежать на песке.

Первые слёзы покинули глаза девушки только тогда, когда она скрылась за деревом. Пробудила старые чувства, вскрыла их острым лезвием. Невозможно было так быстро и так пылко влюбиться в человека. А Сан, сжимая карандаш до побеления пальцев, перевернул альбомный лист. Кто как выплёскивает свою боль: кто через слёзы, кто через членовредительство, а художник рисовал её. Всё её тело, отпечатавшееся фотокарточкой в его голове. Её волосы, вихрями следующие за тонкой спиной.

Сам не заметил, как первые капли слёз упали на скетч, размазывая карандаш. Пытался не обращать внимания на боль, которая рвала изнутри. Но потом его скрутило. Карандаш упал на песок, и более сильная волна обмыла его вместе с шортами Сана.

В душе, как и на море, началась буря.

* * *

Изюминкой коллекции Чхве Сана считалась картина, которую он никому не продавал. Сколько бы за неё не отдавали, сколько бы ценителей искусства в один голос не заявляли, что это шедевр. Девушка, изображённая на огромной картине спиной к зрителям, была невероятно живо передана художником. Она стремительно убегала от зрителя, будто не в силах сдерживаться, её кулачки сжимались. Со спины она была прекрасна.

Сам художник утверждал, что эта девушка была прекрасна и изнутри.

Они никогда больше не встретились. Всё осталось там, на том пляже: все слова, которые они сказали и не сказали, слёзы, которые они не смогли сдержать. Они остались в памяти друг друга: оба сломленные, с печальными большими глазами. Знали — вскоре станут воспоминаниями, просто моментами, которые иголками для бисера колют сердце.

Сан писал портрет Суа целую неделю, практически не прерываясь. Он не спал, не ел, а если и ел, то урывками, промелькнула даже шальная мысль начать есть краски, как Ван Гог, только у него случай совсем другой. Когда картина была закончена, Чхве упал на колени перед мольбертом, сжимая в руках кисть. Больно. Слишком больно. Слишком больно вспоминать это разочарование в глазах, эти всхлипы, которые он слышал из-за эха, слишком тяжело вспоминать то, как он сам сорвался, потерял в море карандаш и размазал набросок.

Но самая сильная боль пришла тогда, когда по новостям раструбили о том, что у берега моря, на песке нашли тело молодой девушки. Этой девушкой была Чон Суа. Прекрасная молодая нимфа, которая, казалось, простила, отпустила, но почему-то сломалась внутри, не услышала себя и бросилась в воду. Захлебнулась. Не стала морской пеной, как Русалочка из сказки Ганса Христиана Андерсена, нет, океан выбросил её на берег.

Сан до сих пор не простил себе того, что ушёл, не побежал следом и не утешил. Они бросили друг друга на произвол судьбы. И только их души, невидимо связанные, тогда, в последние секунды их нахождения вместе, говорили с ближним. Чхве просил прощения. Суа простила. Простила, но не пришла в себя. А в итоге не справилась сама с собой.

Портрет будет пронесён через года. Даже тогда, когда Суа, дочь рыбака, забудут, портрет незнакомки на пляже не будет забыт. Сан позаботится об этом. Ведь он никогда не забудет эту девушку.