3.контакты-пару нажатий
Проснулся я рано, как-то по-деревенски рано — солнце ещё толком не успело подняться, а за окном уже светило так, будто день давно начался. Повернулся на другой бок, прикрыл глаза, но сна уже не было. В голове шумело что-то тяжёлое, незакрытое, как папина комната в больнице — вроде всё под контролем, а всё равно тревожно.
Вышел на кухню босиком, тепло от досок приятно ударило по пяткам. На кухне уже хлопотала бабушка — в светлой косынке, с резкими, быстрыми движениями, как будто ночь вовсе и не наступала.
— Ой, ужо проснулся? Я думала, маладыя люди до обеда спят, а ты уже тут такой рано.
— Привык рано, — пожал я плечами, присаживаясь за стол. — Доброе утро, бабуль.
— Доброй раніцы, унук. Я тебе яичницу сделала, колбаску поджарила, ещё сальца с вяскового дала. Ешь, чтоб силы были, не горел.
Она поставила передо мной тарелку — и правда, как человек. В городе я так не ел… да и времени не было. А тут — всё по-домашнему: горячее, с запахом дерева, с паром над едой и звоном ложки о кружку.
— Что будешь делать сегодня?
— Обещал крышу сарая починить.
— Ой, да дождь скоро пойдёт, если не подремонтируешь — всё пойдёт праліў. Малайчына ты, а вот каб невесту себе знайшоў — вообще б было шчасце.
Я чуть не поперхнулся.
— Бабуль…
— Что? Я уже старая, но очи мои ещё бачаць. Ты хороший парень, только один ходишь. Нядобра это.
— Всё ещё будет, — пробурчал я.
Она только фыркнула и махнула рукой.
— Ну, я ж шучу. Ещё и стеснительный ты мой.
---
К обеду я уже был на крыше сарая. Старые доски, ржавая жесть, какой-то древний молоток, который вечно съезжал с руки. Но странным образом это всё казалось родным. Руки вспоминали, как держать гвозди, как обрывать старую проволоку. В голове — тишина. Ремонт вытаскивает тебя из себя.
Солнце катилась высоко, потом к закату. Я снял рубашку, повязал её на поясе. Пот стекал по спине, пыль въелась в пальцы, как земля в детстве. Иногда слышал, как бабушка хлопотала по двору — и голос её доносился сквозь деревья:
— Во, гляди, какой мой унук — работает, как взрослый! И всё своими руками! Шкада только, что девчонки рядом нет. Поглядел бы кто.
— Бабуль! — крикнул я с крыши. — Не позорь меня!
— Ой, я ж только жартую! Ты ещё и стеснительный, мой.
---
Когда крышу я всё-таки добил, солнце уже касалось горизонта. Я спустился, вытер лоб и сел на скамейку у колодца. Плечи ныли, но было какое-то тихое удовлетворение. Бабушка вынесла компот и кусок пирога — «ты ж худы, як тростка, хоць нешта з’еш».
— Пойду прогуляюсь, — сказал я, отпивая из стакана.
— Ідзі, иди. Всё вокруг своё, доброе. Может, что вспомнишь.
---
Я шёл по знакомым тропкам — между кустами малины, мимо покосившихся заборов, мимо старого колодца, в котором когда-то ловили лягушек. Каждое дерево, каждая калитка были как вспышка: вот тут мы с пацанами прятались от бабки-соседки, вот тут я уронил мяч в крапиву и плакал, а вот этим ручьём мы запускали бумажные кораблики.
Солнце медленно садилось, лучи ложились на траву полосами, будто это не день, а финальные титры фильма.
И вот я вышел к реке.
Пляжик был маленький, почти дикий, заросший по краям травой. Вода играла на волнах, отражая алое небо. А прямо посреди этого пейзажа — старая длинная кладка, которую я помнил с детства. Она была шаткая, скрипучая, но мы любили по ней бегать босиком.
И на самом краю этой кладки сидела девушка.
Спиной ко мне. Волосы — тёмные, почти чёрные, распущенные. Она сидела прямо, но не напряжённо, как будто всё в мире могло пройти мимо, а она — останется. Смотрела на воду. Не двигалась.
Я стоял, не зная, почему не ухожу. Почему не разворачиваюсь. Что-то притягивало. Неведомое, чужое… но родное?
Я шагнул на кладку. Тихо. Она не обернулась. Сел в двух шагах позади. Всё ещё не реагировала.
— Извини, — сказал я негромко. — Можно… рядом?
Она повернулась. Тонкое лицо, бледная кожа, чуть блестящие глаза. Она посмотрела на меня секунду — и кивнула. Без слов. Без улыбки.
Я сел рядом. Тоже смотрел на воду.
— Тепло сегодня, — сказал я.
— Да, — только и ответила она.
Некоторое время мы молчали. Было не неловко. Просто — тишина.
В этот момент я посмотрел на телефон — всплыло сообщение от Риты: «Мы с Пашей уже в самолёте! ✈️» и фото — они сидят рядом, а рука Паши лежит у неё на ноге. Я почувствовал какой-то комок внутри. Беззвучный режим. Ответа не будет.
— Я раньше тут всё лето проводил, — сказал я. — Это место всегда было моим любимым. Тут, кажется, даже время медленнее течёт.
— Я недавно здесь, — ответила она. — Приехала к бабушке. Просто… захотелось тишины.
Я кивнул. Мы словно говорили о чём-то большем, чем просто место.
— Ты из города? — спросил я.
— Да.
— И я. Москва.
— А я — Минск. Точнее, жила там… когда-то.
Мы говорили ни о чём: о деревьях, о реке, о том, как сложно отвыкать от города и привыкать к тишине. Никто не говорил о прошлом. Не о родителях. Не о боли.
И имён мы тоже не назвали.
Когда стемнело окончательно, я сказал:
— Уже поздно. Хочешь, я провожу?
— Давай.
Мы шли вдоль дороги. Рядом. Иногда молча, иногда коротко перебрасываясь словами. Было как-то по-человечески спокойно.
У калитки она остановилась.
— Спасибо за вечер, — сказала она.
— И тебе. Ты… как тебя зовут?
— Саша. А ты?
— Влад.
Мы переглянулись.
— Хочешь… Telegram?
— Давай.
Контакты — пару нажатий. Столько всего может начаться с такой мелочи.
— Спокойной ночи, Влад.
— Спокойной, Саша.
Она скрылась за калиткой. Я ещё секунду смотрел на закрытые ворота, а потом пошёл домой. Внутри будто что-то шевельнулось. Не боль, не тревога. Что-то тёплое. Я не понимал, что это.
Но впервые за долгое время мне не хотелось ставить музыку в наушники, чтобы заглушить мысли.