За сестру
Саундтрек:
Агата Кристи - «Как на войне»
Я постучала в дверь, но ответа не последовало. Тогда я осторожно приоткрыла её и вошла.
На кровати лежала Соня. Она свернулась в клубочек, уткнулась лицом в подушку и тихо плакала. Моё дыхание сжалось, сердце пропустило удар.
«Гори в аду, Турбо».
Я быстро подошла к кровати, присела рядом, осторожно положила руку ей на спину.
- Сонь... Я здесь, - прошептала я.
Она всхлипнула сильнее, плечи затряслись.
- Он... Он... сказал... - рыдания прерывали её слова.
- Тихо, тихо, - я гладила её по спине. - Скажи спокойно.
Она приподнялась, вытерла ладонью лицо и дрожащим голосом выдавила:
- Он... ночью... сказал, что я ему... нравлюсь. Что... думал обо мне... Но сейчас... сказал, что это ошибка.
Волосы на затылке встали дыбом. Меня накрыла волна ярости, и сердце начало биться по-другому - не от страха, а от злости.
- Вот ублюдок, - прошипела я. - Мудак.
Соня всхлипнула, а я заставила себя успокоиться, но внутри всё жгло.
- Я рядом, слышишь? - я обняла её. - Не позволяй ему так с собой поступать. Он - идиот. А ты у меня самая лучшая.
Она кивнула, но слёзы не кончались.
–Ну ты чего, где моя грозная Бабочка? - шептала я. – Сонь, не позволяй ему доводить тебя до такого. Он же не сильнее тебя, правда? - крепче прижала её к себе.
– Правда! — на её губах пробежала хмыкнувшая улыбка - и в этот миг мне стало легче.
– Вот, молодец, – рассмеялась я, отстраняясь. – Пусть идёт нахуй.
– Я сейчас вернусь, –улыбнулась я, вставая с кровати.
– Саша... Не надо... – прошептала Соня, но я уже пошла.
– Надо, Сонь. Надо.
Я выскочила в зал и увидела Турбо, который как раз вышел с балкона. Сердце подпрыгнуло, и я не сдержалась – удар в скулу, со всей силы.
Он пошатнулся. Кровь на губе блеснула в свете лампы. Я замахнулась ещё, но меня схватил Зима.
– Пусти! – закричала я, вырываясь. – Я ему сейчас мозги выбью!
– Саша, успокойся! – Зима держал меня крепко, но его рука была не руганью - он останавливал, потому что знал, чем всё закончится, если сейчас вспыхнет реальная драка. Турбо стоял с опущенной головой, не сопротивляясь, и, как трус, просто развернулся и ушёл.
***
Дверь за ним хлопнула – и в комнате повисла гробовая тишина. Я ещё минуту пыхтела, в горле всё горело, а потом заметила, как изменились лица братьев.
Марат сидел на диване с широко раскрытыми глазами, его губы дрожали от неусвоенной злости. Вова молча встал с кресла, плечи его подрагивали так, что я поняла: это не просто раздражение. Вова контролировал каждый мускул – а это значило, что внутри всё очень серьёзно. Зима оперся на косяк двери, пальцы сомкнуты в опасном ожидании.
– Пусти меня, Зима! – ещё раз завопила я, и в голосе моём был настоящий шрам.
– Ты ему уже сказала кулаком, – сухо напомнил Зима, ослабляя хватку по чуть-чуть.
– Я ему ещё не всё сказала! – выдохнула я.
Марат наконец опомнился, вскочил и начал ходить по комнате, как зверёк в клетке:
– Ты... ты это видел?! – выдавил он. – Она могла его просто вырубить!
- Могла, - хмыкнул Вова, но в его голосе не было насмешки - скорее поддержка, которую он сдерживал, как будто пил яд.
Вова посмотрел на меня коротко и уголком губ улыбнулся. Этой улыбкой он сказал больше, чем любые слова: «Молодец».
- Молодец, Сашка, - подтвердил он, мягко.
Я вытерла лоб рукой и фыркнула:
- Я его ещё при встрече добью, - заявила я.
- Саш,ты так станешь старшей в Универсаме, - усмехнулся Зима, но глаза его были напряжены.
- Плевать, - ответила я, но в груди всё ещё бурлило. Потом мы все замолчали - потому что каждый из нас слышал один и тот же стук: стук тревоги за Соню.
Вова нахмурился и переключился на практическое:
- Ты же с ним говорил, Зима? - спросил он тихо.
Зима кивнул, тяжело вздохнул и рассказал, как видел Турбо на балконе - стеклянные глаза, слова о том, что он «дебил», признания, а потом - «да, это была ошибка». Когда он произнёс это, все в комнате словно вместе вдохнули и разом опустили.
- Он испугался, - сухо произнёс Марат, презрительно скривив губы. - Турбо? Испугался? Да не смешите.
- Он не похож на того, кто сдаётся, - заметил Вова, - но когда он сдаётся - хватает, чтобы навредить.
- Он сказал, что это проще, - доложил Зима. - Что так ему легче.
Я вздохнула, но сердцем чувствовала, что это «проще» - только видимость порядка. Вова посмотрел на меня долгим, неудобным взглядом, и я поняла: для них это не просто «он ошибся». Это удар по их дому, по сестре.
Мы подошли к двери спальни. Вова постучал тихо. За дверью - приглушённые всхлипы. Никто не сказал «войдём», но все уже знали, что войдут.
Дверь открылась, и сердце у всех сжалось: Соня, свернувшись клубочком, лица в подушке. Её плечи дрожали так хрупко, что хотелось разбить мир, чтобы защитить её.
Я села рядом, взяла её за руку. Вова сел на край кровати и на секунду закрыл глаза - этот жест был громче всех слов: он выдержит всё ради неё.
- Ох, Бабочка... - прошептала я, и голос мой расползался от бессилия.
Вова не стал громко говорить. Он просто обнял её, и в этом объятии было спокойствие, как наркоз для боли. Его рука на её плече крепко держала, будто говорил: «Я тут».
Марат опустился на колени у изножья; его маленькая, горячая ярость была готова вырваться наружу. Зима стоял в дверном проёме как дозорный: холодный, бдительный, с рукой на ремне - готовый в любую секунду стать первой линией.
- Почему он так сделал? - прошептала Соня в пустоту.
- Потому что он дурак, - ответила я, но слышала, как Вова проглотил это слово и сказал мягче:
- Он сам ещё не разобрался в себе. Но это не оправдание. Мы с тобой, Сонь. Всегда.
Соня глянула на него - и в её взгляде впервые мелькнула признательная искра. Она сжала мою руку, как будто проверяя реальность поддержки.
Марат, заметив как дрожит Соня, сделал шаг вперёд:
- Он ничего не сделает, пока я живу. Если попытается - я его сломаю. Поняла?
- Я бы на твоём месте не стал, - мрачно добавил Зима.
Вова тихо усмехнулся, и в этом усмешке было обещание - обещание протектора, которое накатывало на воздух как уверенный гром:
- Никто не посмеет. Я не позволю.
Саша поджала губы и, чувствуя поддержку, улыбнулась сквозь слёзы. Соня дышала медленнее, её тело начало отпускать напряжение. Маленький праздник - но такой важный.
- Пойдёмте, - вдруг сказал Вова, вставая. - Отвлечём её, сделаем так, как нужно. А потом - с Турбо разберёмся.
Мы все встали. Марат бросил последнее напоминание Трусу в воздух: «Если он появится - я первым!», а Зима бросил взгляд в сторону двери, как будто готовил ловушку.
Соня, наконец, позволила себе хрипло улыбнуться:
- Спасибо... - прошептала она.
- За что? - спросила я.
- За то, что вы рядом, - прошептала она, и в её голосе слышался новый стержень - слабый, но решительный.
- Вот и славно, - Вова положил руку ей на голову, как отец и брат в одном лице. - Ну всё - в зал, смотреть мультики. И да, если Турбо дойдёт до Сони - он узнает, что значит покой для него закончился.
Я оделась в свою роль - та, что бьёт первым, но защищает всегда. Марат бурчал, Зима хмыкал, Вова - тихо, уверенно командовал. И в этом доме снова установилось что-то важное: мы - одна команда. И Турбо только убедился, что, делая больно Соне, он разбудил в нас зверя.
***
Я шёл, не разбирая дороги. В висках стучало, словно внутри забили молотки, а перед глазами всё плыло. Холодный январский воздух обжигал горло с каждым вдохом, но даже он не мог вытолкнуть из головы мысль: я мудак.
Что я ей сказал? "Забудь"? Серьёзно? После всех этих слов, после этой ночи, когда я, пусть и пьяный, наконец-то сорвал с себя эту чёртову маску и признался? А она... Она смотрела на меня так, будто я для неё больше, чем просто какой-то «придурок из Универсама». А я что сделал? Просто взял и отмахнулся, словно это всё была ошибка.
Мудак.
Я замедлил шаг и выдохнул, сжав кулаки. В памяти всплыло лицо Белобрысой - её глаза, полные обиды и непонимания, когда я молча кивнул на её слова. Я видел, как она побледнела, как дрогнули губы, как она развернулась и ушла, громко хлопнув дверью.
От воспоминания стало так мерзко, что я хотел засунуть голову в снег, чтобы хоть на секунду заморозить эту боль. Но вместо этого просто развернулся и пошёл дальше. Ноги сами вели меня по привычным дворам. Я даже не заметил, как оказался перед подъездом, где жила Лиля.
Я стоял перед дверью, не решаясь постучать. Но всё же поднял руку и трижды ударил костяшками по дереву.
Спустя пару секунд дверь распахнулась. Лиля, ещё растрёпанная после сна, прищурилась, глядя на меня.
- Ого... Турбо? - Лиля распахнула дверь, растерянная и настороженная одновременно. - Ты чего?
- Водка есть? - выдавил я, и она впустила без вопросов.
На кухне я плюхнулся на табурет. Рюмка за рюмкой - и слова сами полезли наружу. Я рассказывал ей про Белобрысую. Про балкон, про то, что сказал «забудь», про то, как она ушла, хлопнув дверью. Я говорил сумбурно, иногда путая фразы, но выплёвывал всё, что застряло внутри.
- Ты, конечно, да... - протянула Лиля, разливая ещё. - Не думала, что какая-то девчонка так тебя сломает.
- Она не «какая-то », - глухо отозвался я,сжимая стакан.
Я выпил, выдохнул и вдруг поднялся. В груди клокотало, будто от злости на самого себя. Я шагнул к Лиле, схватил её за плечи и резко поцеловал. Поцелуй вышел грубым, будто я злился, что делаю это, но уже не мог остановиться. В нём было всё - злость, боль, отчаяние.
Лиля дернулась, но не оттолкнула,она подалась в мои руки. А дальше всё пошло как по инерции. Мы оба не стали говорить - просто позволили случиться тому, что должно было.
***
Когда открыл глаза - было темно, только городские фонари режут щель на потолке. Лиля лежала рядом, смотрела с едва заметной ухмылкой.
- Ну что, герой, полегчало? - прозвучало насмешливо.
- Хотя чего я спрашиваю - ты ж и тут о своей Белобрысой думал, да? - добавила она колко. - Даже со мной - всё равно она у тебя в голове.
Я натягивал штаны, не слушая её.
Она натянула на себя простыню, щурясь в мою сторону:
- Ты даже взгляда нормального не кинул... как будто я пустое место
Я натягивал свитер, не глядя на неё:
- А что ты хотела? Чтобы я тебя ебал и смотрел на тебя влюблёнными глазами?
- Хоть бы спасибо сказал, - зло хмыкнула она. - Я ведь рядом, когда всем остальным на тебя плевать.
- Не путай. Я к тебе не за чувствами пришёл. Ты - способ выкинуть из головы то, что гложет. И всё.
- Ты такой критин! Ей лапшу на уши навешал, про любовь,а потом в кусты, теперь ко мне приполз, а сам... сопли разводишь.
Я шагнул ближе, голос стал холодным:
- Рот прикрой. Не тебе судить, - выдавил я.
Её ухмылка сползла. Она прошипела что-то вроде «ты мудак», но уже не с той смелостью.
- Ты это знала, когда дверь открывала, - отрезал я и вышел к двери. - Спасибо за водку, - бросил через плечо.
Она крикнула вслед тихо, почти жалобно: - Турбо... хоть раз останься.
Я не ответил. Закрыл за собой дверь и выдохнул.
Подъезд встретил сыростью и холодом. Ступеньки под ногами гулко отдавались, пока я спускался вниз. На улице в лицо ударил ледяной воздух, но легче не стало.
Шёл и думал: да, я мудак. Снова. Вместо того чтобы бороться за то, что действительно важно, спрятался за злость и чужое тело. Унизил её, себя, всё, во что мог бы верить.
Всегда так. Ломаю всё, к чему прикасаюсь.
Внутри было пусто, мерзко. Хотелось вырвать из башки этот момент, стереть, будто его не было. Но он был.
Белобрысая... если узнаешь - возненавидишь. А я и так уже себя ненавижу.
***
Я не помню, сколько времени прошло, пока я добрался до качалки. Сначала ноги двигались на автомате, потом перестали слушаться, и я пару раз едва не упал. Но упрямство оказалось сильнее - я должен был туда прийти.
Проклятый холод разъедал кожу, но в какой-то момент стало даже легче. Алкоголь выветривался вместе с остатками злости на себя, оставляя лишь глухое, мучительное чувство вины.
Когда я наконец подошёл к двери качалки, пальцы еле нащупали ручку. Я дёрнул дверь на себя, и скрип петель разнёсся по пустой улице. В нос ударил запах металла, пыли и ещё чего-то знакомого - смесь, от которой обычно становилось легче. Но сейчас стало только хуже.
В зале никого не было, лишь на дальней штанге болтались ржавые диски, словно напоминание о том, что здесь привыкли оставлять злость. Я уже собирался пройти дальше, но вдруг услышал голоса из соседней комнаты.
- Серьёзно, Адидас, ты видел его рожу, когда Соня ушла? Я таких лиц давно не наблюдал, - голос Зимы.
- Да видел я, - раздражённо бросил другой голос. Узнаваемый. Вова. - Но мне плевать. Если он снова её обидит - пусть, я за себя не отвечаю.
Сжал челюсти и шагнул внутрь. Как только пересёк порог, разговоры стихли. Вова сидел, сложил руки, взгляд прикован ко мне. Марат хмурился, Зима оперся на стену и приподнял бровь.
Я почувствовал, что что-то видно на шее - тепло от поцелуя, и именно это первым заметил Вова, но виду не подал. Его лицо оставалось каменным.
- Ну здравствуй, - протянул старший. - Смотри-ка, живой.
Я кивнул. Слово застряло в горле.
- Где ты был? - Вова спокойно спросил, но в голосе была стальная нота.
- Дома, - ответил я, коротко. Врал. Плохая идея.
Вова фыркнул и не поверил:
- Не ври мне.
И в этот момент у меня сдали нервы - всё вывалилось наружу: и про Соню, и как я сказал «забудь», и как ушла, и как я пришёл к Лиле, и про поцелуй. Слова ломались и летели, как стекло.
Вова молчал, слушал, глаза его сжимались всё сильнее. Потом резко вскочил и - удар. Кулак, чёткий, болезненный. Я успел почувствовать только резкую боль по щеке и жгучее стыдливое горение.
- За сестру, - холодно выдавил он. - Сестру я тебе не прощу. Ни сейчас, ни потом.
Марат обнажил ненависть в глазах, Зима сжал кулаки. Я держал боль на щеке и смотрел в пол.
- Я не хотел ... - начал я, но слова тонко теряли силу.
- Хватит, - отрезал Вова. - Проспись. Приведи себя в порядок. И не подходи к ней пока не поймёшь, что творится в твоих мозгах.
- И да,завтра либо не приходи,либо одень что-то, что спрячет это. - Старший указал на шею с отвращением.
Он вышел, оставив меня в полумраке. Я стоял, сжимая кулаки до побелевших костяшек, и думал о том, как всё испортил.
Я найду способ всё исправить.
Даже если для этого мне придётся перевернуть весь этот чёртов мир...
Продолжение следует...
Прошу звёздочек,вам не сложно, мне приятно 🙏🏻