Избранница Джинна

Я медленно открыла глаза, и первое, что ощутила - холод. Ледяной, пронизывающий до костей, будто я лежала не на полу, а на поверхности замерзшего озера.

Передо мной встали две фигуры - Дрим и Веспер, склонившие головы в неестественном, почти ритуальном поклоне. Их спины были напряжены, пальцы сжаты в кулаки. В воздухе витал густой запах старой бумаги, благовоний и чего-то металлического- как будто мы находились в самом сердце древней библиотеки, пропитанной магией.

Я попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Только тогда я заметила:
Пол подо мной был не деревянным, а мраморным, исписанный серебряными рунами. Стены вокруг нас не существовало - лишь бесконечный свет, усеянная мерцающими точками, словно мы оказались среди звезд. Тишина давила на уши, будто кто-то выкачал весь звук из пространства.

- Не поднимай голову, - прошептал Дрим, его голос дрожал. - Они ещё не дали разрешения.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Кто "они"?

Веспер, не меняя позы, едва слышно процедил:
- Я вообще не могу понять каким боком я тут.

Но прежде чем я успела ответить, свет перед нами сдвинулась.

Из неё вышли три фигуры в струящихся одеждах, сотканных из теней и лунного света. Их лица были скрыты капюшонами, но я знала- они смотрят на нас.

- Мирослава, - голос Старейшины прорезал моё сознание, как раскалённый клинок. - Ты нарушила Правило, Часть 3, Пункт 12. Разглашение существования джиннов смертным.

Мои ладони вспотели, сжимая холодный мрамор пола. Где-то рядом Дрим напрягся, его дыхание стало прерывистым.

- Более того,- продолжил второй Старейшина, и его слова падали, как камни, - Из-за твоих действий джин оказался в смертельной опасности.

Дрим резко поднял голову, нарушая протокол:
- Я понесу наказание вместо неё! Она не виновата!

Третий Старейшина сделал шаг вперёд. Его капюшон слегка сдвинулся, и я увидела молодого человека ...
- Замолчи.- Его шёпот парализовал Дрима лучше любых пут. - Ты и так переступил все границы. Любовь между человеком и джином... - он сделал паузу, и в тишине зазвенел мой кулон, - недопустима.

Веспер, до этого молчавший, вдруг хрипло рассмеялся:
- Ну конечно. Потому что ваши древние правила важнее пять веков его службы!

Первый Старейшина повернулся к нему, и воздух затрещал от напряжения:
- Ты следующий на очереди, Веспер. Не искушай судьбу.

Свет в зале суда Старейшин дрогнул, когда Дрим выпрямился во весь рост. Его голос, обычно глубокий и мягкий, теперь звучал с металлической чёткостью опытного оратора:

- Ваше Светлейшество, - он сделал шаг вперед, -Есть юридический нюанс, который вы упускаете. Согласно Кодексу Джиннов, статья 7, пункт 4...

Воздух затрещал, когда перед ним материализовался древний свиток с пылающими буквами. Дрим провел пальцем по строчкам, и они вспыхнули золотым:

- "Если сосуд переходит к новому владельцу посредством кражи или насилия, а исходный договор был заключён под ложными предпосылками, или со злым умыслом - такой контракт подлежит немедленному аннулированию в течение 12 часов".

Третий Старейшина наклонился вперед, его безликий капюшон исказился, словно кто-то натянул ткань изнутри:

- И что?

Дрим ухмыльнулся - той самой ухмылкой, которая всегда предвещала неприятности:

- Мия украла сосуд. Значит, её желания - юридический мусор. А три автоматически исполненных желаний Мирославы... - он повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнула знакомая искра, - Должны вернуться к первоначальному заказчику. То есть - к ней. Полностью. Без условий.

Тишина повисла натянутой струной. Даже Веспер замер, его брови поползли вверх.

Первый Старейшина медленно скрестил руки:

- Ты забываешь, джин, не смотря на все это, она нарушена статью о неразглашении и подвергла Джина опасности.

- А вот статья 12! - Дрим щёлкнул пальцами, и новый свиток развернулся с громким хлопком. - "Если смертный спасает джинна от гибели или вечного заточения - все ограничения на контакт снимаются". Он резко указал на меня: Она спасла меня от Мии. От рабства. Значит - имеет права, решить что делать со мной.

Второй Старейшина вдруг издал звук, похожий на скрип старых пергаментов - возможно, смех:

- Нагло. Но... юридически безупречно.

Веспер, до этого молчавший, вдруг встряхнул головой:

- Погодите. Значит, если они сейчас... - он махнул рукой между мной и Дримом, - Это больше не "недопустимая связь"??

Третий Старейшина поднял руку, и пространство взорвалось золотым светом. Когда я смогла снова открыть глаза, перед нами висел новый договор - с тремя знакомыми пустыми строками для желаний.

- Контракт восстановлен,- прозвучало эхом. - Но помни, Мирослава - теперь ты связана с ним не просто словами. Ты стала частью мира, где правила пишутся кровью и звёздной пылью.

Дрим осторожно взял мою руку. Его пальцы были тёплыми.

- Ну что,- прошептал он, -Ваше желание госпожа.

А Веспер закатил глаза и громко прошептал:
- Только, ради всех духов, не загадывай "хочу, чтобы он был счастлив". Это самое противное желание для исполнения.

Тишина в зале суда стала абсолютной. Даже мерцающие звёзды в капюшонах Старейшин застыли, когда мои слова повисли в воздухе:

- Я желаю, чтобы Дримераль был человеком

Наступила секунда оцепенения. Затем -

Старейшины рассмеялись.

Это был звук, от которого по коже побежали ледяные мурашки - будто сотни старых книг внезапно зашелестели страницами одновременно. Их смех не имел ничего общего с человеческим; он вибрировал в костях, как землетрясение.

- Более глупого желания мы не слышали за последнее тысячелетие - прошипел центральный Старейшина.

И в ту же секунду я рухнула на ледяной пол, который внезапно стал прозрачным - под ним простиралась бездна, усеянная миллионами светящихся нитей. Мое сознание меня покинуло.

Солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель в шторах, резал глаза как лезвие. Я вжалась в подушку, пытаясь заглушить пульсацию в висках. Во рту пересохло так, будто я жевала песок, а в груди тяжело билось сердце, отдаваясь эхом в раскалённом черепе.

- Это не сон... Не сон... - прошептала я, впиваясь ногтями в ладонь. Боль подтвердила: реальность.

Телефон на тумбочке взорвался вибрацией. Гулкий звонок заставил вздрогнуть.

- Слушаю... - голос звучал чужим, осипшим от напряжения.

- Мирослава, ты сегодня на работу собираешься? - в трубке шипело, но я узнала голос секретарши Маргариты. - Директор в ярости. Все совещание перенесли из-за тебя.

- Работа? Но я же... меня... - язык заплетался. В памяти всплывали обрывки: золотые глаза Дрима, свитки Старейшин, его рука, растворяющаяся в воздухе...

- Хватит болтать! - рявкнул в трубку мужской бас. - Через полчаса в кабинете. Или ты уволена!

Гудки. Ладонь дрожала, сжимая телефон. Я метнулась к зеркалу - лицо было бледным, под глазами синяки от бессонницы, а на шее... Так же висел кулон подариный Дримом. Единственное подтверждение тому что все было правдой.

- Вчера был суд... Желание... Он должен был стать человеком... - бормотала я, натягивая платье. Память уплывала, как дым. Остались только обрывки: его имя, смех Веспера, холодный пол зала Старейшин...

Такси мчалось по знакомым улицам, но всё казалось чужим.

- Наконец-то явилась! - Директор швырнул на стол папку, от которой взметнулось облако пыли. - Отчеты за квартал! Сейчас же!

- А где... Мия? - спросила я, цепляясь за единственное знакомое имя.

Он замер, медленно оборачиваясь. Его лицо исказилось, будто я произнесла ругательство:

- Какую ещё Мию? - он ударил кулаком по столу, заставив вздрогнуть фикус в углу. - Хватит нести бред! Никакой Мии здесь нет! Никогда не было!

Дверь захлопнулась за мной, эхо ударилось о стены пустой квартиры. Я прислонилась к косяку, ощущая, как холодный ветер из открытого окна ползёт по спине, будто чьи-то невидимые пальцы. В голове гудело, как после долгого полёта, а вопросы кружились роем:
Куда исчез Дрим? Почему все забыли Мию?

Прошло полгода.
Шесть месяцев пустых оконных проёмов, где не мелькала тень с золотистыми глазами. Шесть месяцев фраз: «С кем ты хотела меня познакомить?» от бабушки, «Мия? Не придумывай!»от коллег. Шесть месяцев тиканья часов, отсчитывающих время, которое больше не имело смысла.

Кулон на шее стал моей печатью памяти. Я носила его, как клятву - холодный металл жёг кожу, напоминая о каждой детали: его смехе, звучавшем как шёпот ветра в листве, о том, как он поправлял мои волосы, когда я злилась.

Осень выкрасила город в рыжие тона. Листья падали спиралями, цепляясь за одежду, словно прощальные письма. Я шла к озеру, где всё началось - туда, где он вложил кулон в мою ладонь, сказав: «Это луна будет нашим обещанием, И свидетельницей.».

Вода лежала передо мной чёрным зеркалом, в котором отражались обнажённые ветви деревьев, словно кривые пальцы, цепляющиеся за лоскуты туманного неба. Я опустилась на промёрзший берег, машинально сунув руку в ледяную пучину. Холод обжёг кожу, пополз вверх по венам, сливаясь с внутренним оцепенением. Казалось, сама смерть шепталась в этой воде, обвивая запястье костлявыми пальцами.

- Ты заболеешь, глупышка... - знакомый голос прозвучал за спиной так близко, что мурашки побежали по спине. Не голос - эхо из забытого кошмара.

Я вскочила рывком, едва не поскользнувшись на обледеневшем камне. Сердце колотилось так, будто рвалось вырваться из груди. Поворачиваясь, я уже знала, что увижу - но мозг отказывался верить. Воздух сгустился, запахнувшись ароматом дыма и осенней листвой, а время замедлилось, словно густой мёд.

Голос сорвался на прерывистый шёпот, слова путались, цепляясь друг за друга:
- Ты... Как... Где ты был? - Ладони сами потянулись к его лицу, словно проверяя, не мираж ли это.

Его глаза - всё те же карие бездны, но с золотыми искорками в радужке - смотрели так, будто выжгли душу насквозь. Боже, они больше не светились магическим сиянием, но в них всё ещё плясал тот самый озорной огонёк, что когда-то заставлял моё сердце чаще.

- Слишком долго объяснять, - он вдохнул резко, как человек, вынырнувший из бездны, и притянул меня к себе.

Его объятия обожгли больнее пламени. Губы нашли мои с яростью затравленного зверя, с тоской, что копилась месяцами. Поцелуй был не нежностью - признанием, клятвой, мольбой. Тело дрожало не от осеннего холода, а от вихря эмоций: гнева, что он исчез; страха, что снова растает; безумной надежды, что на этот раз - навсегда.

- Ты теперь человек? - голос дрогнул, выдавая смесь надежды и страха. Я впилась взглядом в его лицо, ища привычные искорки магии в глазах, но находила лишь отражение уличного фонаря в карих зрачках.

Он усмехнулся, но в уголках губ запряталась тень боли:
- Формально - да. Хотя старейшины назвали это «исправлением дисбаланса». - Дрим достал из кармана потёртый паспорт, бросив его мне в ладони. - Смотри: кровь первая положительная, прописка, даже ИНН. И мой день рождения 26 июня. Я Настоящий человек

Страницы пахли свежей типографской краской. Фотография - он в строгой рубашке, неестественно прямой, будто манекен. Ни намёка на ту лёгкую асимметрию улыбки, что я помнила.

- А что с... - я проглотила ком в горле, - с силами? С бессмертием?

Ветер сорвал с березы последние листья, закружив их над чёрной водой. Он потянул воротник свитера выше, будто защищаясь не от холода, а от воспоминаний:
- Два месяца на Ледяном Утёсе. Каждую ночь ветер вырезал из меня частицы магии, как скульптор - мрамор. К утру заживало, чтобы к вечеру... - пальцы непроизвольно сжали мой рукав. - Теперь я мёрзну, болею, старею. Как все.

Тень пробежала по его лицу, когда он взглянул на озеро - туда, где раньше рождались миражи из нашего прошлого.

- А Мия... - начала я, но он перебил резким жестом:

- Её больше нет. Вообще. Старейшины не просто стёрли память - они вырезали её из ткани реальности. Теперь её никогда не существовало. Даже в архивных записях. - Он повернул ко мне лицо, и я увидела в его глазах то, чего не было в паспорте - древнюю усталость. - Зато мы свободны. Или... почти.

Его рука нашла мою, пальцы сплелись в замок, тёплые и настоящие. В этом прикосновении не было магии - только дрожь, кровь, жизнь.

- Навеки? - прошептала я, зная, что теперь это слово значит нечто иное.

- Навеки, - он прижал лоб к моему, и в этом жесте была вся его новая хрупкая человечность. - Пока сердце бьётся. Пока клетки помнят.

Где-то вдали завыла сирена, но здесь, у воды, время текло по новым законам - медленно, неумолимо.