Не святые

Шумно вокруг. Очень шумно. Гул машин, гомон людей, тихая музыка. В поместье альф я привыкла к тишине, а сейчас весь этот гам вкручивается в барабанные перепонки, заставляя нервничать. Он приглушает даже цоканье моих каблуков по асфальту, а потом и по мраморной плитке, когда начинаем подниматься по ступеням в галерею. Внутри это огромное помещение, разделенное стеклянными перегородками. На подсвеченных пьедесталах – скульптуры и статуи. И картины на стенах. Множество. Разные. Большие полотна от пола до потолка, и совсем миниатюрные. Старинные и современные. Композиции из проволоки и битого стекла, из пуговиц и гвоздей. Черт, как же красиво... Сами того не понимая, альфы привезли меня туда, где я бы могла с радостью поселиться и рассматривать тут все месяцами.

Саймон придерживает меня рукой за поясницу, пока идем мимо группок альф, всех как на подбор в строгих деловых костюмах и с цепкими холодными взглядами. И омег рядом с ними. Их не так много, но все кажутся холеными и счастливыми. Сверкают улыбками и бриллиантами в ушах и на шеях. Пьют шампанское из бокалов, разряженные в шикарные дорогие платья всевозможных цветов и фасонов. Как яркие бабочки среди стаи злобных волков. И, возможно, я бы тоже могла быть такой же как они. Вот только проблема в том, что мне все их общество противно. Их присутствие ощущается как сладкий приторный запах разлагающейся плоти, который поначалу мозг воспринимает, как нечто приятное, а потом ты понимаешь, что под ним скрывается, и тебя начинает тошнить. Гниющая империя, построенная на крови. И альфы — ее главные тираны.

На нас пялятся. Чувствую липкие изучающие взгляды на себе. Вижу, как перешептываются, стреляя глазами в нашу сторону. Наверное мои уроды раньше не приводили с собой девушек на мероприятия. И это доказывает, что мне все же удалось залезть им под кожу. 

— Детка, — от голоса Саймона прямо над своим ухом вздрагиваю. — Надеюсь, ты будешь хорошей девочкой и не станешь делать глупостей. Ну типа побега или что-то в этом роде.

Выгибаю бровь, смотря на него, как на идиота. Кривит уголок рта в улыбке, проходясь языком по нижней губе, и я качаю головой.

— Конечно стану. Пойду в туалет и вылезу через окно.

Говорю, и Джонни рядом посмеивается, беря с подноса проходящего мимо официанта бокал с вином и подавая его мне. Вот правда, что у них в голове? Пробовать сбежать из здания, в котором полно альф и их охраны, где по периметру на каждом метре свободного пространства стоят вооруженные беты, это конечно надо быть идиоткой еще той. А может подкатить к какому-нибудь чужому альфе и попробовать соблазнить его? Мелькает мысль, и я хихикаю, маскируя нервный смешок тем, что делаю глоток алкоголя, прикрывая рот стеклянным сосудом на тонкой ножке.

— Рад, что ты в настроении, детка. — вижу какую-то мягкую снисходительность во взгляде Райли, когда смотрит на меня сверху вниз.

— Вот и не надо мне его портить. — отвечаю, вздыхая, потому что МакТавиш проходится пальцами по моему позвоночнику, задерживаясь у основания шеи и слегка массируя кожу.

— Мы не будем, кукла.

Хмыкаю скептически на его слова. Но возможно и правда хотят сделать мне хоть что-то приятное, потому что действительно перестают ссориться, и даже не ведут себя, как чертовы собственники, пытаясь закрыть от всего мира. Позволяют пройтись по залу, рассматривая живопись. Держатся рядом, изредка переговариваясь со знакомыми или партнерами по бизнесу. А я погружаюсь в искусство, решив не отвлекаться на то, что меня окружает сборище ублюдков.

В соседнем зале начинается аукцион, и большинство альф переходит туда. Слышу, как ведущий захлебывается восторгом, когда объявляет лоты, и покупатели торгуются, отваливая за них шестизначные суммы. Просто абсурд. Даже на десятую часть этих денег я могла бы безбедно прожить годы, а они не колеблясь отдают их просто за секунды.

Надеюсь, что выручка действительно пойдет на благотворительность, хоть я в этом и сомневаюсь, если честно.

Поскольку Райли с МакТавишем интереса к аукциону не проявляют, мы остаемся в выставочном зале. Как и группа жестких суровых мужчин в дальнем конце помещения с лицами, как у заправских головорезов. Страшные и злобные. И тем страннее видеть среди них милого брюнета с ясной улыбкой и мягкими чертами, которые так и располагают к себе. И еще более странно то, что его кажется слушаются остальные. Говорит что-то тихо и спокойно, и я слышу взрыв смеха — его окружение сразу же реагирует на его шутку с каким-то подобострастием что ли. Приятное лицо становится и вовсе медовым, когда довольно улыбается, поправляя рукава дорогого костюма с неожиданно ярким для такого места пиджаком – красным. Как официант выглядит ей-богу.

Усмехаюсь, и он, словно чувствуя, оборачивается. Смотрит пристально, кивает моим альфам. Отворачивается спиной небрежно, а от их банды отделяется мужик с внешностью гориллы и русыми короткими волосами, направляясь к нам.

— Глава хочет поговорить. — цедит скрипучим голосом, буравя взглядом исподлобья Райли. На меня и не смотрит, как будто я для него пустое место, да и на Кайла, стоящего за моей спиной тоже. — С вами двумя.

Добавляет веско, косясь глазами на Соупа, и последний раздраженно вздыхает.

— Мы на ебанном аукционе, Нолан. Можно отдохнуть спокойно?

Отчетливо слышу недовольство в голосе Джонни, он прямо исходит им, сжимая пальцы на моей талии так, что у меня вырывается тихое шипение.

— В могиле отдохнешь. С простреленной башкой. Устроить, навахо гребанный?

Лицо того, кого Джонни назвал Ноланом остается невозмутимым. Резкое такое, будто из камня вырубленное. Противный, мне не нравится. Видно, что подлый. Но подъебал МакТавиша хорошо, сравнив его с индейцем из-за ирокеза. Я оценила. А вот Соуп нет. Слышу, как зло рычит над ухом. Успокаивается только после того, как Саймон бросает отрывисто:

— Пошли. – а потом оборачивается ко мне, прежде чем уйти с Джонни к главе. — От Кайла не отходи.

Киваю, даже и не думая спорить. Лишь бы свалили уже и дали вздохнуть спокойно.

— Газ, это тот глава? — спрашиваю у Гэррика, показывая глазами на красавчика в красном пиджаке.

— Да. Макаров. Мутный тип и опасный. 

— Больше на милую панду похож, а не на альфу. — говорю, и Газ фыркает, поглядывая на меня весело.

— Ну ты как всегда. Назвать самого сильного альфу пандой. Холли, ты не думала, что иногда лучше молчать, чем говорить?

— Вот и попробуй на себе. — смериваю взглядом смеющегося идиота.

Ну честно, что забавного в моих словах, если этот Макаров и правда как сладкая булка? Хоть и убил бы меня наверное, не моргнув глазом. Бесят меня, уроды. 

В сопровождении Кайла отхожу подальше, наблюдая, как глава с приторной улыбочкой что-то втирает моим мудакам. Стоят перед ним, как провинившиеся школьники на ковре у директора. Вижу, как зло сверкают глаза Гоуста из-под маски, и как сердито сжимает кулаки Соуп. Так вам и надо. Вот бы он вас еще и прикончил.

Отворачиваюсь от них, потому что надоели, и возвращаюсь к картинам. В основном в стиле футуризма и супрематизма. И среди них выделяется просто впечатляющее полотно.

Примерно около двух метров высотой. Черные и красные оттенки переплетаются с бежевыми и бирюзовыми в четкие линии. Это ангел со склоненной головой и расправленными крыльями. Я засматриваюсь, впитывая каждую деталь. Художнику потрясающе точно удалось передать застывшее в движении тело. Изогнутые в отрицании руки, напряженные мышцы и летящие длинные пряди волос. 

«Падение Люцифера» Владимир Барков. Читаю табличку под картиной, чтобы потом попробовать найти и другие его работы. По-моему в библиотеке придурков были художественные атласы.

Заправляю за ухо выбившийся из прически локон и столбенею на мгновение, потому что меня вдруг накрывает странным ощущением. Покалывание по коже. Тепло и мягкость. Запах абрикосов, нагретых солнцем, и цветущей липы. Капли летнего дождя на лице. Уютный плед, укутывающий покоем. Щемящая нежность и звездные блики. Как будто что-то коснулось моей души. 

Да что за черт? Встряхиваю головой, прогоняя наваждение. Наверное я и правда заболеваю. Перегрелась в горячей ванне днем, а потом перепады температур, и организм дал сбой, продуцируя ложные запахи и воспоминания. Да еще картиной впечатлилась. И только когда слышу досадливое хмыканье Кайла рядом, только тогда ощущаю за спиной чужое присутствие.

— Gloriosum angelum lapsi. (Прекрасный падший ангел.) — незнакомый голос, точно такой, что называют бархатным, окутывает меня и запускает мурашки по моей спине.

Оборачиваюсь. Мужчина напротив. Определенно альфа, хоть я не чувствую его энергетики вовсе. Но бета бы не посмел подойти к чужой женщине. Только альфы настолько придурковато отчаянны.

Не такой массивный шкаф, как мои уроды, но серый костюм как влитой сидит на широких плечах и поджаром торсе. Белая рубашка, бордовый галстук. Мои глаза наконец останавливаются на его лице. Очень красивый, куда там даже Макарову. Правильные черты, небольшой шрам на правой скуле, который совсем его не портит. Светлые русые волосы. И чертовы глаза... Небесно-голубые, в которых я увязаю, как мотылек в янтаре. Хмурюсь недовольно. Улыбается в ответ, и мое сердце пропускает удар.

— Люцифер и правда прекрасный ангел. — отвечаю на его замечание, и он удивленно выгибает бровь.

Не ожидал, что я знаю латынь? Но я ее и не знаю. Так, нахваталась несколько слов из книг, да пару фраз запомнила. Не понимаю, почему не ощущаю его ауру. Так не бывает. Хоть что-то, но должно быть. Только странное тепло, которое мне не нравится тем, что смущает и расшатывает нервы.

— Считаешь Владыку Ада прекрасным? — смотрит весело, как будто нашел что-то забавное во мне. — Довольно необычная точка зрения.

— Владыкой Ада его сделали люди и их стремление даже после смерти наказывать себе подобных. И я не думаю, что это изменило его сущность. Или внешность, если уж на то пошло.

— Рога и копыта это не изменение? — коротко смеется, проводя пальцами по волосам.

— Крылья то остались. — фыркаю я, и он улыбается, качая головой.

— Значит, любишь живопись?

— Очень люблю. — не вижу смысла скрывать. Вижу его в первый и последний раз. — Сама рисую иногда.

— Ну может тогда покажешь свои работы? Я, как владелец этой галереи, заинтересован в поиске новых талантов.

— Не думаю. — мгновенно мрачнею, возвращаясь к жестокой реальности. Не в этой жизни мне выбирать свой путь.

— Жаль. Ну что ж, тогда просто наслаждайся вечером. — наклоняется ко мне ближе, так, что чувствую его дыхание на своих губах, и вижу золотистые вкрапления в ясно-голубых радужках. — И кстати, я говорил совсем не о Люцифере.

Разворачивается, заложив руки в карманы, и уходит, а я перевариваю его слова. А о ком, блять, можно было сказать "прекрасный падший ангел"? Мы перед картиной с изображением Сатаны. Черт...

— Черт... — вторит моим мыслям молчаливо маячивший до этого за моей спиной Кайл. — Долбанный Грейвс.

— Кто? — переспрашиваю, смотря, как возвращаются к нам два придурка, яростно стискивающие челюсти.

— Филлип Грейвс. И боссы его ненавидят.