Преследуя Дашу

- Вот еще одно видео, - говорит Джей по телефону, его голос торжественен. Я поднимаюсь с дивана и иду в свой кабинет.

Массив компьютерных экранов выстроился вдоль стола длиной в десять футов, и все остальные мои незаконные устройства здесь. Глушилки, маячки, кнопки, которые приводят в действие взрывчатку в разных местах, если кто-то меня предаст, и так далее.

Одна только эта комната стоит миллионы со всем тем дерьмом, которое у меня здесь есть.

Это и мое счастливое место, и мой живой кошмар.

Именно здесь я меняю мир к лучшему. Здесь я нахожу женщин и детей, которых нужно спасать, и одновременно становлюсь свидетельницей пыток, которым их подвергают эти больные люди.

Для того чтобы проникнуть в здания строгого режима, спасти девочек и дать им убежище и безопасность вне сети, нужны деньги.

Большие корпорации платят мне немыслимые деньги за то, чтобы я взламывала системы их конкурентов по каким-то дурацким причинам, будь то конкуренция и желание узнать, что готовит другой, или судебный иск друг против друга и попытка найти информацию.

Мне плевать, какие у них проблемы друг с другом. Меня волнует только то, чтобы они получили то, для чего меня наняли.

В итоге кого-то богатого надувают, мой клиент получает огромную прибыль, а я собираю с него проценты. Это грязно, но я никогда не занималась тем, чтобы держать руки чистыми.

И это позволяет мне посвятить свою жизнь борьбе с торговлей людьми.

- Где? - рявкаю я, мои пальцы уже летают над клавиатурой.

- Уже зашифровано и отправлено на твою электронную почту.

Я разминаю мышцы, готовясь к чему-то такому, от чего стейк, который я только что съела, осядет в моем желудке, как потерпевший крушение корабль в океане.

Начинает играть видео, и, несмотря на инстинкты, кричащие мне, что этого делать не следует, я увеличиваю громкость, чтобы слышать.

Это зернистая видеозапись гребаного сатанинского ритуала. Тот, кто записывает, тяжело дышит, скорее всего, от риска быть пойманным за чем-то чрезвычайно опасным.

Четверо мужчин в одеяниях стоят над каменной плитой, к которой привязан корчащийся маленький мальчик.

Он снова и снова кричит, чтобы его отпустили. Его маленький голос срывается, когда он зовет на помощь.

Я провожу рукой по лицу, когда они вонзают изогнутый нож ему в грудь. Они наполняют металлические кубки его кровью и выпивают всю чашу одним глотком.

Я заставляю себя смотреть и терпеть боль вместе с этим мальчиком. Потому что, хотя этой невинной души больше нет, это не значит, что я не сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться справедливости для него.

Когда видео заканчивается, мне приходится отвернуться и дышать через позывы к рвоте.

- Ви? - Я забыла, что Джей вообще разговаривает со мной по телефону.

- Да? - отвечаю я, мой голос хриплый и едва слышный.

- Я... я не мог смотреть это, чувак. Я не смог этого сделать.

Я закрываю глаза и глубоко дышу.

- Все в порядке, - говорю я. - Тебе и не нужно.

Джей знает, как тяжело я воспринимаю такие вещи, но он также знает, что я отказываюсь от них отворачиваться. Так поступает большинство людей, когда речь заходит о торговле людьми. Все знают, что она существует, и большинство обучают себя тому, как ее избежать, но они не могут смотреть, когда дело доходит до реальности. Не могут слушать. Не видят разврата. Потому что если они не будут смотреть, то смогут вернуться к своей обычной жизни и жить дальше, как будто здесь нет тысяч людей, умирающих каждый день.

Джей не из таких людей, он делает все, что может. Но у него также нет на это сил, и я не могу его винить.

Потому что у меня тоже нет. И если честно, люди, которые занимаются этим, - это те, кто торгует ими и совершает преступления.

- Это те четверо, которых мы отслеживали? - спрашиваю я.

Джей вздыхает.

- Нет, Марк был замечен в ресторане вчера вечером со своей женой во время, указанного на видео. Похоже, это разные мужчины, но они не поддаются идентификации. Полагаю, они проводят ритуал только один раз.

Я киваю головой, мой разум мечется, пытаясь понять, что, черт возьми, я собираюсь делать.

Около шести месяцев назад в темную паутину просочилось видео, на котором четверо мужчин в черных одеждах проводят ритуал над маленькой девочкой. Я не уверена, было ли это высокомерием или чем-то еще, но мужчины держали свои капюшоны опущенными, не беспокоясь о том, что зрители видят, кто они такие.

Даже с учетом низкого качества видео и тусклого освещения я смогла сразу их опознать.

Сенаторы Марк Сайнбург, Миллер Форман, Джек Бэрд и Роберт Фишер.

Они окружили маленькую девочку на цементной плите, закололи ее, а затем выпили ее кровь. Девочка была еще жива, извивалась и кричала во всю силу своих легких, пока мужчины скандировали вокруг нее.

Тот же самый ритуал, через который только что прошел маленький мальчик, все еще крутится на экране моего компьютера. Только в этом случае четверо мужчин, окружающих маленького мальчика, надели на головы высокие остроконечные капюшоны, скрывающие их личности.
Я уже чувствую, как снова погружаюсь в ту черную дыру, из которой полгода назад мне понадобились недели, чтобы выползти. Это привело меня в одно из самых темных мест в голове, в которых я когда-либо была.

Я заперлась в комнате и не выходила оттуда в течение двадцати шести часов после просмотра того первого видео. Физически не могла продолжать жить обычной жизнью, зная, что это делают с детьми.

Эта беспомощность росла по мере того, как я изучала темную паутину и находила тысячи видеозаписей, на которых родители насилуют своих собственных детей. Наряду с миллионами других видео с пытками, каннибализмом и даже некрофилией. Многие из этих видео происходят в, «красных комнатах, где покупатели могут указать, как именно они хотят, чтобы жертву пытали, насиловали и убивали.

И это только те, в которых участвуют дети.

Именно эти видео и подтолкнули меня к созданию Z пять лет назад. С детства у меня была тяга к компьютерным наукам, и мои навыки превзошли даже лучших хакеров в правительственных организациях.

Я оказалась в темной паутине и наткнулся на эти видео совершенно случайно. Но это изменило мою гребаную жизнь.

С тех пор я не могу спать. Знать, что больные люди платят за то, что сотни тысяч детей подвергаются таким вещам. Еще хуже знать, что люди, совершающие эти действия, делают это как ради собственного удовольствия, так и ради денежной выгоды.

И что столько же женщин и детей продолжают пропадать каждый день, чтобы их подвергали таким же вещам.

С тех пор я сделала своей миссией найти и убить их всех. На данный момент я убила сотни людей. Нахожу хищников, у меня есть стопроцентные доказательства их причастности к торговле людьми.

Теперь я собираюсь пройти свой путь через правительство, начав с четырех политиков из первого видео, а затем пройдя через всех остальных.

Я точно знаю, где они живут. Что они едят, где спят, гадят и работают. Но к чему они меня не привели, так это к месту проведения этих ритуалов.

И каждый день, который проходит без этой информации, эти ритуалы будут проводиться все чаще.

- Мы узнали IP-адрес того, кто слил видео? - спрашиваю я Джея, хотя уже знаю ответ.

- Нет, они замели следы. Тот, кто слил видео, знал, что делал, - отвечает Джей. Я снова сворачиваю шею, стискивая зубы от вспыхнувшей боли, исходящей от напряженных мышц.

Больше всего на свете мне хотелось бы почувствовать, как руки моего маленького мышонка разрабатывают почти вечные узлы на моей шее и плечах. Но пройдет немного времени, прежде чем она согласится на это.

- Хорошо, я посмотрю, что смогу узнать из этого нового видео, - говорю я, прежде чем завершить разговор.

Черт. Мне нужно выпить.

А у моей маленькой мышки, оказывается, дома есть бутылка моего любимого виски.

На моей шее поселяется леденящий холод. Я шиплю сквозь зубы и поворачиваю голову, убежденная, что кто-то стоит у меня за спиной. Но никого нет, несмотря на постоянный холод, окружающий меня как густой туман.

Я уже пережила несколько необъяснимых вещей, пока бродила по поместью Парсонс.

Но какой бы призрак ни забрался ко мне в задницу, он чертовски не вовремя.

- Отвали, - пробормотала я сквозь стиснутые зубы, разворачиваясь обратно. Удивительно, но оно отступает. Что бы это ни было.

И я возвращаюсь к бездумному разглядыванию своего стакана с виски.

Этот виски божественен. Цитрусовый привкус остается на языке, когда я потягиваю из хрустального стакана. Дарья спит наверху, не подозревая, что я нахожусь здесь, пью ее виски и терзаюсь в осином гнезде, жужжащем в моем черепе.

Двое моих сотрудников установили системы безопасности во всем ее доме, неосознанно, чтобы не пустить своего босса. Я, по сути, изобрела эти системы, так что более чем способна снять их с охраны одним щелчком своего телефона.

Вначале я просто взламывала ее замки, чтобы попасть внутрь, а после ухода чинила их. Единственный хищник, которого я пущу в ее дом, - это я сама. Несмотря на ее дерьмовые замки, я бы никогда не оставила ее беззащитной.

Я почувствовала облегчение, когда она установила систему безопасности, даже если она была предназначена для того, чтобы не пускать меня. Преодоление этих барьеров - это еще один урок, который нужно преподать. В конце концов, она поймет, что не может отгородиться от меня так же, как не может трахаться с другим мужчиной.

Она пыталась убедить меня в этом на днях, но при одном взгляде на ее камеры я поняла, что она блефует. Пытается вывести меня из себя. Это почти сработало, пока я не вспомнила, что не тороплюсь с ней.

Вначале я так старалась забыть ее. Я пыталась убежать. Но я не могла выбросить ее из головы. Я шла домой из того книжного магазина и пыталась уговорить себя. Но чем больше я пыталась убедить зверя внутри себя оставить ее в покое, тем сильнее он бушевал.

И как только я начала изучать ее жизнь, раскапывая все, что могла найти, одержимость только усилилась. Она превратилась в неоперабельную опухоль мозга, которая беспокоит меня каждую свободную минуту моей жизни.

Иногда мне кажется, что если я попытаюсь вырезать ее из себя, то не переживу этого.

Сделав еще один глоток виски, я кручу красную розу между большим и указательным пальцами, капля крови скапливается в том месте, где меня уколол шип. Не обращая на них внимания, я продолжаю перекатывать опасный стебель между пальцами, вихрь гнева и тревоги закручивается в моем животе.

В этот самый момент пытают детей. В эту секунду, в эту миллисекунду, пока я сижу здесь и пью виски из хрустального бокала.

Прямо сейчас детей приносят в жертву. Убивают. Калечат. Насилуют. Убивают. В то время как садистские ублюдки кружат вокруг них и пьют кровь из их тел.

Мой телефон лежит на острове, на экране горит гротескное видео, которое проигрывается по кругу.

Я не могу перестать смотреть его - вернее, перестать мучить себя. Это небольшая цена за абсолютный ужас, от которого страдал этот бедный ребенок. Моя потребность найти место, где проводятся эти ритуалы, становится все глубже, и это сводит меня с ума.

В данный момент я ничего не могу сделать. Я попыталась отследить источник видео, но кто бы их ни сливал, он сделал свою домашнюю работу.

Никаких совпадений, и я чувствую себя совершенно бессильной.
Я могу быть лучшей, но у технологии есть ограничения. Я научилась гнуть и выуживать информацию практически из ничего, но иногда следов не существует. Цифры просто не находятся.

Мои мысли устремляются вниз по спирали, как янтарная жидкость, скользящая по моему горлу.

Я сильнее прокручиваю розу в пальцах - быстрее. Острые шипы вонзаются в мою плоть. Небольшая боль дает мне подобие разрядки.

Иногда, наблюдая за пытками, через которые проходят эти дети, мне хочется разрезать свою собственную кожу и почувствовать боль вместе с ними. Я хочу облегчить их боль, создавая свою собственную. Может быть, если я буду истекать кровью на алтаре рядом с ними, они не будут чувствовать себя такими чертовски одинокими.

Но я не хочу. Это желание беспочвенно, и я признаю это. Я понимаю, что мне нужно быть сильной, а не ослабленной от потери крови и моего психического состояния, висящего на волоске.

Если я собираюсь спасти этих детей и уничтожить торговлю, то мне нужно быть на высоте. Им нужно, чтобы я была сильной и способной, потому что они не могут быть такими.

Видео перезапускается. Я рычу, крики мальчика возобновляются, заполняя безмолвное пространство вокруг меня.

Я внимательно изучала видео, как и в прошлый раз, в поисках хоть какой-нибудь зацепки. Но ничего не смогла обнаружить. Ничего существенного, что могло бы привести меня к тому, где именно происходят эти ритуалы.

Просто четыре человека в черных одеждах, окружающие каменную плиту. Насколько я могу судить, вся местность выложена камнем, имитируя своего рода пещеру.

Но я не настолько глупа, чтобы поверить, что эти люди нашли какую-то пещеру в горах, чтобы скрыться в ней. Это рукотворная пещера, где-то глубоко в подполье Сиэтла. Место, на которое не может случайно наткнуться ни один случайный гражданин.

Причина, по которой я переехала в Сиэтл шесть месяцев назад, была из-за этого подземелья. Изначально я родилась и выросла в Калифорнии. Но когда просочилось первое видео, я смогла получить пинг с IP-адреса человека, который показал, что Сиэтл был первоначальным местом.

Они не повторили ошибку дважды.

Эта работа дает мне свободу жить там, где я хочу, поэтому мне понадобился всего один день, чтобы решиться на переезд в Вашингтон, где я смогу найти эту дыру и уничтожить ее.

И в такие моменты, когда я нахожусь на самом дне, я не могу не чувствовать, что это также изменило мою жизнь в лучшую сторону. В конце концов, это привело меня к Дарье.

Моя голова низко опускается на плечи, напряжение пронизывает все мои изможденные мышцы.

Черное облако, окружающее меня, темнеет, засасывая меня еще глубже, когда видео снова зацикливается. Я сворачиваю розу, крепко сжимая ее в кулаке. Моя рука дрожит от боли и силы, с которой я сжимаю цветок.

Я продолжаю мять его до тех пор, пока от него не останутся лишь сморщенные лепестки и раздавленный стебель, окрашенный кровью, вытекающей из моей руки.

Я стискиваю зубы, едва сдерживая горестный вопль, который грозит сорваться с моих губ.

Это - разрушение того, что я делаю.

Иногда с этим трудно жить. Иногда я едва могу стоять под тяжестью этого жестокого мира, лежащего на моих плечах.

Но я знаю, что если я этого не сделаю, моя жизнь будет бесполезной, а те дети погибнут зря.