О чём мечтают пауки?
Неизменно мертвый взгляд, в глазах ни искры, ни желания изменить свою жизнь к лучшему — лишь желание вскрыться. Пустота блаженная, почти манящая, к какой хочется прикоснуться, зная наверняка, что та оттяпает тебе пальцы прямиком до костяшек, сразу же проглатывая, а потом улыбаясь до того мерзко, но будоражаще, что становится не по себе и мурашки бегут по коже.
А по венам пульсирует желание выжить.
В подобной атмосфере сделать это непросто. Однако привычно всё же. Привычный устой, не желающий меняться, возвращаясь на круги своя. Уже который месяц.
Уже который месяц эта маска на лице, мешающая ровно дышать. Уже который месяц сверкающие пятки и полностью стертая подошва обуви. Этого не изменить. Этого не отнять.
Лишь выживать учиться.
Выживать и надеяться, что однажды станет лучше.
Не станет.
Не станет, пока на пауков наседают толпой. Не станет, пока за ними следуют по пятам, стоит лишь увидеть эту маленькую, почти незаметную картинку на правой руке. Лиза скрывает её под рукавом кромешно-черной толстовки, низко опуская голову. Отросшие темные пряди прикрывают лицо, словно за ними действительно можно укрыться.
Прятаться, бежать.
Привыкать.
Это всё, что ей остается.
Спускается в метро, надеясь, что там удастся сбежать от преследующей толпы. Утопает в чужих взглядах, прикованных к ней, словно она отброс общества. Теряется в них, быстро перебирая ногами, когда слышит шумное дыхание за спиной, топот ног и оклики.
То, что девочек не трогают, — несусветная чушь. Для оффников нет ничего святого. Нет никаких правил, укоренившихся со временем, лишь глупая жажда отомстить. Лиза не помнит, за что. Не помнит, с чего началось. Теперь лишь на подкорке мозга глупое желание снова бежать. Снова прятаться.
А может Лиза просто перестала быть похожей на девочку: ходит в растянутой байке, клетчатых штанах, забивает свое тело татуировками, пусть и главная из них пестрит опасным, выпускающим клешни пауком между её большим и указательным пальцем, и поглубже зарывается головой в капюшон, сбрасывая на лицо темные пряди.
Рот всегда закрыт маской. Потому что всё, что им велено, — молчать.
Видит мента, стоящего на станции, и сворачивает, почти переходя на бег.
Не защитят, не спасут, не помогут.
Венка на лбу предательски быстро бьется, когда Лиза хватается за стену, снова утаскивая себя за поворот. Так резко, что органы внутри переворачиваются. Пара человек пробегает мимо с громкими криками, бешено стуча ногами.
Пояснять за шмот надоело. Бегать тоже.
Но Лиза бежит. И бежит постоянно, лишь бы скрыться от этой нависающей угрозы.
Слева толчок в плечо, справа перепуганные глаза, словно она ядовита. Главное, что не злость. Главное, что не агрессия. Только не она.
До подъезда бы добраться, а там уже проще. Не достанут.
А на улице дождь начинается. Смачивает ткань, уплотняя. Тоже зол на неё наверняка.
Весь мир на неё озлоблен.
Надоело до ужаса.
Они с пауками разбежались в разные стороны лишь тридцать минут назад, а Лиза уже ощущает эту тревогу разрастающуюся. Кто-то из них может умереть сегодня. Так происходит изо дня в день. Почему-то кажется, что сегодня он настал. День, когда эта участь выпадет Лизе.
Ныряет под турникет, слыша, как охранник окликает её, и бежит ещё быстрее, чувствуя, как усиливается гул подъезжающего поезда. Ей бы только успеть запрыгнуть в последний вагон, увидеть перед собой закрывающиеся двери, а по ту сторону — кучу озлобленных лиц.
В метро относительно безопасно.
Однако сердце всё ещё с грохотом бьется о ребра, разбивая всю безмятежность в пух и прах. И пусть.
— Вызовите уже полицию! — слышит приглушенно, потесняя старушку, держащуюся за поручень, спускающуюся с мучительно медленной скоростью вниз по ступенькам и едва переставляющую ноги. Шепчет ей на лету призрачное «простите», чтобы потом выбить пакет из рук мужчины, грозящего ей кулаком.
Успевает.
Всегда успевает.
Но сегодня могло стать поздно.
Присаживается в самый угол, плотно прижимаясь спиной с вычерченным на ней пауком, словно клеймо, и гордой цифрой четыре, к спинке сидения, и глаза прикрывает, прикладывая руку к сердцу. Открывает новостной канал, рассматривая кровавые лица тех, кого знает. А может знала. Даже гадать не хочет, где они теперь и что с ними. Окровавленные лица — лишь предупреждение. Предупреждение о скорой расправе. Уже окончательной, уже неизменной.
Постфактум.
Лизе не хочется думать, что лица тех, кого она видела лишь несколько часов назад, могут быть уже холодными. Не хочет думать, что они угодили в ловушку. Но ещё хуже думать, что в неё могла попасть она сама.
Девчонка напротив сверлит её глазами в открытую, ни капли не брезгуя. Камуфляжная футболка, словно на улице грёбаное безветрие, патч на коротком рукаве, словно намертво вшитый, да ёлки на ногах. Закидывает ногу на ногу, на сидении разваливаясь, снова взгляд бросает из-под полуприкрытых век. Ебаное безумие.
Облизывает губы, случайно касаясь языком темной маски, и поднимается с сидения, чувствуя, как хищный взгляд мажет по спине. Доводит до исступления и пробирающихся под кожу мурашек. Чувствует, как та поднимается с места, так же подходя к спешащим разъехаться дверям.
Но ещё хуже её дыхание.
Её дыхание, касающееся затылка.
Лиза его чувствует даже через ткань капюшона, но молит себя не оборачиваться. Не оборачиваться даже тогда, когда по плечу похлопают. Никогда не оборачиваться.
Бежать-бежать-бежать.
Едва двери раскрываются, выскакивает наружу как ошпаренная, расталкивая всех вокруг. А позади снова это дыхание настигает. Ощутимо-вязкое, заставляющее ускориться до предела. А мышцы так ноют, что бежать уже практически невозможно. Но бежит. Снова.
— Эй, паучок! — грубо-хрипло. До усрачки страшно.
Лиза не оборачивается. Всё как и обещала.
А грудную клетку жжет от этого бега, заставляя хрипеть ничуть не хуже той, что её преследует.
Чутье никогда не подводит. Пожалуй, это стоит записать себе в первую очередь. Отложить в голове, поразмыслить, подумать хорошенько. Чутье — единственное, на что стоит полагаться.
И оно не врет.
Не врет, когда шепчет, что сегодня тот самый день. Не врет, когда просит не останавливаться, а бежать, покуда хватает сил. Не врет. Никогда не врет.
И Лиза себе тоже.
Просто не видит смысла. Смиряется. Терпит. Ждет.
Ждет того удара, что последует. Ждет грубого толчка в плечо, крепко сцепленных пальцев, оскорблений, плевка, вязкой слюной стекающего по щеке, а потом и ног, проходящихся по животу, пока не надоест. Пока не надумают покончить с этим.
Сворачивает за остановку, чувствуя, что гравий хрустит не только под её ногами. Слышит щелчок. Тот самый. Опасный, настигающий.
И уже без зазрения переходит на бег.
Потому что этот звук ей знаком до ужаса. С таким звуком раскладывают ножик, чтобы потом подобраться поближе и свершить правосудие. Так звучит смерть.
— Куда бежишь-то? — гаркают позади.
А гравий всё хрустит-хрустит-хрустит.
Хрустит-хрустит.
Хрустит.
Пока ладонь на плечо не ложится, грубо одергивая.
— За шмот пояснять надо, — выплевывает прямо в лицо. Лиза её руку стряхивает как пыль, дергаясь, пытается развернуться, чтобы снова начать удирать. Глаза бегают. Маска в районе рта вздымается всё чаще.
— Поясню в другой раз, — кидает с одышкой.
— Да? — холодная сталь с осевшей на ней ржавчиной соприкасается с кожей щеки, заставляя чуть вздрогнуть и посмотреть в глаза напротив.
Некуда больше бежать. Чутье не подводит.
— Да, — но уже с прокравшимся в голос сомнением.
А сталь полосой неровной проходится, углубляясь, продавливая, пока девушка головой вертит по сторонам, замечая прохожих, заметно прибавивших в шаге. К худшему.
Паукам велено терпеть, и они терпят. Им велено стоять на месте, отдаваясь в руки мучений, и они стоят. Пока не начнут бороться.
— Людно, да? — скалится недобро.
— Слишком, — огрызается Лиза в ответ.
А дальше пошарпанные стены подъезда и оглушающая темнота. Пучина, затягивающая лениво, чтобы показать гнилую сущность лица напротив, чтобы исказить эти красивые черты, превратив в оголенный череп с пустыми глазницами.
— Снимай, — грубо слишком. Дергает за рукав с особым усердием, но ткань не рвется. Качественная, прочная. Лиза сомневается, что, поступи она так же, футболка бы осталась цела.
— Поглазеть хочешь? — хмыкает лениво, не спеша никуда. Насладиться бы. Надышаться бы перед смертью.
— Слышь, пацан, снимай, говорю, — рычит почти. И голос отнюдь не человеческий. Лиза рыпается, но всё ещё стоит истуканом, поясницей к подоконнику прижимаясь.
Хмыкает ещё громче, когда ножик касается её уха, едва слышно чиркая. Разрезая резинку маски, позволяя той наконец-то оголить лицо. Лиза морщится, голову пониже опуская, чтобы прядями укрыться, да только не помогает, когда этот демон дергает её за подбородок не жалея. Шея хрустит слабо. Жалостливо почти.
Лиза знает, как выглядят глаза смерти. Они смотрят ей прямо в душу. Они смотрят на неё прямо сейчас.
— Смазливый, — подводит итог девушка, осматривая залегшие под глазами тени. Лиза лишь губы кривит. И снова мычание протяжное, по подъезду эхом разносящееся. — Не люблю.
Бьет по коленям, вынуждая упасть на пол, а потом сама рядом на корточки присаживается, приковывая к месту взглядом.
— Снимай, — снова приказ четкий.
Знай свое место, — буквально кричит она, раз за разом окуная в эту грязь с головой. А Лизе кажется, что в этом мире ей вообще места нет. Только в том, наверное. Уже недолго осталось.
— Сними, — улыбается Лиза нагловато.
Хочет обухом по голове ударить, хочет вывести из себя.
И действительно бьет.
— Ты чо, не понял меня? — пинок слабый. Словно брезгует даже бить. Может, запачкаться. Оно и к лучшему. Прикасаться тоже боится — видно.
— А ты? — тянет вверх уголки губ лениво. — Так хочется раздеть меня — сними сама, — и глаза поднимает, смотря снизу-вверх, чувствуя звенящий в ушах удар на щеке. Девчонку трясет от её игр блядских. К лучшему.
— Сосунок недоделанный, — сплевывает на пол, подтирая уголок губы.
— Не сосу, — возражает Лиза.
— Все вы там сосете, пидоры ебаные, — осматривает с брезгливостью, в патлы пальцами впиваясь, оттягивая у корней. — Да даже по твоему лицу видно.
— А тебя это оскорбляет? Внимания от парней мало? — прищуривается, чтобы увидеть на чужом лице гримасу отвращения.
Получает по лицу снова.
Обоснованный ответ. Другого и не ожидалось.
Смеется хрипло, сплевывая кровь, сочащуюся с разбитой губы, на пол.
— Додик, — хрипит девушка.
— И всё же? — улыбается краешком губ.
— Снимай давай, меньше трёпа, — грубо бросает она, глаза закатывая. Не может терпеть этих игр, не может свернуть в это русло.
А Лиза хмыкает и снимает, чувствуя, как останавливается взгляд на не таком уж и мужском теле, облизывая края спортивного топа. Всё ещё с долей брезгливости, но и чем-то ещё. Удивление.
Лизе оно и нужно.
Обезоруживает, бьет наотмашь, дает время сбежать. Может, ещё удастся выбраться. Может, ещё не конец совсем.
Слышит, как шлепается на пол рядом зажигалка, бросая на неё краткий взгляд, чтобы потом вновь перевести его на худые ноги в синих джинсах перед собой.
— Сжигай, — эхом пульсирует в ушах.
А Лиза молчит. Молчит и продолжает сверлить взглядом, пока за волосы не дергают с особым рвением, вынуждая голову запрокинуть, в глаза посмотрев.
— Да что ж тебе по два раза повторять-то надо? — однако напор отчего-то уменьшает. Тушуется словно.
А Лиза на опережение играет, выпаливая кичливое:
— Глухая потому что.
— Сжигай, — кивает с намеком на кофту, валяющуюся рядом.
— Это тебе подарок, — снова отказ. Снова отказ, которого та слышать не желает. — Щедро?
И снова пощечина мажущая. А Кристина ближе подходит, из-за чего Лиза ей почти в ширинку дышит.
Пидоры все? Славно.
Высовывает язык, аккуратно касаясь ткани, прячущей под собой металическую собачку, чуть выше им поднимается, добираясь до пуговицы, обводя по кругу, пока девушка не отшатывается, едва не запинаясь.
— Ты чо, ебнутая? — из гортани вырывается испуганно-дотошно.
— Мы все пидоры, — цедит по слогам Лиза, проходясь языком по внутренней стороне зубов и нагло улыбаясь.
— И чо, блять? Ко мне-то ты нахер лезешь? — почти истерично.
Интересная реакция.
Лиза принимает это за победу. Почти незначительную, но такую манящую. Зажигалку хватает с пола, пересаживаясь поудобнее, падая на задницу с глухим звуком и притираясь спиною к стене. Прохладно, морозяще — похуй.
— Штаны сжигать надо? — спрашивает почти игриво. Нравится вводить ту в ступор, нравится играть с ней. До ужаса, до сидящего в печенках желания хоть как-то себя отстоять. Это всё, что она умеет.
— Чо? — поднимает брови светлые.
— Ты тоже глухая? — в ответ приподнимает лишь одну, зыркая исподлобья.
— Больная, — сипит девушка неверяще, ещё дальше от Лизы отходя, почти впечатываясь в засранные напрочь перила.
— Соболезную, — пожимает плечами просто.
Поднимается с насиженного места, ладони отряхивая друг о друга, прежде чем поднять с земли кофту. Бросает в руки блондинки, что стоит напротив, когда та ловит её с распахнутыми глазами, отливающими голубизной. И на неё надвигается медленно, заставляя отступать.
Развязывает шнурки на штанах легких, чтобы дать им соскользнуть к щиколоткам, и перешагивает через них, оставаясь стоять в одном белье, пусть и холод кожу пощипывает с намеком, перед той, что взгляд в пол опускает.
Симпатичная до ужаса, как бы ни было превратно признавать. Особенно когда смущается, становясь жертвой, которой Лизе быть положено.
— Пояснишь за свой? — кивает на патч на плече, напуская равнодушия во взгляд. И девушка перед ней вспыхивает, краснея густо до корней волос.
А Лиза уже близко. Смотрит смерти в глаза, играется с ней. Загоняет в тупик, чтобы потом самой сбежать успешно.
Глупо. Опасно. Но разве впервой?
А вот девушка перед ней явно проделывает подобное впервые. Может, ещё не все писанные правила выучила. Слишком осторожничает. Слишком медлит. Лиза знает эту породу слишком хорошо, чтобы этим не воспользоваться.
Да и молодой ещё выглядит. Может, даже почти ровесница ей.
— Ну, так что? — голову клонит в бок.
А та молчит, но голову наконец поднимает, в глаза заглядывая. Смотрит с ненавистью и презрением, наверняка чувствуя, как сокращаются сантиметры между ними.
Молится, может, про себя.
Лизе уже без разницы.
Подается вперед, к губам неумолимо приближаясь. Угрожает намеренно, почти дразня, пока та дыхание задерживает, чуть голову назад откидывая, чтобы не дать себя коснуться.
Брезгует.
— Заменишь свой камуфляж на паука — отстану, — издевается намеренно. Насмехается над её глупостью, заставившей встретиться в пауком один на один. А паук уже ползет по её талии, сминая в своих клешнях неосторожно, когда та вздрагивает.
— Пошла на хуй, — огрызается сквозь зубы, дергаясь.
— Только если в пизду, — чеширский кот в лучшем обличии. — Мы же все пидоры, — чуть громче.
Скользит пальцами по внутренней стороне её бедра, телом в поручни вжимая, когда девушка ещё больше глаза распахивает, пытаясь отодвинуться. Рисунки чертит там, издеваясь. Иероглифы. Рисует такого красивого паука, какого уже не смыть. Маленького совсем, почти незаметного.
Кристина потом будет пытаться его стереть раз за разом, только вот безнадежно. Уже въелось.
Ловко подцепляет пуговицу её джинсов, расстегивая, молнию тянет вниз, ладонью под ткань пробираясь, когда Крис неровно выдыхает, прядь волос, из хвоста выбившуюся, заставляя всколыхнуться.
— Предложение всё ещё в силе. Наденешь? — спрашивает, давая последний шанс.
А Кристина головой отрицательно качает быстро-быстро, дыша всё загнаннее, когда Лиза её через белье касается, чуть оглаживая, и руку её даже убрать отчего-то не пытается. Андрющенко хмыкает, чуть вперед подаваясь, мажет языком по щеке противно медленно, словно пытается с ума свести, словно пытается желудок опустошить заставить от подступающей тошноты.
Сдвигает резинку чуть в сторону, пробираясь под нее, чтобы потом складок коснуться влажных донельзя, утыкаясь со смешком Кристине куда-то в шею, пачкая выдохом нежную светлую кожу. Унижая её же возбуждением. Потому что не должна по факту. Пусть пояснит в конце концов.
Вычерчивает очередного паука, но уже на клиторе, слыша слишком громкий выдох, почти на грани фола. Чувствует, как ту трясет, словно осиновый лист на ветру, и позволяет себе смешок уже громче, чуть ускоряя движение пальцев, чувствуя, как Кристина цепляется за её локоть, пытаясь не свалиться. Пытаясь устоять, чтобы в конец не потерять ебучее чувство собственного достоинства.
А Лиза пальцами уже внутрь толкается, выбивая из той глухой стон, придушенный прикушенной до крови губой. Нельзя стонать, нельзя поддаваться опытным рукам. Нельзя связываться с пидорами. Кристина записывает это себе на подкорку мозга, но всё равно перестает брезговать, потому что слишком хорошо.
Слишком неправильно, блять, хорошо, что просто сил нет сопротивляться.
Сглатывает гулко, распространяя этот звук по лестничной клетке, пытается барабанящее сердце утихомирить, но без шансов.
Лишь сама на пальцы насаживается, как последний предатель, и трястись не прекращает, бедра сжимая покрепче, когда Лиза большой палец на её клитор опускает, руны вычерчивая.
А Лиза ускоряется, чувствуя, как руку тремором сводит, и сжимает покрепче челюсти, прикусывая кожу на плече блондинки.
Вбивается в неё пальцами размашисто, уже не жалея, замечая, как та откидывает голову, прикрывая глаза и распахивая рот в немом крике. А бёдра сжимаются всё сильнее, как и она сама вокруг Лизиных пальцев, и больше уже ничего не волнует.
Лиза глаза вниз опускает, чтобы проследить за движениями рваными, замечая, как бедра той раскачиваются в такт движению руки, как навстречу подаются при каждом толчке, пока та хрипит, дыша загнанно. И кружит по клитору ещё усерднее, надавливая чуть сильнее, чтобы потом уменьшить напор, почти порхая над ним, заставляя Кристину за её пальцами вслед тянуться.
Ухмыляется, снова надавливая, замечая, как ту потряхивает. А на колени перед ней так и не опускается — не заслужила.
И когда та хрипит очаровательно громко, сглатывая с дрожью во всём теле, Лиза последний раз толкается внутрь, чуть пальцы сгибая, чувствуя, как та пульсирует вокруг неё, в тиски стальные захватывая. И мычит что-то одобрительное, клитор поглаживая словно с похвалой.
Вытаскивает из неё пальцы, тыльной стороной ладони проводя по складкам, собирая влагу, чтобы потом поднести ту к своему лицу и, ловя затуманенный взгляд голубых глаз на себе, провести языком с особой жестокостью по пестрящему между указательным и большим пальцем пауку, слизывая всё до последней капли, ухмыляясь, словно соль на рану сыпля.
— Слава Редану, блять, — скалится она, замечая, как вздрагивает грудная клетка блондинки, когда та смотрит на неё.
А потом хватает упавшую на ступеньки кофту вместе со штанами, натягивая на полуоголенное тело, и спускается по ступенькам, громко стуча ногами. Не бежит больше.
Вряд ли у Кристины остались силы её догонять.
Вряд ли.
Да и если бы остались, Лиза бы с радостью повторила.
адам Жюльен
автор фанфика
https://ficbook.net/readfic/13252689
Ссылка на роботу
Всем хай!🎧🎶
Меня не было больше месяца, скучали? Я пока что отвыкаю от новой херни в мире и решила поискать вам новых историй. Реданы или оффники? Я редан и полностью за него. [🕷️🕸️].
Хорошего времени суток [🐰🖇️]