Глава 28
Когда я возвращалась обратно, на половине пути мне, собственно, этот путь преградили. И, исходя из маневров пилота, я мгновенно поняла, кто это. Забавно, наверное, стоило бы психануть, но почему-то стало удивительно приятно и тепло от его заботы.
Взяв сейр, написала:
«Со мной все хорошо».
«Наверное, следовало сообщить это раньше?!» – Иронично-гневный тон Кима почему-то тоже вызывал лишь улыбку.
Но на миг.
Спустя секунду я все вспомнила…
И отправила голосовое сообщение, набирая скорость:
– Если я сказала, что покину Илонес живой и целой, значит, так и будет. Тебе не о чем беспокоиться, Ви. Свое слово я держу всегда.
И нарастающая скорость флайта, до ряби в глазах, до необходимости забыть обо всем и сконцентрироваться на пилотировании, до желания на всей скорости влететь в одно из деревьев и больше никогда не жить, не дышать, не чувствовать…
«Все будет хорошо, Дженни».
Нет, папа, не будет.
«Как думаешь, карма существует?» – тихий вопрос пиратки.
Я не знала, сколько крови на ее руках, не знала, сколько смертей за ее плечами, я знала лишь одно – да, карма существует. И расплата следует всегда… Когда-то единственным, о чем я мечтала, было стать красивой. А теперь все, что у меня осталось, – моя красота. И хочется орать, резать себя лезвием, хочется биться головой о стену,хочется…
«Красоте не сопутствует счастье» – мудрость Ятори, о которой в свое время мне, пусть и иными словами, говорили так часто и мать, и отец… Я не услышала, не слышала, не желала слышать.
А потом… стало слишком поздно.
Я вжимаю педаль газа до упора, взмываю над деревьями и мчусь вперед, чувствуя, как по лицу текут слезы, срываются с ресниц и падают вниз, оставляя мокрые дорожки, размываемые скоростью.
Когда мы выбрались, мы со Слепым, все, чего мне хотелось, – сдохнуть.
Идеальная внешность, красивое тело, золотистый оттенок волос, притягивающее взгляды лицо?! Я ненавидела свое отражение, я ненавидела свое лицо, я ненавидела свое тело, я ненавидела себя!
Единственное, что удержало тогда–Сокджин.
Он почти не отходил от меня, был рядом, поддерживал и говорил, говорил, говорил. Он много тогда говорил, много шутил.
Спустя годы я пойму, насколько верной является еще одна яторийская мудрость: «Трудно сказать, что на душе у постоянно смеющегося человека».
Действительно трудно, практически невозможно. Я провела рядом с ним несколько лет, прежде чем поняла, что за каждой спасенной им женщиной стоит та, которую он так и не смог спасти. За каждым спасенным ребенком – девочка, которую он так и не назвал своей дочерью. За каждой успешной операцией – потеря целого флота, однажды бросившего вызов Иристану.
Но при этом Сокджин жил, продолжал жить и являлся самым талантливым лидером преступного мира.
«Талантливые люди болезненны, а у красавиц несчастная судьба»…
Еще одна мудрость Ятори. Мудрость, которую постигаешь лишь с годами… Мудрость, от которой становится тошно, но… Сокджин жил ради того, чтобы спасать жизни. Для него это было важно. Для него это было нужно… чтобы почувствовать себя живым.
«Джен, я понимаю, тебе больно и тяжело, но подумай о том, скольких девушек вынесли из этой клиники в черных мешках… Я не могу запретить тебе распоряжаться своей жизнью, но вспомни о том, как ты лежала на операционном столе, и представь себе тех, кто, возможно, прямо сейчас там лежит. Ты всегда сможешь умереть, Джен, но подумай о тех, кого сможешь спасти».
Сокджин умел подбирать нужные слова. Умел подбодрить, когда следовало, и заставить действовать, когда сил уже не осталось.
Вот и сейчас. Стоило только вспомнить – и слезы высохли.
Скольких мы со Слепым спасли? Тысячи девчонок. Гдето около трех тысяч только за первый год. Мы специализировались именно на подпольных клиниках красоты, он и я, прошедшие через ад, раз за разом вытаскивали из него тех, кто по незнанию, глупости или из желания стать красивой ложился под нож психов от медицины.
В тот год я убила впервые. Перерезала горло скальпелем и стояла, безразлично наблюдая за человеческой агонией. Но все, о чем сожалела в тот момент, – он подох слишком быстро. Слишком быстро… те, кого мы обнаружили в операционной на столах, умирали дольше…
Входящий на сейр отразился на переднем стекле флайта. Полковнику Стейтону явно полагалась медаль за умение взламывать системы связи.
«Нужно поговорить. Я внесу новые координаты в ваш навигатор».
О, мужик, это ты зря.
И я отрубила флайт от Сети и от навигатора соответственно.
Рухнула вниз, едва достигла ближайшей магистрали.
Ви догнал меня на заправке.
Не спускался, зависнув надо мной, и ждал, пока я разберусь с топливом. Но, едва забралась во флайт и взлетела, прислал сообщение:
«Твою систему пытаются взломать». «Удачи им, сил, терпения, всяческих гениальных озарений и желательно бы еще мозгов, а то явно отсутствуют», – ответила я.
И снова вдавила педаль газа до упора.
На базу я вернулась к девяти утра. В это время мои брали не слишком рады мне. Впрочем, их можно было понять: месить грязь под напором ледяной воды – то еще удовольствие.
Приземлившись, я постояла, полюбовалась, подняла себе настроение. Хотя помнится, когда меня так гоняли, единственное, чего я хотела, – убить Полудохлого. Воистинувсе способы убийства, которым меня обучали, я мысленно примеряла на него. Очень в учебе помогало.
– Капитан Давьер, – ко мне подошел капитан Тайнтон, – вас хотел видеть лорд Виантери и настойчиво разыскивал полковник Стейтон.
– Угу, – отозвалась я, следя за тренировкой. – Капрал Урхос где?
– В увольнении со вчерашнего дня, – несколько замявшись, сообщил Тайнтон.
Кивнула, принимая его ответ, и спросила:
– Доступ к камерам восстановили?
– Да, капитан, – последовал ответ.
В принципе, это единственное, что меня интересовало.