24 "Доброта
Когда мы разошлись, отряд отправился по своим делам, а я — в свою комнату, больше похожую на камеру для размышлений, чем на жилое помещение. Однако едва я переступила порог, за окном раздался его голос. Приблизившись к стеклу, я увидела Леви — он отдавал распоряжения своим подчинённым. Мой взгляд невольно приковался к нему: к его уверенным движениям, к тому, как он говорил — чётко, холодно, без лишних слов. Я мысленно повторя каждую деталь, словно пытаясь запечатлеть этот момент в памяти.
«Это правда… Он настоящий. И тот поцелуй… Его губы коснулись моих…»*
Я провела кончиками пальцев по своим губам, словно пытаясь воскресить это мимолётное ощущение.
«Хотела бы я помнить это…»
Как только приказ был отдан, отряд скрылся за углом здания, оставив Леви одного. Он будто почувствовал мой взгляд и резко поднял голову, устремив глаза прямо в моё окно. На этот раз я не успела отпрянуть. Наши взгляды встретились — всего на мгновение, но оно показалось вечностью. Затем он резко отвел глаза и скрылся из виду.
«Хотела бы я знать, о чём он думает на самом деле…»
Грусть сжала мне сердце. Я не солдат. Я даже не знаю, кто я в этом мире.
Белая стена комнаты превратилась в немой экран, на который я смотрела уже больше часа, погружённая в хаос собственных мыслей. Время текло медленно, и я не заметила, как прошли часы, пока тишину не нарушил стук в дверь.
«Леви? Или кто-то из отряда?»
Я открыла дверь — и глаза мои расширились от изумления. Передо мной стоял человек, которого я меньше всего ожидала здесь увидеть.
— Мизуки?!
— Ну, привет. Значит, теперь ты живёшь под охраной солдат? — Она усмехнулась, переступая порог.
— Да, но… Как ты здесь оказалась?
— Пришла в гости. Разве не рада меня видеть?
— Конечно, рада, но… Как тебя вообще пропустили в штаб?
— Меня проводил капитан Разведкорпуса.
— К-капитан? — голос мой дрогнул.
— Да, тот самый, что уволок тебя пьяную из-под моего окна.
Я прикрыла глаза ладонью, не веря своим ушам. Леви сам привёл её сюда?
— Можно войти? Хочу поскорее всё узнать, — сказала Мизуки, и я поспешно кивнула, пропуская её внутрь.
Мы уселись на кровать, и я принялась рассказывать — о том, как меня выбросили за стены, о первой встрече с титаном, о том, как я оказалась здесь, познакомилась с отрядом и как мы напились в таверне. Но о поцелуе с Леви я умолчала — это было слишком личное, слишком сокровенное, чтобы делиться даже с ней.
— Здесь столько красивых солдат, — хихикнула Мизуки. — Тебе повезло! Может, у тебя уже кто-то есть на примете? Кто-то из Разведкорпуса?
— Ты только о парнях и думаешь.
— Ну а что? Мужчины в форме — это же… — она мечтательно закатила глаза. — В любом случае, никто из них не запал мне в душу *в этом смысле*.
Мизуки рассмеялась, а затем неожиданно добавила:
— А что насчёт капитана?
— Ч…что?
— Капитан Леви. Кажется, он о тебе заботится. Спас от титана, дал комнату, форму, разрешил мне прийти…
— Не неси ерунды, — я попыталась прервать её, но она не остановилась.
— Это правда. Он так не относится больше ни к кому.
— Всё потому, что я не отсюда… — я запнулась, вспомнив, что Мизуки ничего не знает о моём прошлом. — Я имею в виду… я же потеряла память. Для него я просто… загадка, которую нужно разгадать.
Мизуки задумалась.
— Должно быть, это страшно — не помнить своих родных…
Я опустила глаза. Я даже не знала, каково это — терять близких. Но, наверное, это больно.
— Да… Думаю, если бы я их помнила, мне было бы тяжело.
Мизуки неожиданно коснулась моего плеча, заставив меня вздрогнуть.
— Всё будет хорошо. Может, тебе суждено было оказаться здесь. Ты в безопасности, и, возможно, твои воспоминания вернутся.
Её слова были наивны, но я улыбнулась, будто действительно в это поверила.
В дверь снова постучали, и она приоткрылась. Мы с Мизуки вскочили на ноги — на пороге стоял Леви.
— Думаю, тебе пора, — сказал он, и на мгновение мне показалось, что эти слова адресованы мне — будто он напоминал, что мне пора вернуться в мой мир.
— Да, конечно, — поспешно ответила Мизуки. — Перерыв скоро закончится, а то меня хватятся. — Она обернулась ко мне. — Рада была увидеть тебя в целости и сохранности. Надеюсь, ты скоро всё вспомнишь.
— Надеюсь, — кивнула я.
Мизуки выскользнула за дверь, но, прежде чем Леви успел последовать за ней, обернулась:
— Я запомнила дорогу, не стоит меня провожать!
И она исчезла в коридоре.
Леви остался стоять у моей двери, а я всё ещё смотрела в пустоту, где только что была Мизуки.
— Молодец, что держишь язык за зубами и не говоришь ей о других мирах, — тихо произнёс он.
— Вы же сказали никому не рассказывать.
Он кивнул и уже собирался уйти, но я не хотела, чтобы он уходил.
— Капитан Леви.
Он замер, будто ожидал, что я его остановлю.
— Спасибо, что разрешили ей прийти. Но… зачем вы это сделали?
Он не обернулся, лишь слегка повернул голову, позволяя мне увидеть профиль.
— Не хочу, чтобы ты считала меня тираном. В прошлый раз вы не успели поговорить — вот и исправил это.
— Всё равно спасибо.
— После ужина зайди ко мне в кабинет.
— Но вы же сказали не попадаться вам на глаза…
— Я расскажу тебе о твоих обязанностях. С завтрашнего дня приступаешь к работе.
— Хорошо.
И прежде чем я успела что-то добавить, он исчез, оставив меня наедине с мыслями, которые теперь крутились ещё быстрее.
Я закрыла дверь, и в голове зазвучала мелодия — будто из какой-то забытой дорамы. Неосознанно я начала напевать её, делая плавные движения, напоминающие танец. Сердце наполняла странная, необъяснимая радость. Всё смешалось в один клубок эмоций, и причина была только в нём — в Леви. Он заставлял моё сердце биться чаще, будто нарушая все законы логики.
От скуки я занялась сочинением стихов. Это было для меня в новинку — раньше я никогда не пробовала. Бумаги под рукой не оказалось, но, как только в голове возникала удачная рифма, я записывала её в заметки телефона. Первые две строчки вышли даже неплохо, но дальше начался полный бред, и я сдалась.
Столовая была заполнена уставшими солдатами и кадетами. Среди них я чувствовала себя чужой, фальшивой — что, впрочем, было правдой. Стол Разведкорпуса пустовал: видимо, ребят всё ещё не отпустили. Мне стало их жалко — мы все провинились в той пьянке, но расплачивались только они. Должно быть, они уже измотаны и голодны.
Закончив ужин, я направилась к кабинету Леви, полная решимости выпросить для отряда пощаду. Но как только я постучала и переступила порог, уверенность начала таять. В голове снова всплыл тот самый поцелуй — тот, что я, к счастью или к сожалению, не помнила.
Кабинет был погружён в приглушённый тёплый свет. Леви сидел за столом, выводил что-то пером на бумаге.
— Капитан Леви, — начала я, стараясь звучать твёрдо. — Думаю, отряду Разведкорпуса уже пора ужинать и отдыхать. Они достаточно наказаны. Они не сделали ничего плохого… Или вы злитесь, что мы вас не пригласили?
Его глаза блеснули, когда он поднял на меня взгляд. Он отложил перо в сторону и откинулся на спинку стула.
— Ты приказываешь мне?
— Эм… Нет, я просто… — я запнулась, осознав, что и правда прозвучала как команда.
— Хорошо. Думаю, они могут пойти ужинать, — он поднялся со стула. — Останься здесь. Я отдам им распоряжение и вернусь.
Он вышел, и на мгновение мне показалось, что сердце перестало биться. Я прижала ладонь к груди, пока не ощутила под пальцами привычный ритм. Подойдя к столу, я разглядывала его записи — аккуратные, с идеально выведенными линиями.
— Пером… И так красиво. Надо же…
Я обошла стол, наклонилась ближе, вдыхая запах чернил и бумаги.
— Что ты делаешь?
Его голос заставил меня вздрогнуть. Он вошёл так тихо, что я не услышала.
— Ничего… Просто в моём мире уже не пишут перьями. Это необычно… и красиво.
Я отступила от стола, когда он вернулся к рабочему месту.
— Чем же вы пишете?
— У нас есть такая штука — ручка. В ней уже залиты чернила, и можно писать, пока они не закончатся.
Он слегка приподнял бровь, опустил взгляд на бумагу, но затем снова посмотрел на меня. Я всё ещё с любопытством разглядывала его записи.
— Хочешь попробовать?
— Что? Я?
— Да. Попробуй. — Он поднялся и жестом указал на стул. — Садись.
Я не была уверена, что он серьёзен — Леви вообще не выглядел человеком, склонным к шуткам. Но в его глазах не было насмешки.
Я села на его место, и странное ощущение охватило меня — будто я прикоснулась к чему-то личному, к его миру.
Леви взял чистый лист бумаги и подвинул его ко мне.
— Перо держишь вот так, — его пальцы слегка коснулись моих, поправляя хватку. — Не сжимай слишком сильно.
Я попыталась повторить, но перо дрогнуло в моей руке.
— Ты не рисуешь, а пишешь. Движение должно быть плавным.
— А чернила?
Он указал на небольшой флакон.
— Окунаешь кончик, но не глубоко. И стряхиваешь излишки.
Я последовала его инструкциям, но первая же буква вышла кляксой.
— Чёрт…
— Не торопись, — его голос звучал спокойно. — Попробуй ещё раз.
Я сделала глубокий вдох и снова опустила перо в чернила. На этот раз линии стали ровнее.
Он медленно наклонился ко мне, и я почувствовала тепло его дыхания на своей шее. Мурашки пробежали по коже, заставляя сердце биться чаще. Его пальцы мягко, но уверенно обхватили мою руку, поправляя положение.
— Вот так — прошептал он, и его низкий голос прозвучал прямо у самого уха, заставляя меня вздрогнуть.
Я замерла, слишком остро осознавая каждое прикосновение. Его ладонь была теплой и шероховатой от постоянных тренировок, но при этом невероятно аккуратной в движениях. Он направлял мою руку с едва ощутимым давлением, будто боясь причинить малейший дискомфорт.
Я кивнула, но сомневаюсь, что могла в этот момент думать о каллиграфии. Все мои чувства сосредоточились на том, как близко он стоит, как его грудь едва касается моей спины, как пахнет его кожа - чернилами, кожей и чем-то неуловимо мужским.