Озарённый Солнцем. Поцелованный Луной.

В полной прострации на ватных ногах я добрела до дома Гузели. Она сидела на пороге, протирала полотенцем тарелки и складывала в стопку. Завидев меня, она радостно воскликнула:

– Майя! Я уж думала, вы не придёте!

Я выдавила улыбку.

– Который час? Уже больше двух?

– Три часа уже. Да вы не волнуйтесь! Пирог остался!

– Что вы? – уже неподдельно рассмеялась я. – Я просто потеряла счёт...

... Времени. Я не договорила, но Гузель будто и не услышала последнего предложения.

– Мальчики ушли за водой, – сказала она. – Они действительно очень хорошие помощники. Правда, скажу по секрету, как девушка девушке, мне немного неловко с ними.

Я присела рядом, Лайла легла на той же ступеньке и положила голову мне на колени.

– Вы стесняетесь?

Гузель смутилась:

– Да. И неловко, что за мной, ещё молодой, ухаживать нужно. И неловко, что это делают мальчики...

Я испытала странные эмоции от сочетания её слов и внешности. Стеснительная неловкая девочка была заперта в теле пожилой женщины!

– Вы только, пожалуйста, не говорите никому, но в одного из них я была давным-давно влюблена. Не скажете? – Гузель смотрела на меня со смесью страха и надежды во взгляде.

– Боже упаси! Зачем мне об этом кому-то рассказывать?

Гузель пожала плечами:

– Не знаю. Мне стыдно перед ним, что я в таком положении! Я так мечтала, что мы однажды будем вместе, что я ему понравлюсь. А теперь что? Разве могу я хоть кому-то понравиться?!

Она бесшумно плакала, вытирая слёзы трясущимися руками. Я очень хотела утешить и поддержать, но боялась обесценить её проблему неумело подобранными словами. Я не была на её месте и не могла даже представить, что она может чувствовать. Скажешь, что настоящая любовь не видит внешних несовершенств? Пустые слова. Они если и помогут, то лишь на время. Я не могу ручаться за чувства Гузель и того паренька. Если её чувства могли быть сильными и держаться многие годы, то его могло и вовсе не быть. Разве тогда я не давала пустых надежд?

Пустые надежды отнимают столько же времени, сколько и пустые действия или бездействие, разве нет?

Май встретил меня уставшей улыбкой. Он сидел во дворе за столом и пил чай с печеньем. Солнце светило ему в лицо, отчего приходилось жмуриться, но он продолжал смотреть в сторону калитки, чтобы видеть меня.

– Гузель передала тебе пирог в знак благодарности, – я развернула перед ним плотный свёрток и села рядом.

Май с удовольствием втянул аромат пирога и вздохнул:

– Как пахнет! Она настоящая мастерица!

– Ей помогали те ребята, которых ты отправил.

Май обрадовался:

– Какие же молодцы! Я в них не сомневался. Если молодая кровь искренне ступает на путь добродетели, то ничто не может ей помешать! На самом деле, я иногда испытываю надежду, когда думаю о культе. Что, если все они действительно общими усилиями смогут изменить этот мир? Не будет неравенства, грабежей, убийств, зла. Будет царить мир во всём мире, – Май мечтательно зажмурился и пропел: – Утопия-а!

И рассмеялся.

– Ладно, – он встал, – пора выдвигаться. Майя? Ты чего такая грустная? Что-то произошло?

Когда Май упомянул грабеж, убийства и зло, я ощутила тягостное чувство в груди. Перед глазами вновь вспыхнул блеск металла, холодная усмешка Цветочного принца и трясущаяся спина торговца. И прямо сейчас мы должны идти в королевский дворец...

– Ничего, просто устала. Находилась за день.

Май посмотрел на меня нежным, заботливым взглядом и похлопал по плечу:

– Ничего! Надеюсь, мы быстро управимся. А потом придём домой и будем пить чай!

Я не хотела заваливать его своими переживаниями, поэтому о встрече с принцем умолчала.

Май бодрой пружинистой походкой, за которой мастерски скрывал усталость, понёс кружку и свёрток с пирогом на кухню.

Ради приличия Маю пришлось надеть ботинки и брюки из более дорогого материала. Я же переодеваться не стала. Лайла осталась дома, провожала нас печальным взглядом, сидя у порога, пока не стало невозможным нам видеть друг друга.

Базар находился близко к центру столицы, но всё же до него и в округе здания были не столь богатыми. В основном желтокаменные низенькие дома в два-три этажа, среди которых по большей части близко друг к дружке ютились жилые постройки. Улицы широкие, чистые, но достаточно печальные. Люди на них встречались бедно одетые и какие-то измотанные. Плелись нам навстречу, понурив головы. Машины совсем не попадались, а дворец на горизонте казался всё таким же далёким, как раньше.

– У вас нет машин? – спросила я.

Глупый вопрос, пожалуй, у них и термосов не бывает. Но только это пронеслось у меня в голове, Май ответил:

– Есть, конечно. Троллейбусы ходят за рекой. Перейдём мост и окажемся у остановки.

К речушке, по ширине и рядом не стоявшей с лесной рекой, вела длинная лестница, уже намекающая на маломальское богатство города. Но, будто отголоски нищеты окраины, на ней, прислонившись к каменным перилам, в разных углах сидели несколько попрошаек в рваной одежде. И почему-то были они все как один: осунувшиеся лица, поросшие бородами, соломенные шляпы. И род деятельности у каждого был одинаковый – рисование. Вооружившись картонкой, на которой трудно читаемым почерком было написано: «Помажите падаите на прапитани», каждый из них подзывал прохожих, указывал на уже готовые работы, причём весьма искусные. Но ни один не произносил ни слова, лишь мычал, с мольбой заглядывая горожанам в глаза.

Сердце сдавило тоской: вдруг и мне светит такое будущее, если я выберу творчество в ущерб карьере врача?

Май остановился у ближайшего художника и с улыбкой протянул ему руку, как для рукопожатия. Тот радостно ухватился дрожащей костлявой кистью за широкую ладонь. Замок из рук освятила вспышка. Над головой Мая, сотканная из множества искр, загорелась надпись «-12 часов». Это столько Май пожертвовал? Так много!

Май учил меня оплате, поэтому я повторила ту же последовательность действий. Мне мужчина улыбнулся ещё шире, глаза его озарились счастьем. Я пожертвовала столько же.

Интересно, окажись я без средств к существованию, пошла бы так же в попрошайки? Чувствовала бы стыд? Гладя на этих мужчин, тяжело было сказать, что они стыдятся. Наверняка, привыкли. Наверняка, только первое время были нерешительны и прятали от прохожих взгляд. Человек ко всему привыкает. И к жизни на вершине, и к жизни на дне. Обычно, имеющегося ему мало, но это уже другой разговор.

Когда мы миновали лестницу, я поинтересовалась:

– Ты говорил, что, если искренне желаешь потратить время на что-то хорошее, оно может не сократиться. Почему же часы убавились?

– Такие большие суммы нельзя вернуть. Ты жалеешь о потраченном? – Обеспокоенный взгляд Мая приковался ко мне. – Я могу вернуть тебе. Я дурак: не предупредил.

– Нет, что ты! Я догадалась, ещё когда ты платил. Просто стало интересно, почему так происходит.

На набережной, отгороженной от реки железным забором, гуляли компаниями друзья. Невдалеке, на лавочке под ещё не зажжённым фонарём сидела пожилая пара. Женщина умиротворённо смотрела на водную гладь и что-то рассказывала спутнику. Он же, как подросток, не отрываясь, влюблёнными глазами смотрел на неё.

– Скажи, – вновь обратилась я к Маю, – бывали ли случаи, когда люди платили всей жизнью?

– Конечно. Знаешь, иногда говорят «Жизнь за это отдам!» Но это всё больше слова. Когда действительно доходит дело до платы жизнью, такие люди тушуются, мнутся, говорят: «Да я не всерьёз!» Если человек платит за что-то своей жизнью, он верно отчаялся. Бывали случаи, когда в местный игорный дом, когда он ещё работал, приходили еле живые люди и говорили: «Ставлю всё до последней секунды». Проигрывали.

Ступили на мост. Освещённая заходящим солнцем вода исказилась от проплывшей у самой поверхности рыбы.

– Иногда кажется, что и я готова вот так распрощаться с жизнью. Настолько она бывает тягостной, затянутой тучами без единого просвета. В такие моменты думается, что всегда будет плохо. И вот представляю, как лечу в пропасть, и понимаю: не могу, за близких страшно. Что с ними будет, если меня вдруг не станет?

Май вдруг остановился и внимательно посмотрел в глаза. Топлёное золото окутало заботой.

– Если есть, за что держаться, значит, ты не отчаялась, – он вздохнул и посмотрел куда-то вдаль, в сторону мелькающего на горизонте парома. – Хорошо, если в жизни есть якорь. Это самое главное.

Ужасно разоткровенничалась! Бесстыдство!

– Прости, я не должна была говорить об этом. Тема явно не подходящая.

Май слабо улыбнулся:

– Нет, почему же? Очень интересная. Хочешь, о своём якоре расскажу?

Я кивнула.

– Лайла и люди. Лайла в большей степени, потому что я знаю, что для людей я вполне заменимая фигура. Для неё же – нет. Пока мне есть, за кем ухаживать, с кем можно поделиться теплом, я должен жить. Нет, не должен. Я хочу жить.

– Очень хорошо понимаю тебя, – сказала я. Я умолчала ещё об одном якоре, о котором даже стыдно говорить: я хочу хотя бы немного прожить после биологической смерти в памяти людей. Создать нечто такое, что может, если не обеспечить мне бессмертие, то продлить жизнь. Глупости, конечно...

А троллейбусы всё те же, что в реальности. Старенькие, обшарпанные, прокуренные, грозящиеся не довезти до пункта назначения, развалившись по пути. Но такие тёплые и принимающие... Забавно, но в троллейбусах всегда чувствуется какое-то принятие. Это слегка эксцентричное средство передвижения примет тебя вне зависимости от твоего внешнего вида и состояния, окутает теплом. Не физическим (потому что в троллейбусах жутко холодно), но каким-то высшим, духовным. Глядя на ободранные сидения и поручни со слезшей краской, думаешь, что не всё так плохо.

И кондукторша та же. Отстранённая женщина пенсионного возраста в очках на цепочке, которая, не обращая внимания на пассажиров, на своём месте читает бульварный роман.

– В общественном транспорте оплата простая: ты платишь столько, сколько будет длиться поездка, – пояснил Май, заплатив кондукторше 6 минут 34 секунды и одарив её доброжелательной улыбкой, отчего женщина вмиг стала выглядеть куда более живой.

Мы сели друг напротив друга, поскольку двуместные сидения были заняты. В основном молодыми парнями и девушками. Я сразу же вспомнила студентов, по утрам делающих кассу всех городских транспортов.

– А если сложится непредвиденная ситуация? Если времени на поездку уйдёт больше или меньше? Что тогда?

– Меньше быть не может. Только если случится чудо. Всё точно выверено: указанная сумма – время, за которое троллейбус доберётся до пункта назначения, если дороги будут совершенно свободны. Если времени уйдёт больше, то доплачивать не придётся. Вот и всё. В билете указывается нужная остановка. До неё поездка и рассчитывается.

Улицы ближе ко дворцу становились изящнее. Стоящие в ряд дома, выложенные из цветного кирпича, в свете закатного солнца радовали глаз лепниной и обсаженными цветами балконами. Город выглядел современным, но в то же время я ни разу не увидела стеклянных высоток или типа того – зданий, которые отказывалась признавать из-за их излишнего пафоса.

Мы проехали площадь. У большого здания классического стиля с колоннадой и широким фронтоном с барельефом стоял фонтан. Легко и играючи, сверкая искрами, вода в нём била и переливалась, маня к себе в достаточно жаркий день. Невольно вспомнилась прохладная речка, мерцающая, словно металл, россыпь капель-жемчужин на груди Мая...

Он открытым спокойным взглядом смотрел на меня. Наверное, он и думать забыл о том неловком моменте. Или неловким его считаю лишь я?..

Вышли прямо напротив королевского дворца. Когда троллейбус тронулся дальше, открылся вид на поражающее масштабами сооружение. От высоких железных ворот ко дворцу вела широкая тропа, выложенная белым камнем. По обе стороны от неё и по периметру ограждения симметрично росли высокие кипарисы, скрывающие за своими тонкими кронами детали архитектуры. Несмотря на достаточно приветливые тёплые и неброские оттенки, использованные в оформлении, здание внушало какой-то иррациональный ужас.

– Вот и приехали, – судорожно выдохнул Май. Было видно, как с каждым шагом, приближающим его к Цветочному принцу, он нервничал всё сильнее.

– По какому вопросу? – гвардеец дворцовой охраны смерил нас полным любопытства взглядом.

– Добрый вечер! Меня пригласил Его Высочество принц Флоренс, – с этими словами Май протянул мужчине письмо с приглашением. Только после внимательного изучения его содержания, тот кивнул.

– А девушка?

Май прокашлялся.

– Она заблудилась. На днях я встретил её в лесу, она совсем не помнит, как здесь очутилась! Я посчитал необходимым отвести её к вам.

Я окинула взглядом высокие узкие окна и заметила движение в одном из них на втором этаже. Человека я не увидела, но потревоженная штора продолжала качаться. Жутко.

На этом наши с Маем дороги разминулись. Его повели во внутренние покои, а я осталась ждать начальника дворцовой охраны в просторном холле. И тут захлестнула волна мыслей, доселе прятавшаяся невесть в каких углах сознания, выбравшаяся наружу сразу же, как только спина Мая скрылась за ближайшей дверью: Как я буду без него? Что со мной сделают? Посадят в темницу? Отправят домой? С Маем чувствовалась уверенность, мне было не страшно. Теперь я вновь осталась одна...

Стражники расположились у двустворчатой витражной двери высотой не менее четырёх метров, а я села на низком диванчике, покрытом ковром. Прямо передо мной, освещённая мягким светом, идущим из круглого окна на вершине, простиралась мраморная лестница. В сонном закатном луче танцевали крохотные пылинки.

Что-то глубоко в душе не давало мне расслабиться. Странное предчувствие встречи с чем-то могущественным терзало меня. Мучила неизвестность. Но внешне я старалась оставаться спокойной и не позволяла себе делать лишних нервных движений вроде ёрзания или заламывания пальцев.

Стражники молчали. Интересно, как долго длится их пост? Неужели им не надоедает столь длительное безмолвие и бездействие? Неужели не наскучивает бессменный вид, открывающийся взору? Мраморная лестница с двумя вазами у основания. Два коридора, ведущие в противоположные направления, и в каждом из них – мрак и тишина. Две картины с монаршими особами, смотрящими на тебя, куда бы ты ни пошёл.

Послышалось лёгкое цоканье каблуков, и я краем глаза заметила, что стражники напряглись и вытянулись по струнке. Странная походка для начальника дворцовой охраны. Слишком летящая и непринуждённая.

Только я об этом подумала, как на промежуточной площадке, окружённый светом, словно нимбом, возник мужчина в белоснежном костюме с кейпом чуть выше колена. Лацканы его соединяла тонкая двойная цепь с дюжиной драгоценных подвесок, сверкающих в движении, когда их носитель медленно спускался по лестнице.

Миндалевидные глаза его отражали уверенность и силу. Поддерживая безупречную осанку, он спустился и встал напротив. Инстинктивно я поднялась незнакомцу навстречу.

– Приветствуем вас, Ваше Величество! – хором воскликнули стражники.

Ваше Величество?!! Это сам король? Как его зовут? Феликс, кажется.

Пробрала нервная дрожь, а к лицу прилил жар, смыв из головы все мысли, сделав её девственно чистой. Как следует вести себя?

– Здравствуйте, Ваше Величество, – тихо проговорила я, склонив голову.

– Приветствую гостью наших земель, – он лучезарно улыбнулся, вопреки чему мне не стало спокойнее, наоборот – тревога усилилась. – Как могу к вам обращаться?

– Майя Вячеславовна.

Феликс, склонив голову набок, внимательно всмотрелся в моё лицо. Такие же чёрные волосы, как у брата, но прямые и намного короче, были уложены набок, одинокая непокорная прядь спадала на высокий лоб. Брови вразлёт обрамляли глаза цвета крепкого кофе. В них я видела своё размытое отражение.

– Могу называть вас просто Майя?

– Как вам угодно.

Вопреки тому, что я говорила с самим королём, официоз чувствовался излишним. Странно, но факт. Вероятно, потому что в этом мире ко всем обращались исключительно по именам.

– Майя, ваш случай показался мне интересным, поэтому позвольте, я буду лично заниматься вашим делом.

Король? Лично? Ужасно странно!

Дыхание перехватило, и я не знала, что ответить. Согласиться? Отказаться? Сказать, что ему не о чем беспокоиться?

– Боюсь доставить вам хлопот.

– Что вы! Раз вы попали в затруднительное положение на территории моего государства, это не хлопоты, а мой долг перед вами. Пройдёмте.

Феликс развернулся и направился к лестнице. Мне ничего не оставалось, как проследовать за ним. Невесть откуда появилось двое гвардейцев и, приняв положение по обе стороны от меня, стали нас сопровождать.

Боковые лестницы, проигрывающие центральной по ширине, сопровождались висящими на стенах портретами. Дамы в пышных бальных платьях, мужчины в обмундировании, маленькие дети в нарядных костюмчиках, – все в окружении маков. На задней части кейпа точно так же красовался крупный вышитый бутон.

На третьем этаже, щедро залитым светом, в горшках росло множество крупнолистных зелёных растений. Их гладкие поверхности блестели чистотой и свежестью. В воздухе витал аромат сырой от недавнего полива земли.

Феликс повернул налево, и мы вышли в просторную открытую галерею, вид из которой открывался на огромный восхищающий буйством красок цветочный сад. Невольно я задержала на нём взгляд, пытаясь охватить картину целиком, впитать её жизненную силу и яркость. Если Май говорил именно об этом творении Цветочного принца, то он не приукрашивал: масштабы поражали воображение, а красота захватывала. Только с высоты второго этажа не совсем было ясно, что представляет собой общая картина (а, судя по всему, цветы и кустарники были высажены в соответствии с некоторой идеей).

Феликс замедлил шаг, почувствовав мой интерес. Он повернулся и, окидывая снисходительным взглядом открывшуюся картину, проговорил:

– Вам нравится?

– Да. Поразительная красота.

Он ненадолго задержал взгляд на саде и, покачав головой, будто говоря: «Детские забавы!», отвернулся.

Но это не были детские забавы. В каждом крохотном цветке в этой сложной композиции угадывалось несравнимое по силе чувство создателя, которое он стремился убавить в себе, дать ему волю на полотне, усмирить. И это либо всепоглощающая любовь, либо невыразимая, доводящая до отчаяния боль. Кем же был в итоге человек, сотворивший это? Тот ли он жестокий мучитель в чёрном плаще, которого я встретила ранее днём?

Оказавшись в просторном кабинете с зеркальным потолком, Феликс указал на кресло около большого письменного стола.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказав это, король обогнул стол, чтобы расположиться за ним. Полы кейпа с шорохом очертили мягкий подлокотник, когда Феликс сел на своё место. Из-под них освободились тонкие руки, облачённые в рукава лимонной рубашки.

– Расскажите, что же с вами произошло? – ласково спросил Феликс. Но за этой ласковостью крылось что-то ещё, что-то, чему я не могла дать названия. Подозрение? Недоверие? Скрытая угроза?

Я чувствовала, что от каждого сказанного слова зависит моя дальнейшая судьба. Но я не знала, что можно говорить, а какую информацию следует придержать. Я боялась упустить суть и не получить помощь или нарваться на гнев, попавшись на укрывательстве фактов. Поэтому рассказала всё.

Феликс слушал внимательно, глядя куда-то в сторону и, нахмурившись, качал головой. Когда я закончила рассказ, он медленно произнёс:

– Говорите, наш мир вам снится? В таком случае, какова реальность?

– Она... иная. Совершенно иная. Я даже не знаю, за что зацепиться, чтобы описать её.

Я действительно почувствовала растерянность. Как можно в двух словах рассказать о своём мире? От чего оттолкнуться? Что считать важным, а что можно опустить?

– Самое главное отличие. Всё, что приходит на ум.

Я бы хотела сказать про время, но настолько ли велика разница? Разве в действительности мы не расплачиваемся им за каждый свой шаг?

– Здесь мне спокойнее.

Чёрная бровь Феликса взметнулась вверх.

– Спокойнее? Отчего же?

Я пожала плечами.

– Не знаю, мне кажется, будто именно здесь я дома. Странно, правда?

Феликс усмехнулся:

– Так может именно здесь вы и дома? Может, всё это – не плод вашего воображения, а самая настоящая реальность?

В каждом сне, по правде говоря, всегда есть доля реальности. Хотя бы малая, если не преобладающая. Но слова короля, произнесённые таким уверенным, внушающим тоном, действительно заставили меня усомниться в том, что я на самом деле сплю.

– Возможно.

– Есть что-то, что мешает вам либо выбраться отсюда, либо вспомнить прошлое. Настоящее прошлое о жизни здесь. Вы говорите, что чувствуете себя здесь как дома. Так может, это и есть ваш дом, просто вы забыли, что именно он им и является?

Мой настоящий дом? Какие глупости! Я же сплю, я на самом деле сплю и вижу сон. Реалистичный, но всё же сон.

На мгновение Феликс задумался, а затем встал, прошествовал к окну и, обернувшись ко мне спиной, проговорил:

– Вы не будете возражать, если останетесь погостить в нашем мире ещё ненадолго? Я поручу ваше дело одному человеку, которому, как мне кажется, не достаёт работы, – он улыбнулся мне: – Благодарю за откровенность, но на этом пока всё. Вскоре ответственный за это дело сам свяжется с вами. Только... прошу, будьте с ним аккуратнее. Он вам несомненно поможет, но... – он вздохнул: – Просто будьте аккуратнее!

В смятении я вышла в коридор, где меня в тёмном углу дожидался гвардеец, которому поручили проводить меня до сада, где сейчас находился Май. Молчаливый, статный дяденька на вид старше короля шёл выверенным шагом будто по намеченной прямой. Я старалась не отставать.

От сердца отлегло: я вернусь к Маю, меня не посадят под замок. Но, видно, пожить спокойно не удастся.

Спустившись на первый этаж и пройдя ряд коридоров, мы очутились в просторном, погружённом в умиротворённый сумрак помещении вроде холла.

– Вам сюда, – сказал гвардеец, остановившись в нескольких шагах от массивных ажурных дверей, ведущих в цветочное царство.

Поблагодарив его, я пошла в указанном направлении. Толкнула дверь и, спустившись с высоких ступеней цвета слоновой кости, ступила в залитое светом чудесное пространство. С обеих сторон тропу обрамляли подстриженные кусты жасмина. На хрупких листьях его сверкали на солнце янтарные капли воды. В стороне, смущаясь, заливались румянцем цветки камелии.

Пройдя по дороге, я вышла к большой белой беседке, окружённой кустами безупречных алых роз. Невольно я засмотрелась на них, подошла ближе и осторожно прикоснулась к одному из бутонов. Идеальный, пышный, без единого пожелтевшего лепестка. Неужели за всем этим великолепием следит только один человек?

– Внешность обманчива, – разлился медовый полушёпот, и от неожиданности я вздрогнула, – у этих сказочных цветов длинные и очень острые шипы.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с высоким стройным мужчиной, одетым полностью в чёрное: воздушную блузу, отделанную неуловимыми сверкающими на солнце нитями, и высокие брюки со стрелками. Он стоял в беседке, запустив руки в карманы, и солнце только слегка касалось его чёрных волнистых волос, обрамляющих белоснежное лицо. Он был прекрасен: мягкие симметричные черты, чётко прорисованные, решительные. Плавная линия губ, напоминающих формой и цветом лепестки какого-то нежного цветка. И глаза. Внимательные чёрные глаза кошачьей формы с интересом смотрящие из-под высоких дугообразных бровей.

Цветочный принц!

– Ваше Высочество, извините, что вошла без разрешения, – я сразу догадалась, кто это, и мне стало жутко. Отчего-то возникла мысль: «Лишь бы он меня не вспомнил!» – Я искала Мая. Мы пришли вместе и договорились встретиться здесь.

Мужчина слегка улыбнулся, глядя в пол, тягучими плавными движениями вышел из беседки и подошёл ко мне.

– Должно быть, я вас напугал. Хожу бесшумно.

– Что вы? Нет, – естественно я соврала, потому что до сих пор никак не могла понять, как он внезапно оказался в пустой беседке. И до сих пор перед глазами стояла согнутая, трясущаяся спина торговца женской одеждой. Интересно, какова его судьба?

Мне отвечать на его улыбку совершенно не хотелось, но и выдать страх я боялась, поэтому совсем неестественно уголки моих губ потянулись вверх.

– Майя! – услышала я спасительные мелодичные нотки и повернулась в сторону их источника. Май шёл к нам торопливо, он был в очках, держал в руках совсем засохший цветок и выглядел взволнованно. – Майя, ты, должно быть, долго меня ждала.

– Нет, всё в порядке, я только пришла.

Было видно, что Маю неудобно смотреть сквозь увеличивающие линзы, поэтому он глядел поверх очков, как пожилая женщина, использующая их исключительно для разгадывания кроссвордов или вязания.

– Кажется, я должен вас друг другу представить, – Май сконфузился. – Ой, как неловко выходит!

– Бросьте, – Цветочный принц качнул головой. – Это всё жуткие условности. – Он повернулся ко мне и сменил тон на более низкий и тёплый: – Я Флоренс, хранитель этого сада и всех близлежащих маковых полей.

– Майя, очень приятно, – я склонила голову.

– Но, Ваше Высочество... – подал голос Май, но Флоренс остановил его одним лишь взглядом.

– Не стоит. Я просто Флоренс.

Май хотел добавить что-то ещё, чтобы опровергнуть сказанное, но не находил подходящих слов, поэтому только нахмурился. Флоренс обратился к нему:

– Пожалуйста, изучите этот образец как следует. Лучше займитесь этим у себя. И как можно скорее приступите к рукописям: время на исходе. По поводу ваших слов... – он задумчиво улыбнулся, а Май будто весь затрепетал изнутри. – Май, ваше мнение много для меня значит. Просто знайте об этом.

Май сделал глубокий поклон, на что Флоренс слегка нахмурился. Повернувшись ко мне, он сказал:

– Был рад с вами познакомиться. Если будет время, приходите вдвоём на чай. Готов принять вас послезавтра в шесть.

– В-вечера? – неуверенно спросил Май.

– Утра, – Флоренс сказал это без доли иронии, поклонился нам поочерёдно и зашагал в сторону выхода, поравнявшись со мной, он остановился и прошептал: – А вам я задолжал бокал вина...