Я люблю твоё беспокойство[ ЗАВЕРШЕНО]

—И что ты хочешь мне сказать в оправдание? —устало проговорила я, сжимая руку одноглазой.
Та выдаёт свой страх тем, что быстро дышит, а ее рука потная. —Может ты наконец ответишь, кто заставил тебя сказать это? Кто приходил к тебе для ложного допроса?

—Я не могу тебе этого сказать. —ее неуверенность на миг исчезает, и я понимаю, что с ее упрямством я больше ничего не добьюсь. Она снова продолжает: —Мы были подругами, Юн! Я верю, ты сможешь понять. —наконец говорит она. —Ты бы сделала то же самое, на моем месте.

—Не сравнивай нас. Ты всю жизнь только и делаешь, что прячешься за чужими спинами, боясь всего. Ты пескарь из сказки. Ты тень. —я грубо откидываю ее руку назад, и она пятится. Выглядит она жалко.

—Прошу, пойми. Она пришла ко мне и требовала, чтобы я рассказала события. Она дала денег. Ты понимаешь, какое у нас положение в семье?

—Хм. —я задумчиво завожу свою прядь за ухо. Волосы немного жестковатые из-за плохой воды в поезде. —Я бы может тебя и поняла. Но ты пряталась от меня, и сейчас боишься, словно огня. Будто бы это и правда с моей помощью ты лишилась глаза.

Девушка нервно вздрагивает. Это пробуждает наши общие воспоминания.

Общая Школа, 2017 год.
Нам было 14 лет. На тот момент, я уже начала усерднее заниматься танцами самостоятельно: из-за бедного положения семьи о никаких секций и речи не шло.

В школе многие надо мной посмеивались, считая, что все пройдёт без толку. Часто, даже учителя смеялись над моими стремлениями. Я не отчаивалась. У меня были цель и желание. А ещё красивые мечты на будущее. И лучшая подруга, которая иногда тренировалась вместе со мной и поддерживала меня.

Ханыль единственная кто меня тогда понимала. Так казалось мне на тот момент.
Но в один прекрасный день, случилась ужасная вещь.
Девочки старшеклассницы, которые нас часто задирали, пристали нам на этот раз. Это было обыкновенно в нашей школе: задиры встречались часто, и я училась давать отпор. Все равно, кроме обидных насмешек они не смели ничего нам сделать.

Мы стояли на крыше, и учили танец. Это место было пока никем не занято, и мы наслаждались одиночеством.
Пока его не нарушили хулиганки.

—Ужас, промойте мне глаза. Что я вижу? Ладно Юн Аяна. С ней и так все ясно, считает себя неотразимой. —засмеялась девочка, поднявшаяся сюда со своими подругами. Они смотрели на наш танец, но я не смела останавливаться. —Но ты, Ханыль. Ты двигаешься, как бревно.

Ханыль остановилась. Ее порой сильно задевали эти слова, как и в этом раз.

Девочки зло рассмеялись и подошли ближе. Я знала причину: это была элементарная зависть. Я пела на школьной сцене в свои годы, а они лишь могли смотреть и критиковать.

—Ханыль, уйди с дороги. —толкнула девушка мою подругу. Ханыль послушно отодвинулась в сторону. —Я думаю, тебя стоит проучить. —она повернулась ко мне.

Две девочки схватили меня крепко за руки, и сколько бы я ни старалась вырваться: усилия были тщетны.

—Отпустите ее! —закричала Ханыль.

Девочки засмеялись, и отпустили меня. Но взамен, они взяли Ханыль под руки и начали подводить к краю крыши. Ханыль заныла от страха: высота тут была большой.

—Что вам нужно? —спросила я. Девочки в ответ лишь рассмеялись.

—Это лишь предупреждение. —сказала самая высокая девочка. —Отпустите ее. Будешь дальше вести себя так заносчиво, пострадает не только Ханыль.

Не успела я понять что-то неладное, как Ханыль толкнули на край крыши. Рядом были инструменты, и она полетела в них, вместо того, чтобы свалиться с крыши. Она падала прямо на грабли, и падала лицом..
А самое страшное, это было то, что она не кричала.
Кричала я, и девочки, которые ее толкнули. А Ханыль молча лежала на граблях.

В тот раз Ханыль ослепла на один глаз, ей не повезло, острые грабли повредили важные органы. После того раза, она ни разу не заговорила со мной. Я чувствовала себя виноватой, хотя таковой не являлась. Когда ее спрашивали, кто виноват, она отнекивалась и никого не выдала, говоря, что это все чистая случайность.

—После того раза, я ни разу не станцевала ни движения. Я не смогла. —Ханыль уставилась на меня своим единственным глазом. — Я стала уродиной на всю жизнь.

—Мне жаль. Но я извинилась перед тобой сотню раз, но ты не хотела меня слушать. —горько произнесла я. —Ты сказала всем, что эта чистая случайность, и все стали опасаться меня, так как мы прекратили общение.

—Как я могу видеть твоё лицо? —закричала Ханыль. —Я ненавижу тебя всю жизнь и всегда буду ненавидеть. Мне даже на руку то, что пришлось рассказать неверный рассказ, чтобы испортить твою карьеру. Пусть все думают, что ты ужасна. Тебе всегда давалось все слишком легко. —по щеке Ханыль прокатилась слеза. Я не верила, что вижу перед собой всегда доброго и единственного человека, который давал мне поддержку. Боль от предательства разрывала меня изнутри. —Я рада, что твоя карьера закончилась навсегда. Может тогда ты хлебнёшь плохой жизни. —крик Ханыль застыл в ушах.

--Кому ты рассказала? Кто к тебе приходил? - стараюсь выпытать я информацию.

-Пошла вон, иди отсюда. - сказала тихо Ханыль и замолчала.

Я выбежала из ее дома с огромной тяжестью на душе. Мой поезд отправлялся через полчаса. Раньше мне было больно. А сейчас, я не ожидала, что подруга даст против меня показания. Когда я шла к ней, я надеялась, что это будет не она.
Но нужны слишком достоверные доказательства, чтобы в чем-то обвинить меня. И их могла дать только жертва этих событий, моя бывшая школьная подруга.

Я уезжала из этого городка, и навсегда. Да, я сюда больше не вернусь. Я буду рада видеть своих братьев и сестёр у себя, но в этот город больше ни ногой. Слишком много боли. Я ничего не смогу сделать с тем, потому что моя репутация испорчена.

И в голове вертелись лишь две мысли : <за что?>..
<Почему она обвинила меня, а не тех девочек, кто был действительно в этом виновен?>

Под шум поезда я медленно засыпала, едва голова касалась жёсткой ткани подушки. Разбудил меня проводник, объявляя всем то, что поезд прибыл на вокзал в Сеул.

Я мигом включаю телефон, и обнаруживаю много пропущенных от своего менеджера. Ох, да простит меня Розалия! Я быстро перезваниваю ей и готовлюсь получать многочисленные ругательства.

—Ты меня в гроб вгонишь. —шипит менеджер со своим акцентом. —А ну мигом в контору! У меня для тебя куча разных новостей.

—И хороших? —сердце загорается мимолетной надеждой.

—И хороших. —спустя паузу, говорит Розалия.

Я приезжаю в контору. В этом местечке работают такие же менеджеры, как Розалия, и их к себе нанимают артисты для продвижения. Я сажусь за предложенный стул и цепляюсь за многочисленные папки на столе Розалии.

Розалия-полненькая низенькая блондинка с искусственными кудрями и пуделем. Розалии было едва сорок, но с её неторопливым спокойным поведением могло показаться, что больше. Такая типичная одинокая бабушка из фильмов. Но меня волновала не её внешность, а строгий ум. Если она бралась за дело, она его всегда заканчивала. Правда брала она дорого.

—Садись, моя крошка. —ворчливо говорит она мне. Слово «крошка», не имеет ласковый подтекст. Так она называет даже некоторых мужчин, которых вблизи не очень хорошо видит. —Куда же ты ездила? Только вот не говори, что проветрить мозги. Думаешь, я поверю в эту чушь с отдыхом и восстановлением ментального здоровья?

—Изначально, я так и планировала. —не вру я. —Но, увы, у моих родителей не очень получается восстанавливать здоровье.

—Ладно. —безразлично кивает Розалия. Её не занимают такие вопросы, не связанные с работой. Она тихо кашляет в кулак, и продолжает. —Начнём с главного. Крошка, твоя репутация не восстановится, даже если свидетель откажется от своих слов. Увы, в Корее ты больше не сделаешь себе карьеру. Гневные комментарии будут повсюду, если ты вступишь хоть в одну группу и будешь популярной как раньше. Хотя, с твоей репутацией и такого шанса не предвидеться, хорошие агенства это понимают.

—И что же теперь делать? —эту информацию я успела переварить ещё неделю назад.

—У тебя есть три варианта. Первый: самый адекватный, на мой взгляд. Ты едешь в другую страну, и продвигаешь себя там. Но тебе нужен язык и перестраиваться под другую страну. Но я не думаю, что такие сложности тебя остановят.

Розалия смотрит на мою реакцию: но я делаю абсолютно безразличный взгляд. Уехать, и признать поражение? Ни за что!

—Второй вариант. Ты уходишь из этого навсегда и живешь обычной жизнью. —продолжает она.

—Ещё хуже. —недовольно морщусь я. —Какой же третий?

—Третий, самый глупый из всех перечисленных. Он совсем абсурдный и, не думаю, что ты согласишься. Ты снимаешь карие линзы и выдаёшь себя за другого человека.

Хм. Я задумываюсь. От природы я получила голубые глаза. Это редкость для нас азиатов, но у меня ничего удивительного нет: моя бабушка является европейкой. Но в карьере айдола с таким шармом сложно. Именно поэтому, чтобы меня взяли без лишних слов, я надела карие линзы.

—Ладно. Мне такой вариант по душе. Когда начинаем?

—Тебе придётся начинать карьеру с нуля. —предупреждает меня Розалия. - Ты уверена? Ты подвергаешь себя большому риску, ведь тебя все равно смогут узнать, если что-то вскроется.

—Но ты, наверняка, нашла лазейку. —говорю я, и улыбаюсь. Эта идея дала мне сил.

—Ты сменишь имя и тебя не будет узнать. Но благодаря моей конторе и сотрудничеству, ты сможешь стать трейни в агенстве Jup.

—Что?!—воскликнула я. —И ты молчала! Да ради такого, я горы сверну!
Это и правда великолепно. А говорят, вторых шансов жизнь не даёт.

—Но не так просто. Ты будешь на втором плане. Пока что. Если сама себя не проявишь. А это будет шанс на миллион. —скучным голосом продолжила Розалия.

—Такой вариант меня устраивает. —перебиваю я. —Где подписывать? Когда начнём?
Если получилась надежда на новую жизнь, я сделаю все, что угодно.

—Хоть сегодня, крошка. Только линзы сними. —предупреждает меня Розалия. —Нужно подготовить для тебя новые документы. Все будет законно, но отчасти.
Я радостно улыбаюсь, и выхожу из конторы. Дождь на улице меня только радует. Подумать, только, у меня появился шанс!