Глава 5
Я сижу на кровати, обняв себя за колени, и смотрю в окно на уходящее за горизонт солнце. Небо неравномерно окрашено в оранжевый и розовый, словно художник решил действовать хаотично, раскрашивая холст.
Хотела бы я сейчас находится на улице, чтобы смотреть на все это без стекла. Вот только меня отправили в комнату, чтобы папа успокоил маму, которая хотела накричать. Если честно, я была бы даже не против, ведь понимаю, что провинилась, не взяв телефон, заставила нервничать родителей.
Слышу, как звонит телефон, все еще лежащий на кровати, но я не беру трубку. Кладу лоб на колени и вздыхаю. Может уехать домой? Попросить папу, сказать, что не могу здесь находится. Пусть попросит кого-нибудь присмотреть за мной, если это будет нужно.
— Она очень зла, — слышу голос папы, но не поднимаю голову.
— Знаю. Она имеет полное право. Я бы даже была не против, если бы накричала на меня.
— Крики – не выход. Лучше все решать спокойно, даже несмотря на эмоции, бушующие внутри. Во втором состоянии делаешь хуже только себе, а не другому человеку. Да и слова воспринимаются лучше, если споен, нежели в подвешенном состоянии. Иначе еще секунду и можно сорваться.
Я молчу, не знаю что сказать. Он несомненно прав. Вот только в то же время хочу, чтобы мама проявляла хоть что-то кроме строгости.
— Прости меня, — произношу, испытывая в этом острую необходимость.
— Просто постарайся предупреждать нас, — макушки прикасается ладонь и принимается гладить по волосам. — Олис так перепугалась, когда пришла домой, а тебя не было.
Я поднимаю голову, изумленно смотря на папу. Она переживала?
— Она не робот, милая. Эмоции бывают у любого, просто есть те, кто скрывает их глубоко внутри. Олис сейчас находится... в не лучшем состоянии...
— Почему она не говорит, что с ней? И ты тоже скрываешь? Я устала быть в неведении, — отчаянно прошу папу рассказать, ведь больше не могу... Я не знаю, что и думать со всех этой ситуацией.
— Я знаю, но не могу говорить за нее, — виновато говорит, но в его глазах вижу, что он желает рассказать. — Я могу только сказать, что на это есть причина. Но... она любит тебя всем сердцем.
— Я все чаще сомневаюсь в этом, — в голове мелькает мысль, но не произношу ее, только киваю.
— Не сомневайся в этом, — говорит, скорее всего, увидев это на моем лице. — Просто здесь нужно намного больше времени, чем можно предположить.
— Хорошо, — шепчу, облизывая губы и переведя взгляд на руки, лежащие на коленях. Я понимаю все, что сказал папа, только почему в груди все сжимается от обиды. Почему становится так больно внутри?
— Мы любим тебя, — целует в макушку, от чего невольно улыбаюсь. — Всегда помни это.
— Я тоже люблю вас, — шепчу, а после слышу удаляющиеся шаги и тихий щелчок закрытия двери, и все погружается в тишину.
Вздыхаю, откидываясь на кровать и смотрю в потолок. Все становится хуже с каждым днем. Мама отдаляется от меня еще сильнее. Боюсь, что потеряю ее навсегда, а после не смогу вернуть.
— Не сильно ругался? — слышится голос Адана, а я качаю головой, но не смотрю на него.
— А ты пришел позлорадствовать?
— Я не такой засранец, — усмехаюсь, все же посмотрев на него. Он стоит, как обычно, оперевшись на дверной косяк плечом со скрещенными руками.
— Но все же засранец.
Адан чуть наклоняет голову, кладя ту на косяк, и улыбается. Пожимает плечами.
— Не буду отрицать.
— Только не это, — удивленно сажусь, прикладывая руку к груди. Адан хмурится, не понимая, что я имею в виду. — Ты признал данный факт.
Адан хмыкает, прикрыв глаза.
— Так ты наказана?
— Нет. Он не сделал этого, просто попросил, чтобы обязательно предупреждала.
— Да, уж... Я бы...
— Нет, — резко прерываю, на что Адан смеется. — Не нужно мне твоих действий. Хватило того, что говорил днем.
— Ты все еще помнишь? — насмешливо произносит. Чувствую, как щеки начинают краснеть, когда вспоминаю слова, сказанные Аданом. Они все еще очень свежи в моей памяти и нескоро забудутся.
— Зас... — осекаюсь, понимая, что стала очень часто говорить это слово. — Ты плохо на меня влияешь, — шепчу возмущенно и отворачиваюсь, чтобы он не видел моих покрасневших щек.
— Я же ничего еще не делал, — весело говорит.
— Ты просто существуешь, этого достаточно, — беру телефон, чтобы хоть чем-то заняться и иметь алиби, чтобы не смотреть на Адана.
Я снимаю блокировку с телефона и вижу пропущенные от родителей, пару сообщений от подруг и один вызов от Муны. Она звонила, перед тем, как папа пришел в комнату. Нужно будет набрать ее, когда Адан уйдет.
Можно, конечно, предположить, что он ушел, ведь все погрузилось в тишину, но нет. Я чувствую взгляд, направленный на меня и пронзающий до костей. Хочется сжаться под ним, однако не сделаю такого. Никогда не показывала слабость перед человеком, а если поежусь, то тут будет именно она. А здесь это точно лишнее.
Раскрыв душу не тому человеку, ее можно потерять. И уже невозможно будет вернуть. А человек без души... обречен. Ему больше не будет ничего нравится, он будет пустым, практически неживым, способным только на существование. Потеря себя – вот что страшно. И не хочу в один момент очнуться и понять, что меня больше не существует. Что я – Призрак, без возможности вернуться в мир живых.
— Что... — грубо начинает Адан, но затем прочищает горло и продолжает: — Что за счет ты ведешь?
— Прости? — поднимаю непонимающий взгляд.
— В машине ты сказала: 1:4. Что это означает?
Прикусываю губу, снова опуская взгляд. Нужно было держать все в себе! Какая дура. Качаю головой и пытаюсь придать своему голосу уверенности:
— Ничего важного, просто... — вытягиваю губы, качая из стороны в стороны, придумывая оправдание.
— Не нужно ничего придумывать, Кирана, — словно понимает, что пыталась сделать, а я в это время изумленно замираю. Почему из его уст имя звучит так чувственно? Дрожь появляется в теле, что может легко выдать мои эмоции. — Просто скажи правду. Она больше ценится, чем ложь.
Качаю головой. Что я должна ему сказать? У нас идет состязание, в котором хочу выйти победителем, и что в теории соревнуюсь сама с собой, раз он ничего не знает? Даже не хочу представлять, что подумает на этот счет.
— Давай-же, — соблазняет на правду, словно демон-искуситель. — Неужели это что-то запретное или развратное?
— Нет! — выкрикиваю, мало контролируя себя. — Ничего такого. В моих мыслях такого нет, — и как назло в голове всплывают моменты, когда Адан был без футболки.
— А щечки покраснели, — дразняще говорит, на что зло вздыхаю. Предательское тело!
— Знаешь, я даже попробую угадать, раз не хочешь говорить.
Киваю, пусть попробует. Хотя я надеюсь, что он не догадается об этом, если, конечно, не умеет читать мысли.
Адан прикрывает глаза, будто пытаясь полностью погрузиться в свои мысли, и начинает рассуждать:
— Ты произнесла это после того, как застигла меня врасплох, запутав, — прикусываю губу. Нежели догадается? Пожалуйста, не нужно... — 1:4, — протягивает между тем. — В играх часто говорят на первом месте факт забивания очка противнику. Вряд ли бы стала вообще говорить это, если бы не относилось к тебе. Значит, первое число твое. Формально забила «гол» противнику. А так как был рядом я, то могу предположить, что противоположное принадлежит мне, — с каждым его словом мне хотелось все больше провалиться под землю. Я закрываю глаза, чтобы он не видел моего беспокойного взгляда. Чертов анализ действий. Как он вообще запомнил, после чего произнесла это? — Дальше не хочешь продолжить сама?
Не хочу. И даже если бы было желание, все равно не стала говорить.
— Тогда продолжу я... Ладно, — говорит резко, заставляя моя вздрогнуть. — Не буду больше рассуждать, скажу просто: ты ведешь подсчет того, сколько раз выводим из себя друг друга.
Он догадался. Выдыхаю обреченно. Хотя я сама виновата в этом, не нужно было говорить то. Да и отрицать уже нет смысла.
— К твоему сведению уже 2:4.
— Кто бы сомневался, что я буду в победителях, — самодовольно говорит, и я смотрю на него недовольно. — И, так уж и быть, приму твой вызов, хоть и запоздалый.
— Это не конец, — обещающе шепчу, чтобы он не расслаблялся. Я буду делать все, чтобы остаться победителем. Хотя понимаю, что сейчас он будет при любой возможности пытаться вывести меня из себя. Так и правда, будет сложнее, чем, когда не знал об этом. Но будет интереснее, нет?
— Я не дам тебе расслабиться, чертовка.
— Как и я...
Он подмигивает:
— Пусть победит сильнейших... или хитрейший.
— Негодяй, — шиплю, после того, как Адан покидает комнату.
Я не должна дать ему спуску. Он, итак, кажется, зазнался. Не могу дать ему еще один повод повысить самооценку. Но все же он не совсем прав, насчет значения соревнования. Я веду подсчет не сколько раз выводили друг друга из себя, а моментов, приведшим к возмущению, гневу либо же злости. А также всего этого вместе.
Я не буду лезть на рожон, только если Адан не начнет первым. К тому же, раз назвал меня чертовкой, то может соответствовать его мыслям? Если, конечно, события не примут другой ход.
🤠🤠🤠
Я провожу щеткой по шее Героя, на что тот немного дергает мордой. Испуганно отдергиваю руку, виновато смотря на Кориса.
– Все хорошо, — весело говорит, подходя ко мне. — Ты не сделала ему больно, — проводит рукой по крупе лошади, на что та так же дергает мордой. — Он так подбадривает продолжать. Иди сюда.
Корис кивает, и я несмело подхожу обратно. Он вытягивает ладонь, в которую вкладываю щетку, однако (вместо той) берет меня за запястье и обхватывает тыльную сторону, подводя еще ближе. Наши руки, удерживая щетку, ведут по шее, прилагаю чуть больше усилий, чем я до этого. Герой дергает головой, проводя копытом по земле. Я улыбаюсь.
— Вот, продолжай так же, двигаясь к хвосту, — а после обращается уже к Герою. — А ты, проказник, не пугай ее. Она новичок и может больше не подойти к тебе, — он мотает мордой из стороны в сторону, возможно говоря так, что больше не будет. — Ты понравилась ему, теперь не отпустит, — усмехается Корис, подходя к другой лошади и принимаясь мыть той морду.
Некоторое время мы все делаем молча. На удивление, у меня в голове нет никаких мыслей, я просто наслаждаюсь тем, что есть сейчас. И это удивительно, ведь раньше такого не было. Постоянно какие-то мысли, над которыми я постоянно размышляю. А здесь все крутиться вокруг того, что провожу щеткой по крупе и бедру Героя.
— Вы говорили, что переехали не так давно.
Корис кивает, прочищая глаза у Сильвы:
— Если быть точнее, то чуть больше 4 лет. Хотя здесь словно время идет как-то по-другому. Я не ощущаю, что прошло сколько лет, кажется будто намного меньше. Возможно, — пожимает плечами, — потому что мне здесь комфортно. Да и парням тоже, особенно когда нужно отвлечься от городской суеты.
— Сложно ли содержать это все? — обвожу взглядом конюшню.
— Сложный вопрос, — усмехается. — Я бы сказал, что на начальном этапе – да. Ты не знаешь, как правильно следить за амбарами, как правильно ухаживать за лошадьми и многое другое. Но чем больше времени проводишь здесь, то понимаешь, что не так все сложно. Даже наоборот, втягиваешься и делаешь все на сто процентов, иногда смеясь над прошлыми действиями. А затем обучаешь парней, чтобы правильно выполняли с самого начала.
— А что насчет вашего бизнеса?
— А что с ним?
— Ну, как вы можете управлять им, если находитесь вдалеке от того?
— Моя жена – Минда, заправляет. Ты, скорее всего, познакомилась с ней, когда с Аданом заезжали за Ризаном, — киваю. — Этот бизнес не появился бы без нее, — он с такой теплотой говорит о своей жене, что я даже завидую. Надеюсь, что у меня в будущем будет так же.
— А что насчет тебя? — замираю, застигнутая врасплох, Герой ударяет копытом по земле, напоминая о себе. — Ты бы переехала на ранчо, послав город на три веселые буквы?
— Три веселые буквы, — смеюсь над тем, как Корис заменяет нецензурное выражение.
— Пришлось научиться, потому что Минда не любит ругательства. Парни, к слову, тоже могут, только говорят так рядом с ней.
Не могу представить, чтобы Адан говорил что-то подобное, заменяя ругательства. Хотя я не слышала чтобы он нецензурно выражался вообще. Стоп! Почему я вообще о нем думаю? Нужно срочно избавиться от таких мыслей. Они точно не приведут ни к чему хорошему.
— Так что? — раздается голос Кориса, выводящий меня из сознания, за что я очень благодарна.
— На самом деле, — начинаю и чуть замолкаю, пытаясь обдумать слова, да и понять вообще что говорить, — я не думала о таком. Мне нравится город, его атмосфера, хоть и иногда хочется побыть наедине, забраться в самый дальний угол, чтобы не слышать ничего вокруг. Последнее, к сожалению, появляется все больше и это пугает.
— Нет ничего страшного в том, чтобы прятаться от мира. Зачастую это невероятно выручает. Когда мы еще маленькие нас все устраивает, но с возрастом... начинаем искать то место, которое будет близко к сердцу, где будет комфортно.
— Я бы, наверно, не переехала на ранчо. Хоть здесь невероятно мило, но это не мое. Наверно, еще рано рассуждать об этом, ведь еще не окончила школу, но... мне бы хотелось поселиться в загородном домике.
— Знаешь, ранчо – своего рода загородный дом, — улыбнулся Корис, на что я кивнула.
— Да, но связанный с сельскохозяйственной деятельностью. Как бы лениво это не звучало, но хотелось бы без этих обязанностей.
— Понимаю. Мы все устаем от обязанностей, наваливающимся на нас в жизни. С каждым годом их все больше, возникает желание все это бросить и уехать куда-нибудь. Но и там будут обязанности, пусть и другие, но они есть. Так что, от них не скрыться.
— Я знаю, — шепчу. — Накормить себя, чтобы не умереть с голоду.
— А еще парня, чтобы не закапывать где-нибудь труп, — весело бросает Корис, и я усмехаюсь.
— Для этого его сначала нужно найти.
— Все впереди. Самое главное – не сворачивай с уже начатого пути, в противном случае исход будет совершенно другой.
— Ну, это позже будет, а вот факт того, что мы можем убить друг друга до момента сожительства меня немного пугает.
Почему мне кажется, что я говорю это про Адана? Да, нет. Полный бред и абсурд.
— Если вы действительно захотите прожить всю оставшуюся жизнь, то сможете находить компромиссы, если те необходимы. И подумай о том, что определенные эмоции будут залогом страсти.
Я вздрагиваю. Неужели серьезно мы говорим об этом с дядей? Только хочу попросить, чтобы мы не обсуждали это, как раздается низкий голос.
— Пап, почему ты не следишь за ее действиями?
Язамираю. Рука со всей силы сжимает щетку. Что я опять натворила?