Часть I. «Обретённый Ад». Глава 1
Старая история, о которой не знает только тот, кого ещё не вытянули в этот мир за ногу, началась с яблока. Примерно в то же самое время миру был дан обратный отчёт, который вело само мироздание. Старая история была весьма насыщена — и даже перенасыщена — событиями, но завещанный Большой Бум и реки крови, когда на экране условного циферблата высветилось 00:00:00, не произошло. И хоть Армагеддон удалось предотвратить (не без помощи достойных людей и порой совсем даже не людей), он всё же угрожает этому миру, нависнув над ним, словно лезвие гильотины...
Впрочем, не будем о гильотинах. В сердце одного из тех самых не-людей, этот «головотяпный инструмент» пробуждает не самые светлые воспоминания.
Как бы то ни было, та Старая история действительно, в каком-то смысле закончилась. Если можно назвать концом перезапуск. Войска ангелов и демонов вынуждены были, что называется, обломаться по полной, когда обещанное им когда-то сражение не состоялось. Огорчение (если уместно будет называть великое горе, выражавшееся в резко повысившимся вылизывании адских стен и скручивании символических райских лир в круассан, огорчением) для некоторых оказалось неподъёмным. И с той и с другой стороны огорчённые страдальцы винили неких двоих не-людей — своего рода смотрителей, которым совсем не улыбалась перспектива возвращения в свои конторы.
Хотя уместнее было бы винить и хулить Великий замысел.
Да, Старая история, которую все знали, «закончилась». А Новая же, перезапущенная история, началась уже не с яблока. Отнюдь нет.
Но с летящего по небу, обгоревшего по краям, клочка бумаги. Он свободно парил на новом, перезапущенном ветерке и вполне мог бы любоваться новым, перезапущенным солнцем и облаками. Если бы он был живым существом, конечно, например, птицей. Неважно какой именно, канарейкой или дроздом.
Потому что птицы ничем не любуются, когда летают.
Клочок бумаги даже не представлял, какую роль ему предстоит сыграть в Новой истории. Не в глобальном смысле, естественно, отнюдь, но в жизни весьма тесного круга недолюбливающих друг друга лиц.
А может быть, вообще никакой роли ему и не предстоит.
Это же просто клочок бумаги, в конце концов.
* * *
А вот и первый «не-людь», на которого очень благотворно повлияла отмена Армагеддона, но отнюдь не благотворно влияют случайные воспоминания о той самой гильотине, неизбежно вызывая волнения в сердце и желудке. Ангел по имени Азирафаэль, страж Восточных Врат. Вернее, она была им до всей этой армагеддонной истории. Сейчас же она обслуживает покупателя в своём букинистическом магазинчике в лондонском Сохо и улыбается ему любезно, как всегда улыбаются ангелы, продающие что-то ветхое, сомнительной для некоторых ценности.
То есть следует понимать, что улыбка Азирафаэль не принадлежала никакому другому ангелу — только Азирафаэль. Это была своеобразная смесь из бесконечной любви к ближнему, свойственной ангелам, и навязчивой подленькой мыслишки: «Да когда ж ты уйдёшь отсюда, придурок?»
— Мисс Фэлл, я ведь уже объяснял вам по телефону, что мне жизненно необходима эта книга, — раз за разом повторяет почтенный старик по фамилии Дрожкинз, выглядящий так же, как и все прочие почтенные старики. За исключением того, что был неприлично богат и повёрнут на редких изданиях. — Вы даже представления не имеете, насколько...
— Полагаю настолько же, насколько и мистеру О'Броку, — с неизменной улыбкой отвечает Азирафаэль, держа в руках ветхий том «Пособия по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» так же, как ребёнок держит собаку, которую нашёл на улице, притащил домой и отдаст только через свой труп. — Он звонил на прошлой неделе.
— Ой, этот О'Брок! — мистер Дрожкинз негодующе дёрнул правой рукой и сшиб стопку книг, кажется, совершенно этого не заметив (как и уставшего вздоха Азирафаэль). — Всё время ставит мне палки в колёса, ублюдок! Я говорил ему, что мне это пособие нужнее!
Азирафаэль задалась было вопросом, зачем понадобилось «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» этому неюному неджентльмену, но прервала саму себя, рассудив, что всё равно ему этой книги не видать. Мистер Дрожкинз будто услышал её мысли, и очередная книжная стопка полетела на пол (Азирафаэль уже не была на сто процентов уверена, что он сделал это случайно).
— Значит, не продадите? — спрашивает он таким тоном, каким гробовщики запрашивают мерки с родственников покойного.
— Понимаете, уважаемый мистер Дрожкинз...
— Я могу предложить вам гораздо больше, чем этот О'Брок!
— Дело не совсем в этом...
— На ту сумму, что я заплачу вам за эту книгу, вы сможете держать свой магазин просто для красоты до конца своей жизни!..
— Очень сомневаюсь, — пробормотала Азирафаэль. Глуховатый Дрожкинз её не услышал.
— ...Боже правый, у вас нет сердца!
Азирафаэль в ужасе вздрогнула, и на секунду её охватили сомнения. Дрожкинз, как локатор, уловил это и подпустил в голос патоки:
— Мисс Фэлл, милый мой ангел...
И тут же застыл. Азирафаэль с облегчением выдохнула и шлёпнула «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное» на ближайший стол, заваленный ещё не сваленными дрожащей рукой Дрожкинза книгами.
— Спасибо, но не стоило так, — сказала она в вакуумную тишину.
— Да конечно, он тебя чуть не сожрал с потрохами.
Это второй «не-людь», демон по имени Кроули, который только что остановил время для мистера Дрожкинза. Если угодно, это можно сравнить с гипнозом. Полезное умение как для демонов, так и для ангелов, когда нужно быстренько и незаметненько для человека побудить его к чему-либо (см. историю о Жанне Д'Арк). Но есть у него и свои минусы, главный из которых заключается в том, что окружающие начинают нервничать, когда внушаемый застывает посреди разговора и начинает нечленораздельно мычать в ответ на ангельские/демонические увещевания. (Ещё один минус — внушаемый становится восприимчив к подселению в него разных сущностей, поэтому было бы неплохо держать под рукой экзорциста).
— Мистер Дрожкинз, в сущности, неплохой человек...
— Пфф, Дрожкинз, — прыснул Кроули. — Поляк, что ли?
Азирафаэль вздохнула и обратилась к старику. У того уже обильно вытекала слюна из застывшего раскрытого рта.
— Сейчас вы очнётесь, мистер Дрожкинз, и поймёте, что вам жизненно необходимо... — она задумалась.
— Съесть порцию фиш-эн-чипс, — подсказал Кроули, опасливо приподнимая пальцем титульный лист одной из рухнувших на пол книг.
— Ну пусть, — не стала спорить Азирафаэль, удержавшись, чтобы не ударить его по рукам. — И стать добрее к окружающим, особенно к вашему сыну, который работает боем в российской гостинице «Космос»...
Кроули с интересом воззрился на Азирафаэль, потом на Дрожкинза.
— Но самое главное, — как ни в чём не бывало продолжала она, — вы выйдете из магазина и забудете дорогу сюда, так как в вашей жизни должно появиться место для чего-то более ценного, чем книжное скопидомство.
Кроули поджал губы, пытаясь не расхохотаться. Он понятия не имел, насколько сказанное соотносится с Дрожкинзом, но саму Азирафаэль характеризовало как нельзя точнее.
Она выразительно посмотрела на Кроули.
— Ты же и сама можешь, — процедил он, ещё не до конца подавив приступы смеха.
— Будь так добр.
— Уж лучше святой водой облиться! (На самом деле Кроули так не думал, его просто оскорбили в лучших чувствах).
Но всё-таки он щёлкнул пальцами, продолжая с любопытством наблюдать за Дрожкинзом. Старик часто заморгал, всосал остатки слюны и недоумённо огляделся.
— Бог мой, старый растяпа с клешнями вместо рук! — воскликнул он, глядя на распростёртые на полу книги, каким-то образом запомнив, что к такому коллапсу привело его негодование в адрес мистера О'Брока. Но у него совершенно вылетело из головы, откуда это негодование взялось, и почему он махал руками как мельница.
— Ничего страшного, — улыбнулась всепрощающая Азирафаэль, чьё всепрощение на самом деле было отнюдь не безграничным. — Должно быть, вы отмахивались от мухи. Я могу вам чем-нибудь помочь?
Мистер Дрожкинз взглянул на Кроули. Кроули взглянул на него. Полная противоположность Азирафаэль (не только по очевидным причинам), он не улыбался любезной улыбкой посетителям. Не только потому что у него не было своего букинистического магазина, но ещё и любезности как таковой. Старик почесал в затылке, будто вспомнил что-то неловкое.
— А вы не знаете случайно, любезные молодые люди, где тут ближайшее кафе? Почему-то очень захотелось фиш-эн-чипс...
Азирафаэль бросила на Кроули победный взгляд и ответила:
— Выходите из магазина — и прямо за углом направо. Только соблюдайте осторожность, пожалуйста, там оживлённое движение.
Но Дрожкинз продолжал рассеянно и как-то виновато оглядываться. Так, будто на него внезапно свалился груз прошлых лет.
— С вами всё в порядке?
— Д-да, просто... вспомнил, что мне нужно кое-кому позвонить... Всего хорошего, молодые люди.
Звякнул дверной колокольчик, и старик наконец ушёл. Азирафаэль опустилась на пол, чтобы поднять книги, пока Кроули следил, как Дрожкинз, едва выйдя из магазина, помотал головой и внезапно резко выпрямился, исполнившись какой-то решимости. Затем помаршировал туда, где должно было быть кафе с желанными фиш-эн-чипс.
— Ангельская магия в действии, — произнёс Кроули, когда за окнами остались только немногочисленные в такой ранний час прохожие.
— Магию практикуют ведьмы, ангелы вещают в сердце и душу.
Кроули сгримасничал. Азирафаэль медленно продвигалась к столу, чтобы сложить злосчастные книги. Когда они наконец с неприлично громким стуком для таких приличных книг воцаряются там, он поджал губы:
— Они тебя когда-нибудь к чертям придавят. Поэтому я их не читаю.
— Чех! — неожиданно воскликнула Азирафаэль.
— Будь здорова.
— Да я о Дрожкинзе. Это он чех, а не я чихнула.
Кроули на мгновение зависает, и они пару секунд переглядываются: он с недоумением, а Азирафаэль с радостным ожиданием.
— А-а-а, ну да, я понял, ага.
— Слава богу. А то в такие моменты мне кажется, будто мы на разных языках говорим.
Кроули небрежно поводит плечом, пока Азирафаэль припрятывает «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное». Для Кроули не было секретом, что букинистическая лавка для Азирафаэль не что иное как личная большая коллекция редких изданий, и что маленький ангел продаст скорее душу Сатане, чем один из своих бесполезных кирпичей человеку.
Тем временем в магазин зашли ещё четверо посетителей, и Кроули проследил, как они разбрелись между полок, как тараканы.
— Поверить не могу, что сюда вообще люди ходят, — проворчал он.
По большому счёту Кроули в своём ворчании несильно отличается от людей: он делает это, когда ему что-то не по нутру, или когда Хастур в очередной раз за глаза называет его лощёным ублюдком (второе, хочется верить, не относится к людям).
Вспомнив о Хастуре, Кроули невольно ухмыльнулся. Старый добрый вонючка Хастур, как ему там живётся под трогательно дрожащим мушиным крылышком Вельзевула и других?
Хочется верить, что после каждого рабочего дня он орёт как святой водой облитый.
Тут Кроули заметил, что Азирафаэль с сочувственной улыбкой вела под руку измождённую женщину, на чьём лице не было никакой улыбки вообще. Вернее, она пыталась выдавить из себя подобие хотя бы благодарной ухмылки, но такое тяжело выдавливать, когда у тебя на шее висят трое неуправляемых мартышек, которых вот-вот пора забирать из школы. Женщина, кажется, вообще не расстроилась, что ничего не купила. Создалось впечатление, что она зашла просто для того, чтобы скоротать время хоть где-то.
— Ты редко сюда захаживаешь, — сказала Азирафаэль, усаживаясь за стол и раскрывая книгу учёта.
— Что, не расслышал? — переспросил Кроули.
— Говорю, ты редко сюда захаживаешь.
Азирафаэль возвела на него огромные глаза. Огромные из-за стёкол очков, но на Кроули они почему-то всё равно произвели какое-то странное впечатление, и он даже забыл, почему, собственно, приехал. Но быстро вспомнил, что «не за чем, совершенно не за чем, просто так, от балды», что и сказал, сверля её чёрными стёклами собственных очков, будто опасался, что она что-то заподозрит...
— А, — только и сказала Азирафаэль и опустила глаза обратно в книгу учёта.
— Тут же одно время твои небесные дружки тусовались, — небрежно бросил Кроули.
— Угу.
— Не объявлялись, кстати?
— Нет. Твои?
— Не-а.
Посетители все как один покидали магазин с пустыми руками, что несказанно поднимало Азирафаэль настроение. Стоит отметить, что она вовсе не была жадным букинистом. Чтобы понять её чувства, представьте, что у вас есть коллекция любимых... стеклянных шаров, к примеру. И разные незнакомые люди постоянно норовят запустить в неё свои клешни и сунуть вам в карман сколько-то денег за один из них, полагая, что это прекрасный обмен.
Нет, не прекрасный. Это ваши стеклянные шары. Вы их собирали. И этим всё сказано.
— Ты выглядишь каким-то напряжённым, — сказала она, оглядывая Кроули. Тот мгновенно принял расслабленную позу. Выглядело так, будто на цветок направили слишком резкую струю воды, и он, побеждённый, упал на землю.
— О чём это ты, я как обычно.
Азирафаэль заглянула ему в лицо. В отражении тёмных стёкол его очков она увидела саму себя в очках (а в стёклах своих отражённых очков — очередные стёкла его очков, в которых снова отражалась она в очках и т.д.) и насторожилась.
— Кроули, мы столько лет знакомы, как будто я не знаю, как ты выглядишь, когда чем-то обеспокоен.
Он слегка пренебрежительно фыркнул («слегка», потому что на дружбу, которая длится уже почти шесть тысяч лет нельзя фыркать просто пренебрежительно) и прислонился к книжному шкафу. Азирафаэль продолжала что-то писать в своей книге учёта, не пытаясь вытянуть из него правду, а ожидая, пока он сам всё расскажет. И это было противнее всего. Почти что запрещённый приём.
— Никаких новостей из Тадфилда?
— Нет, — удивлённо ответила Азирафаэль, поднимая на него взгляд. Уж о чём она не ожидала услышать от Кроули, так это о Тадфилде. — С того дня ничего. А что?
— Да ничего, — Кроули старался говорить небрежно, но сжимающийся и разжимающийся кулак выдавал его с потрохами, — просто любопытно, как там поживает наш маленький дьявольский друг.
— Уверена, теперь с ним всё в порядке. У него впереди вся жизнь.
Кроули как-то неопределённо дёрнул плечом и посмотрел на свои часы.
— Хорошо если так, — пробурчал он, еле шевеля губами, словно отчитывая секунды.
— А к чему ты спросил про... «моих друзей»? — Азирафаэль закрыла книгу учёта и сняла очки. — Я думала, после нашего маленького трюка они ещё долго не рискнут к нам соваться.
Кроули не слушал её, продолжая сверлить взглядом часы и шевелить губами. Азирафаэль это почему-то внушило беспокойство.
— Кроули, чего ты ждёшь?
Он не ответил.
— Кроули?
— Приготовься, — предупредил он, подобрался и щёлкнул пальцами.
Пара посетителей застыли, громко дыша, будто собирались чихнуть от книжной пыли (что не было правдой: Азирафаэль никогда не запускала магазин до такого состояния). А из-за дальнего книжного шкафа величаво выплыл...
— Гавриил! — Азирафаэль вскочила на ноги, не вовремя забыв о том, что теперь в подобных проявлениях уважения нет необходимости.
— Азирафаэль, — приветствовал Гавриил как будто ничего не было: ни адского огня, ни весьма неангельских выражений в её адрес. Потом его взгляд упал на Кроули, и в голове демона внезапно возникла сцена затаптывания змеи большой ногой. — И ты тут как тут.
Азирафаэль к тому моменту немного овладела собой и попробовала было улыбнуться, но сил нашлось только на кислую ухмылку.
— В чём дело?
— Я надеялся поговорить с тобой наедине, — со смущённой улыбкой сказал Гавриил и снова кинул уничижительный взгляд на Кроули. — У змей есть уши? Что-то не припомню.
Кроули осклабился. Азирафаэль невольно встала между ними.
— Я полагала, мы уже всё друг другу высказали, — сказала она, дипломатично опустив тот факт, что после случившегося на казни адским пламенем, все в абсолютном молчании сошлись на том, что Азирафаэль нужно убраться подальше (аналогичная ситуация была и с Кроули и его казнью святой водой).
Гавриил неловко развёл руками, не переставая улыбаться:
— Ангелам не пристало помнить обиды, Азирафаэль. Мы наверху пришли к выводу, что... погорячились в своё время.
Кроули за спиной Азирафаэль прыснул, и Гавриил устремил на него гневный взгляд:
— И мы искренне надеялись, что ты уже... оставила старые знакомства.
Азирафаэль обернулась на Кроули. Тот поджал губы и помотал головой. Повернулась обратно к Гавриилу.
— От лица всех высших ангельских чинов я предлагаю тебе мир, Азирафаэль, — пафосно объявил Гавриил, наслаждаясь собственным великодушием. — Твоя... отставка была слишком поспешным решением.
— Что ж это вас подгоняло?.. Наверное, чувство, которое начинается на «ст» и заканчивается на «рах», — пробормотал Кроули за спиной Азирафаэль.
— Умолкни, нечестивый!.. Повторюсь, мы искренне надеялись, что ты боле не подвергаешься влиянию Оппозиции.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — сказала она, — вы предлагаете мне вернуться к своим обычным обязанностям?
— Совершенно верно, — улыбнулся Гавриил.
— Что заставило вас передумать?
— Скажем так, на наше решение существенно повлияли свыше.
Азирафаэль невольно раскрыла рот. Всевышний? Вспомнил о ней? Вступился за неё? И всё её существо начала заполнять эйфория. Сходная с той, во время Сотворения.
— Но, Азирафаэль...
Эйфория слегка притупилась.
— Вы примете меня обратно при условии, что я...
— Ну конечно! — воскликнул Гавриил. Да так воскликнул, что многострадальные книжные стопки снова рухнули на пол. — Где это видано, чтобы ангел опускался до подобных... подобного панибратства? Это же противоестественно! Это...
— Мне очень жаль, — голос Азирафаэль существенно не изменился, но и Гавриил, и Кроули совершенно точно услышали, как в нём звякнуло что-то металлическое (впрочем, то металлическое напоминало не лязг ножей, а скорее дребезжание туго натянутой струны), — но тебе придётся огорчить Канцелярию.
Кроули снова осклабился в адрес Гавриила, но уже с иным подтекстом. У него не было сомнений, что сей подтекст весьма прозрачен.
(Для тех же кто недопонял, он дословно означал: «Выкусил? Теперь чеши отсюда»).
— Азирафаэль, — тон Гавриила стал увещевательным, — если ты пойдёшь против воли Всевышнего — снова... ты прекрасно знаешь, что как Господь поступает с мятежными ангелами...
— О-о-о-очень жаль тебя разочаровывать, Гавриил, — неожиданно встрял Кроули, выдвигаясь вперёд, — просто хочу сразу предупредить — за прикрытие Её именем она карает не менее жестоко...
— Мерзкая падаль, ты смеешь обвинять меня?! — взревел Гавриил и двинулся на Кроули. — Меня?! Во лжи?!
— Не во лжи, а в прикрытии именем Всевышнего, ты что, вообще не слушаешь?
— Дай мне время!
Гавриил и Кроули обернулись к Азирафаэль. Она повторила уже тише:
— Дай мне время. Мне нужно подумать.
Гавриил на мгновение скривился, явно выражая неудовольствие, но тут же гримаса сменилась мягкой улыбкой.
— Я бесконечно рад, Азирафаэль. По всей видимости, любовь к Всевышнему в тебе ещё не совсем притупилась.
Азирафаэль улыбнулась ему в ответ и улыбалась всё время, пока Гавриил не исчез в голубом свечении. Посетители ожили и как ни в чём не бывало продолжили лавировать между книжными шкафами. Кроули взглянул на Азирафаэль, которая так и стояла с приросшей к губам улыбкой и абсолютно пустым взглядом.
— Как насчёт закрыть магазин пораньше и пойти подышать? — сочувственно предложил он.
— Одним «подышать» не обойдётся... — пролепетала Азирафаэль, рассеянно кивая покидавшим магазин посетителям. У Кроули мелькнула мысль, что если бы один из них стащил какую-нибудь книгу, в таком состоянии она бы этого даже не заметила. И эта мысль его слегка напугала. — Не верю, что это говорю... Но мне срочно нужно выпить.
Через час ангел и демон расположились за столиком на веранде недавно открывшегося, но уже заранее страшно модного ресторана (спасибо некоему ресторанному критику Р. Бакстеру, который, коне-е-ечно же не клепает хвалебные статьи по заказу, что вы), но выглядели так, будто уже совершили рейд по крайней мере по десяти пабам. Но, увы, виной тому был отнюдь не алкоголь.
— Ты знал, что он явится? — полуутвердительно полувопросительно сказала Азирафаэль. — Это его ты ждал, так?
— Скажем так, это было как голос в голове сумасшедшего, велевший порезать пару человек. Я никого не резал, — поспешно добавил Кроули, потому что Азирафаэль чуть не подавилась тирамису.
По её лицу он понял, что она ему не слишком-то поверила. («Ты же демон. Тебе положено врать» — мысленно передразнил он.) Азирафаэль ковыряла вилкой десерт, но тут неожиданно встрепенулась:
— У тебя ведь тоже так было?
— Что?
— Ты не соврал мне, когда говорил, что к тебе не являлись твои?
Кроули скривился и допил вино, надеясь, что ему откроется истина.
Увы.
— Нет, насколько я знаю.
— Вдруг твоим тоже поступило распоряжение сверху... ну, в смысле, снизу, о твоём возвращении?
— Не думаю, — отмахнулся Кроули. — Если твой основной косяк был только в «панибратстве» со мной, — он хохотнул, вспомнив разъярённое лицо Гавриила, — то мой-то покрупнее будет. После такого не встречают с цветами и баннером «С возвращением!»
Но Азирафаэль не успокаивалась.
— Да нет, думаю, это только вопрос времени. Если к тебе сегодня-завтра явятся с подобным визитом, значит, у твоих и у моих на нас какие-то особые планы.
— С каких это пор ты заделалась конспирологом? — усмехнулся Кроули, облокачиваясь на стол.
— Ну, — Азирафаэль замялась, — у меня были подозрения, что после той подмены... они могли принять нас за кого-то не того...
— Поясни-ка.
— Не могу, я сама не вполне понимаю, — призналась Азирафаэль с какой-то безысходностью по взгляде. — За кого могут принять демона, не боящегося святой воды? А ангела, выдерживающего адский пламень?
Кроули хотел было фыркнуть, но смысл сказанного дошёл до него в последний момент.
— Упс.
— Большой упс, — уточнила Азирафаэль. — Мы не подумали о последствиях...
— Не гони коней, ангел, ещё ничего не ясно, — небрежно успокоил Кроули. — Почему бы не предположить, что Господь (что в устах Кроули всегда звучало как «Госпо-о-одь», и именно в кавычках) в своей бесконечной мудрости и милосердии просто не пнул твоих дружков, чтобы больше не устраивали линчеваний и вернули тебя обратно?
Азирафаэль посмотрела на него с сомнением.
— В конце-то концов, — продолжал он и на миг в его голосе послышалась горечь, — это очень... соблазнительное предложение.
Азирафаэль расслышала эту горечь, и если бы ангелы могли плакать, к её глазам несомненно подступили бы слёзы. Так как она прекрасно понимала, чем именно вызвана эта горечь: сверхъестественная история не знала ни одного случая, когда прощение Всевышнего предлагалось демону.
— Я понимаю, о чём ты, — сказала Азирафаэль, стараясь голосом излучать максимальное сочувствие и тепло. — Но ты же слышал, что сказал Гавриил...
— Да, да, — ворчливо отмахнулся Кроули. Он отлично понимал, что не смеет её отговаривать.
Но шесть тысяч лет — это вам шутки, что ли?..
— А как бы ты поступил на моём месте? — спросила Азирафаэль.
Кроули ожидал и боялся этого вопроса.
— Ну я же демон, — невесело ухмыльнулся он. — Естественно, пошёл бы на поводу своих эгоистичных желаний. Так мне положено. А ты ангел. Тебе положено поступать по совести.
Азирафаэль откинулась на спинку стула. Официант застрял где-то в зале, а она ещё не чувствовала себя достаточно пьяной, чтобы перестать так переживать.
— По совести... Легче не стало, — пробормотала она.
Кроули тоже мучил вопрос с пропавшим официантом.
— А кому сейчас легко? — резонно ответил он, но заметив её унылое выражение лица, смягчился и почти весело добавил: — Не вешай нос, ангел, тебе не положено.
Азирафаэль вяло улыбнулась.
— Ну и что с того, что он поставил такое условие? Да это не условие даже, только не для нас. Мы водили их за нос несколько тысячелетий!.. Ой, пардон, старина... (Старина, которого Кроули, размахивая руками, случайно задел, оказался женского пола, поэтому он предпочёл далее не расшаркиваться.) Неужели ты думаешь, что они там чему-то научились?
Но как бы Кроули не искрил оптимизмом, у него самого на сердце скребли кошки. А всё потому что предмет, лежащий у него в правом кармане, ощущался раскалённым камнем.
* * *
Азирафаэль могла на пальцах одной руки пересчитать события, когда она испытывала чувство, которое люди называют страхом, и последнее было не так уж и давно. А пальцы на одной руке уже кончились, и ей вовсе не хотелось пускать в ход другую. Ангел не могла толком определить, почему перспектива войти с собственный книжный магазин, — а до этого повернуть старинный ключ в замке той самой злополучной рукой — так пугала её. Такой страх люди называют безотчётным страхом перед неизвестностью, и чем ближе Азирафаэль подходила к магазину, тем больше он её охватывал. Она невольно пожелала, чтобы рядом с ней оказался Кроули (который умотался сразу же после третьей бутылки вина, бормоча что-то невнятное. Азирафаэль расслышала только слова «хорошо бы» и «твою мать»), но стоило ей представить, как он с ноги вышибает дверь, доказывая, что ничего страшного внутри нет, это желание мгновенно притупилось.
Глубоко вздохнув, ангел как можно решительнее вставила ключ в замок, надеясь, что показное бесстрашие перерастёт в настоящее.
Включив свет, Азирафаэль огляделась в приглушённом свете. Внутри, естественно, никого не оказалось, если не считать духов умерших писателей. Хотя, по правде сказать, их там тоже не было, потому что почти все писатели после смерти попадают Вниз, и на Земле никто не околачивается. (Речь, разумеется, о великих писателях — не думаете же вы, что их талант достался им от прапрапрадедушки?) Стояла мёртвая тишина, стояла в каждом углу, как часовой на страже. Азирафаэль одёрнула юбку (предмет вечных насмешек Кроули: по его мнению, она была не меньшим антиквариатом, чем все книги её магазина вместе взятые) и направилась было в заднюю комнату, но резко остановилась, уставившись в одну точку.
У таких как Азирафаэль, — то есть у всех существ определённого склада ума, — есть некий встроенный локатор, который можно сравнить с кошачьими вибриссами. Оба выполняют осязательную функцию, только этот самый локатор настроен более тонко, и если издавна установленный порядок вещей каким-то образом нарушается, — например, когда в него «вбрасывают» новую вещь, — он способен это уловить. Потому Азирафаэль и встала как вкопанная, сверля взглядом этого птенца кукушонка, подброшенного в её книжное гнездо, пока не осмелилась подойти поближе.
— «Обретённый Ад», — прочла она вполголоса. — Это явно не ко мне.
Книга (для тех, кто недопонял, да, это была именно книга) при ближайшем рассмотрении оказалась средней толщины, в тёмно-зелёном переплёте. Золотые тиснёные вензеля букв, казалось, пылали огнём. Азирафаэль отыскала перчатки для работы со старинными изданиями и перенесла книгу на рабочий стол. Открыла титульную страницу, секунду разглядывала её и озадаченно произнесла:
— История есть, а автора — нет...
Имя автора «Обретённого Ада» действительно нигде не значилось: ни на обложке, ни на титульнике, ни где бы то ни было ещё. Азирафаэль охватил букинистический азарт от осознания, что перед ней — какое-то уж совсем редкое и древнее издание. Затаив дыхание, она открыла первую страницу.
— «Прости, что-что ты сказал? — Шутка, говорю, не очень-то удалась»... Погодите-ка, — Азирафаэль пролистала чуть вперёд. — «Что, если мы оба неправы? Вдруг я поступил хорошо, а т-т-т-ты п-п-плохо?»
Плохо стало Азирафаэль, чего с ней тоже не случалось уже давненько. Она отодвинулась от книги так медленно, как отодвигаются от мухи, одновременно пытаясь дотянуться до мухобойки.
Слова Кроули. Те, что он сказал, когда они наблюдали со стены, окружающей сад Эдема, за битвой Адама со львом.
— Невозможно, — в полный голос отчеканила Азирафаэль.
В одном этом слове сконцентрировалось всё отрицание, какое когда-либо человек выражал по отношению к Всевышнему на протяжении многих тысяч лет. Но сейчас это отрицание было адресовано их истории. А Азирафаэль теперь не сомневалась, что вся эта книга — именно «их» история.
История их Соглашения.
Чья бы ни была эта шутка, чувством юмора он явно не обременён.
Азирафаэль не без труда поднялась из-за стола, швырнула на него перчатки и заходила туда-сюда.
— Мы водили их за нос несколько тысячелетий, говоришь... Тогда откуда взялось это? Если им было выгодно — кто бы это ни был — закрывать на нас глаза... Но о какой выгоде вообще может идти речь?..
На улице погасли фонари, и ненадолго воцарились предрассветные сумерки. Азирафаэль медленно ходила по магазину, между книжных полок, мимо заваленных книгами столов, и чем дольше думала об одной из них, лежащей в гордом одиночестве у окна, тем больше убеждалась, что её необходимо запрятать куда подальше и никогда-никогда к ней не прикасаться, будто это была египетская Книга Мёртвых. И теперь её безотчётный страх с некой абстрактной ситуации переключился на вполне реальный предмет. Если конкретнее, на формат этого предмета.
История их Соглашения стала книгой. А любая книга имеет свой конец.
Если бы этот факт не притянул к себе весь фокус её внимания, Азирафаэль скорее всего почувствовала бы необычное жжение в груди, напоминающее уколы раскалённой иглой.