Глава 1
Эйдан никогда не задумывался над тем, за кем он скучает со времен школьной поры. Можно начать с того, что Галлагер в общем-то и не ходил в школу по причине постоянной занятости. В детстве он посвящал все свое свободное время сериалу «Никки, Рикки, Дикки и Дон», а в подростковом возрасте уже играл более серьезную роль в еще одном сериале «Академия Амбрелла». Съемки последнего проходили в Торонто и именно поэтому парень занимался индивидуально с учителями, совсем не общаясь со своими одноклассниками, кроме одной девушки. Ее звали Анна Гринольд. Блондинка с льдисто-голубыми глазами, порой напоминающие Эйдану глубокий бушующий океан в моменты, когда она злиться, однако девушка была слишком доброй, поэтому чаще всего ее можно было увидеть с милой улыбкой на лице, а Галлагеру все время хотелось улыбнуться в ответ. К сожалению, постоянные командировки актера на долгое время только усугубляли положение: Анна не хотела мешать другу, а Эйдан не хотел навязываться, ибо думал, что с таким интересным человеком, как она, будет общаться вся школа, однако это было далеко не так.
В школе девушка ни с кем не контактировала, была не то, чтобы серой мышью, просто не общалась ни с кем. Было неинтересно, да и особых тем для разговоров не было. Никто не интересовался спасением природы, как Эйдан, не интересовался музыкой со смыслом, как Эйдан и еще куча прочих пунктов, по которым единственным другом для Анны был Галлагер. Конечно, о крепкой дружбе подростков знали родители Эйдана и безусловно были рады, что их сын общается с девочкой, которая не имеет вредных привычек и не затащит мальчика в нежелательную компанию. Не один раз Гринольд приходила в гости к парню, смущенно улыбаясь Лоррейн и Робу, часто застенчиво предлагая свою помощь, чем вызывала улыбку и взрослых. Миссис и мистер Гринольд также знали о существовании такого человека, как Эйдан и не раз намекали дочери на рассмотрение его, как парня. На все такие заявления Анна лишь вздыхала и морщась, возмущалась, что ее родители только и думают о том, как бы побыстрее связать ее жизнь с чьей-то еще. Миссис Гринольд лишь виновато улыбалась понимая, что ее дочь уже взрослая и сама может решить, с кем ей быть, однако червячок тревоги все равно давал о себе знать, заставляя женщину иногда предложить младшей приглянуться к кому-то.
К счастью, родители Эйдана никогда не влезали в личную жизнь сына, имея ввиду личные границы, однако они также переживали за него, ибо прошлые отношения закончились слишком запутанно и Галлагер-младший до сих пор не рассказывал всех деталей расставания с Ханной, а Лоррейн и не настаивала, зная, как сильно он любил девочку. Признаться честно, Эйдану нравилось проводить время с Анной и где-то внутри он чувствовал, что он симпатизирует девушке, однако признавать этого до конца он не хотел, боясь отказа с ее стороны. И именно так они закончили общение, после его дня рождения, так и не признавшись в чувствах друг другу. Сердце у обоих болело, однако оба жили с надеждой, что скоро закончится, скоро забудут и через два года Анна Гринольд и Эйдан Галлагер не оставили и следа от себя в жизни друг друга, выкидывая из головы последний воспоминания, как ненужный мусор.
***
Я стояла на улице, медленно вдыхая дым и пропуская его в легкие, а потом выдыхаю, расслабляясь. Глядя на эти казавшиеся ненастоящими разноцветные здания, пыталась понять, почему они мне не нравятся? Вокруг все чисто и аккуратно, территория еще не загажена отходами человеческой жизнедеятельности, мамы с колясками неторопливо прогуливаются по ровным асфальтированным тротуарам, и даже голуби, по моим подозрениям, стесняются гадить на лобовые стекла машин. Утопия, да и только. Обычно любое пространство, где я нахожусь, вызывает во мне гамму эмоций, но не в этот раз. Тут только пустота. Дунешь – и домики рухнут, как в сказке про трех поросят. Нет здесь истории, которая крепко привязывает к месту каждое дерево, каждый фонарный столб, льется из окон, проникает сквозь дорожные трещины и наделяет предметы душой. Все последнее время казалось мне ненастоящим, как и вся моя жизнь. Сейчас мне двадцать четыре года, но я так и не смогла найти себя. В восемнадцать лет я решила переехать в Чикаго, думая, что смогу начать жизнь с чистого листа, но увы. Потом еще один переезд Нью-Йорк, потом Майами, но нигде я так и не смогла почувствовать себя дома. Ничего не приглянулось мне и это чувство мучительного одиночества медленно пожирало меня, съедая настоящую личность и чувства, как какое-то лакомство.
В детстве мне переулки больше нравились, чем улицы. И в них до сих пор еще что-то осталось для меня от их прежнего очарования. В них мне было интереснее играть, в таких красивых и уютных. И деревья, и кусты, и ограды склонялись к тебе и иногда касались тебя, словно у них были руки и им нравилось ощупывать твое лицо и выяснять, бывал ли ты здесь прежде. И они узнавали тебя. Было такое чувство, будто некая общая тайна связывает тебя с переулками и с теми предметами, что там находились. А вот улицы... что ж, улицы всегда были одними и теми же, на них всегда приходилось быть начеку, чтобы тебя не переехали машины, а в окнах домов вечно торчали чьи-то лица и смотрели глаза, суя свои носы не в свое дело — если можно так выразиться, что у глаз бывали носы. Сейчас мне намного легче признаться самой себе, что эти переулки в Лос-Анжелесе не были бы такими удобными для игры, если бы там не было Эйдана.
Прошло уже шесть лет с тех пор, как мы перестали общаться. Думаю, мы оба постарались сразу убрать все совместные воспоминания, словно какой-то мусор. В телефоне не осталось ни одной совместной фотографии, а над кроватью в моей комнате уже давно не висят в красивой деревянной рамочке, валяясь в каких-то коробках на чердаке родительского дома. Как-то недавно я смотрела на фотографию, где были изображены я и Лэндон. Неестественно широко растянутые губы изображали улыбки, бледная лоснящаяся кожа и красные от вспышек глаза делали нас похожими на пришельцев с другой планеты, что каким-то образом сумели колонизировать человеческие тела и обучиться внешнему проявлению эмоций, тогда как глубоко под кожей, там, где сердце, зияла холодная механическая пустота. Я знаю, что никогда не чувствовала по отношению к нему безумной любви, однако мы так много прошли вместе и язык даже не повернется сказать об этом. Последний мой переезд состоялся, когда мне было двадцать лет в штат Флорида. Там я чувствовала себя более-менее по-родному что ли и к тому же, достаточно быстро найдя работу, пришлось сделать выбор: остаться или уехать. Тогда же на моем пути встретился Лэндон. Помню, как он долго бегал за мной, пытался познакомиться, а я, вспоминая, чем закончились отношения с Эйданом, постоянно отталкивала его, но в один день решила: хватит жить прошлым. Все время я меняла место жительства, пытаясь забыться, но полностью отпустить не могла и в этом была вся проблема. Сначала я решилась познакомиться с Лэндоном, потом пошла на свидание, буквально через неделю, представляете? Он тогда пришел в немного великоватом костюме и только через несколько лет сознался, что взял его у отца, с пышным букетом цветов и какой-то скомканной бумажкой. На протяжении всей встречи меня интересовало, что же такого написано там и только под конец он прокашлялся и немного смущенно произнес:
— Я посвятил тебе стих.
Ты вошла в мою жизнь, словно вихорь,
И даже не знаю, чем мог я привлечь,
Такую прекрасную, умную даму,
Но точно я знаю одно:
Не дам я тебя и в обиду, не думай,
Об этом и речи не может идти,
Я буду беречь тебя от сего мира,
Буду любить и буду страдать.
Я буду страдать от безумной любви,
Я буду бить свое сердце на части и могу лишь одно у тебя попросить:
В ответ полюби меня, Анна, люби.
В тот момент земля ушла из под ног. Я не видела ничего перед собой, кроме Лэндона, который смотрел куда-то в пол, не осмеливаясь поднять взгляд на меня. В моей голове творился хаос, ибо никто никогда не посвящал мне стихов, не водил в рестораны и не признавался в любви таким образом. Я была прекрасно осведомлена, что мы знакомы всего ничего — месяц, однако где-то в сердце затаился червячок беспокойства, что в один момент я останусь совершенно одна. Одиночество — вот, чего больше всего боялась моя душа. Постоянные переезды на протяжении двух лет должны были заставить меня привыкнуть к тому, что нигде нет никаких друзей, знакомых, однако осознание того, что мне не с кем даже поговорить — убивало, оставляя за собой неприятный след. Существует миф о Диком Западе, который якобы осваивали одиночки, но в действительности все ровно наоборот; одинокий человек душевно очень слаб, к таким всегда относятся с подозрением. Если твою спину некому прикрыть, долго не проживешь; немного нашлось бы тех — и среди индейцев, и среди бледнолицых, — кто не позвал бы к костру незнакомца, встреченного ночью в прерии. Сравнение плохое, но поверьте: лучше не найдешь. Я привыкла быть совершенно одна, без поддержки и без теплых встреч, поэтому мне совсем плевать на то, что буду делать потом. Вру. Мне никогда не будет все равно. Может быть, я умру в одиночестве, может быть, никто никогда так и не разгадает, что же таится в глубине этих глаз, но я буду верна себе и от этого счастлива. Ведь уважать себя, принимать, ценить, любить и никогда не продавать душу— не это ли самое важное? Наверное, нет, раз уже через минуту на моем безымянном пальце левой руки сверкало кольцо.
***
Еще через месяц мы сыграли свадьбу. День свадьбы нужно помнить всегда и выделять его особо среди других важных дат жизни. Это день, свет которого до конца жизни будет освещать все другие дни. Радость от заключения брака не бурная, а глубокая и спокойная и именно поэтому в тот день я почти не улыбалась. Хотя нет, улыбалась, но сдержанно, заставляя себя. Не Лэндона я хотела видеть перед собой. Я вообще никого не хотела здесь видеть. Почему согласилась выйти замуж? Страх остаться одной двигал мной, не считаясь с моими чувствами. Жить с нелюбимым человеком это ужасно, однако, что не сделаешь, ради того, чтобы сделать себя чуточку счастливее? Девушка накануне свадьбы переходит из одной жизни в другую. Идёт по мостику толщиной с волосинку. Между старой жизнью и новой невинное создание особенно уязвимо. Потому молодых невест надо беречь, чтобы их тонкокожием не воспользовались злые люди. А что, если вся моя жизнь висит на волоске? Признаться честно, я часто не вижу смысла жить. Вот правда. Зачем мне жить? Что я забыла в этом мире? Ничего. Если бы Лэндон не встретился на моем пути, возможно, меня бы уже даже не было в живых.
Смерть — понятие растяжимое. Обречённое вечно жить на земле, человечество всегда будет тянуться к свету. Люди всегда будут стремиться, превозмогать, и ни за что не остановятся. Запечатанная вечность, конечно же, изумительна, но суть её есть смерть. Часто я слышу, что после смерти нас ожидает вторая жизнь, однако какой в ней смысл? Что бы не было, в каком бы дерьме я не оказалась, итог всегда один: прямиком на тот свет. Стало быть, самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти ещё нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет. Таким образом, смерть не существует ни для живых, ни для мёртвых, так как для одних она сама не существует, а другие для неё сами не существуют. Я часто думаю о том, что произойдет, когда я умру. Последнее время, отношения с родителями слишком натянуты, даже говорить не стоит. Не знаю, будут ли они горевать, когда я умру. Честно говоря, понятия не имею и думать, однако, тоже не желаю.
Лэндон даже не подозревает, с кем живет. Впрочем, он даже не догадывается, что я все знаю. Знаю, почему он часто стал задерживаться на работе, ссылаясь на огромную загрузку. Знаю, в каких ресторанах бывает и на каких именно деловых встречах задерживается. А началось все относительно недавно. Полгода назад, после трех с половиной лет счастливого брака. Хочу сказать, что последний год я начала наконец чувствовать какую-то симпатию по отношению к мужу и даже начала открываться ему, однако уже было поздно. Как бы я не порывалась, работать он мне не дал с четким и ясным аргументом: я сам нас обеспечу. Работали мы в одном месте и конечно, если я дома, можно было начать крутить романы с другими девушками, которые не были в курсе его семейного положения. Сначала я правда верила в то, что мне говорил муж и даже хотела в тайне от него опять устроиться на работу, дабы помогать ему, однако буквально за день до собеседования, моя коллега прислала мне блок фотографий, на которых был изображен Лэндон в компании разных девушек. Сказать, что мне было плевать, это ничего не сказать. Конечно, было больно и обидно, но я сама виновата. Знала, что он не будет чувствовать себя любимым, знала, что все именно так и закончится, но почему-то так глупо и наивно надеялась на счастливую концовку. По-хорошему, мужчина, который живет с любимой женщиной, вообще не должен завязывать отношения на стороне, даже случайно. Если, конечно, он уже вышел из подросткового возраста.
Сейчас я иду под дождем и капли смешиваются с моими слезами, бегущими по щекам. С каждым ливнем приходит надежда, что однажды утром всё снова станет чистым и самые застаревшие пятна исчезнут, как сомнения в его невиновности, или как результат его ошибки, или как рана от его предательства, или как память от его поцелуев. Поэтому мы ждём, чтобы пошёл ливень, надеясь на лучшее, даже если мы знаем, что в наших сердцах некоторые пятна отпечатались навсегда, и ничто их не смоет. Он зашел слишком далеко. Час назад я пошла в магазин, подумав, что потом еще погуляю по магазинам, поэтому предупредила Лэндона, который сегодня был дома. Подумав, что на эти деньги можно будет купить чего-нибудь другого, или просто отложить их на, так сказать, черный день, я сразу вышла из продуктового, начиная бежать домой, дабы поскорее предложить мужу поехать куда-нибудь.
— Солнце, я так подумала.. — и замерла.
В нашей спальне лежала полураздетая Тиффани — секретарша Лэндона, а над ней возвышался уже обнаженный мужчина. Кульки выпали из моих рук, разбивая все стеклянное, что находилось в них. Рот открывался и закрывался, а глаза были широко раскрыты. Внутри что-то оборвалось, отдавай сильной пульсацией в сердце. Девушка быстро прикрылась простыней, а Лэндон начал наскоро одеваться, временами пытаясь как-то оправдаться. Не было сил слушать эти оправдания, поэтому уже через минуту я шла под дождем, не обращая внимание на крики позади.
Чей-то крик, свет фар и совсем ничего не чувствую, а перед глазами чьи-то такие знакомые изумрудные глаза:
— Анна..