Сотни гортензий

мой тгк:сигареты в руках

Открыв глаза, первое, что
бросилось в глаза - изумрудные обои. Их насыщенный, почти кричащий цвет давил на виски, и без того раскалывавшиеся от похмелья. Глеб застонал, перекатился на бок и, не глядя, нашарил рукой тумбочку в поисках спасительной бутылки воды.
Он поправил свои кудрявые, непослушные волосы, которые торчали во все стороны, словно протестуя против его сегодняшнего состояния. Вчера он явно переборщил с алкоголем. В памяти всплывали лишь обрывки вечеринки: громкая музыка, глупые шутки, липкий пол... и смутное ощущение, что наговорил Ните кучу гадостей.
- Нита, наверное, будет очень сердиться, - сонно прошептал парень, чувствуя, как в горле пересохло еще сильнее. Он знал, что Нита не выносила его запоев, и каждый раз он клялся ей, что это был последний. Но каждый раз всё повторялось. Эта закономерность пугала его больше, чем её гнев.
Глеб попытался приподняться, но голова закружилась. Он с трудом сел на кровати, свесив ноги на пол. Комната медленно приходила в фокус, и он заметил, что находится не у себя дома. Изумрудные обои... Он никогда их раньше не видел. Где он, чёрт возьми, проснулся?
Тревога начала просачиваться сквозь туман похмелья. Он огляделся: комната была обставлена старомодной мебелью, на стене висела картина с каким-то мрачным пейзажем, а в углу стоял огромный платяной шкаф, от которого веяло чем-то зловещим.
- Нита? - тихо позвал Глеб, надеясь, что она где-то рядом и сейчас объяснит ему, что здесь происходит.
Ответом была лишь тишина, гнетущая и настораживающая. Глеб поднялся с кровати, чувствуя, как по спине пробежали мурашки. Он должен был выяснить, где он находится и как сюда попал. Но главное - как загладить свою вину перед Нитой, прежде чем её гнев обрушится на него всей своей мощью. И изумрудные обои, казалось, пристально наблюдали за ним, храня в своих узорах ответ на этот вопрос.
Неуклюжей походкой, словно после ночного шторма, он вышел в коридор. И тут, словно маяк во мгле похмелья, он встретил Ниту. Глеб сонно улыбнулся, стараясь уловить в ее взгляде хоть намек на прощение. Она казалась такой четкой и реальной на фоне размытого, болезненного мира.
- Привет, красотка, - пробормотал он, чувствуя, как язык заплетается. Надежда на то, что она хотя бы немного смягчится, теплилась в груди.
Нита усмехнулась, и в этой усмешке мелькнули усталость, снисхождение и, едва уловимо, нежность. Спасительная нежность.
- Собирайся, чудик. Поехали домой, - сказала она, и в ее голосе была привычная твердость, приглушенная заботой.
Она подошла к нему и обняла, невесомо коснувшись губами его щеки. Глеб расстаял в ее объятиях, как лед под солнцем, и обнял в ответ, вдыхая знакомый аромат ее волос - смесь лаванды и ванили, запах дома.
- Прости за вчера, - прошептал он, чмокнув ее в щеку.
- Забыли, - она отстранилась, хотя в ее глазах еще мелькали искры. - У нас через час выселение.
Нита подошла к большой черной сумке, стоящей у стены, и начала складывать туда вещи. Аккуратно сворачивала свитера, укладывала косметичку, двигалась с той спокойной уверенностью, которая всегда восхищала Глеба.
- Выселение?.. - растерянно переспросил он, хлопая глазами. - Какое выселение?
- Ну да, - Нита бросила на него быстрый взгляд. - Думаешь, я тебя пьяного домой повезу? Приколист? Ясное дело, я сняла номер в отеле, чтобы ты проспался. Так что шевелись, соня.
Глеб почувствовал, как краска заливает его лицо. Отель! Он даже не помнил, как они сюда добрались. Значит, вчера было все настолько плохо...
- Ты... ты заплатила за отель? - выдавил он, чувствуя себя последним идиотом.
Нита вздохнула.
- Неважно. Главное, чтобы ты пришел в себя. Но больше никаких вечеринок, Глеб. Я не собираюсь каждую неделю вытаскивать тебя из этого болота.
Она снова принялась складывать вещи, и Глеб понял, что у него остался последний шанс. Нужно доказать ей, что он достоин ее прощения, что он может измениться.
Он медленно подошел к ней и нежно обнял ее за плечи.
- Я знаю, - прошептал он, уткнувшись в ее волосы. - Я больше так не буду. Обещаю.
Нита ничего не ответила, лишь прикрыла глаза на мгновение. А потом отстранилась, взяла его за руку и сказала:
- Пошли.

Выйдя из отеля, они молча сели в такси бизнес-класса, предоставленное Нитой. Город только просыпался, еще сонный, но уже стремящийся по своим делам. Сквозь мутное стекло мелькали серые лица, спешащие на работу, и яркая реклама, словно кричащая о радостях жизни, недоступных для Глеба в его нынешнем состоянии.
- Ты помнишь, что у тебя через месяц тур? - тихо спросила Нита, нарушая гнетущую тишину.
- Блять... - пробормотал Глеб, закрывая глаза. Виски словно наждачкой прошлось по его мозгу. - Забыл. Совсем вылетело из головы.
Нита усмехнулась, но в этой усмешке не было ни капли веселья, лишь разочарование и лость.
- Ты прикалываешься?! Ты совсем со своей наркотой и алкоголем с ума сошел!? Тур, Глеб! Это же твоя жизнь, твоя карьера!
- Замолчи! - заорал он, внезапно сорвавшись. Голос эхом разнесся по салону машины, оглушая и пугая его самого.
Водитель, пожилой мужчина в строгом костюме, неловко посмотрел в зеркало заднего вида, стараясь не вмешиваться в чужую ссору. Его взгляд выражал смесь любопытства и осуждения. Глеб почувствовал, как его лицо снова заливает краска стыда. Он прекрасно знал, что не прав, но не мог с собой справиться.
- Я... я не хотел, - пробормотал он, опуская голову. - Прости.
- Не передо мной извиняйся, - холодно ответила Нита, отворачиваясь к окну. - Перед собой.
Молчание снова воцарилось в машине. Глеб смотрел в окно, как городские пейзажи сменяют друг друга, словно кадры в кино. Внутри него бушевала буря: вина, страх, отчаяние... Он чувствовал, как ускользает от него контроль над собственной жизнью, как он тонет в болоте, которое сам же и вырыл.
Он знал, что Нита права. Он действительно сходил с ума. Но как остановиться? Как вырваться из этого порочного круга?

Приехав домой, они оба чувствовали себя выжатыми. Нита безвольно рухнула на большую, мягкую кровать, утопая в подушках. Глаза устремились на потолок, где россыпь маленьких светящихся звёзд словно подмигивала в унисон с её тяжелыми мыслями.
Слов не осталось, лишь усталые вздохи, пропитанные разочарованием и горечью невысказанных упреков.
Глеб, как провинившийся мальчик, застыл у окна, вглядываясь в непроглядную ночь, но, казалось, не видя ничего. Нита неотрывно наблюдала за ним. Его плечи поникли, в позе сквозила обреченность.
Она любила его до исступления, до боли в сердце. Жить без него казалось невозможным, как и ему без неё. Эта болезненная зависимость, неразрывная связь любви и страдания, одновременно объединяла и душила их.
Глеб подошел к кровати и, словно боясь спугнуть что-то хрупкое, осторожно лег рядом. Прижал её к себе, как к самому драгоценному сокровищу, которое он едва не потерял.
- Любовь моя, прости меня, пожалуйста. Я реально долбаёб, - прошептал он, и в его голосе сквозила искренняя, почти детская виноватость.
От него пахло кофе и сигаретами - этим привычным, до боли знакомым запахом, который обычно успокаивал Ниту, но сейчас лишь усиливал тяжесть в груди.
- Ладно, - тихо прошептала она, и в этом слове слышалось и прощение, и усталость, и тень сомнения. Она прижалась губами к его шее, оставив легкий, робкий поцелуй.
Парень усмехнулся, почувствовав её прикосновение. В этой усмешке промелькнула надежда, облегчение. Он перехватил её лицо ладонями и поцеловал в ответ - глубоко, жадно, словно пытаясь запечатать этот момент в памяти, словно боясь, что он ускользнет. Поцелуй был наполнен раскаянием, благодарностью и отчаянным желанием сохранить то, что у них еще осталось.
Нита ответила на поцелуй, и томный стон вырвался из ее груди, выдавая все потаенные желания. Глеб ответил на это, крепче прижимая её к себе за талию, так, что между ними почти не осталось воздуха.

- Я люблю тебя, - прошептал он, его дыхание обжигало ее кожу, а взгляд, полный вины и вожделения, прожигал насквозь.

Нита улыбнулась, коснувшись его губ своими.
- Я тоже тебя люблю, чудик, - прошептала она, и это прозвище, обычно ласковое, прозвучало сейчас как вызов, как обещание чего-то большего.
Она углубила поцелуй, не давая ему времени на раздумья, и пальцы ее рук вплелись в его непослушные волосы, притягивая его ближе. Глеб расстаял, его тело обмякло, и тихий стон, полный удовольствия, вырвался из его груди. Он навис над ней, заслоняя собой свет, и Нита почувствовала, как внутри разгорается пожар. Его рука, горячая и жадная, скользнула под ее футболку, и прохладные пальцы коснулись ее талии, вызывая по коже волну мурашек, от которых перехватило дыхание.
Оставив мокрый, обжигающий поцелуй на ее шее, он начал свой путь вниз, к ключицам, оставляя за собой след из мурашек и дрожи. Его рука, все еще скользившая под тканью футболки, нашла ее грудь и нежно, но настойчиво сжала ее. Нита задохнулась от восторга, ее тело напряглось, а бедра непроизвольно подались навстречу. Чувственные прикосновения Глеба словно пробудили каждую клеточку ее тела, заставляя ее забыть обо всем на свете. Она чувствовала, как тает под его ласками, как желание захлестывает ее с головой, и единственное, чего она сейчас хотела, это утонуть в этом океане страсти, отдав себя ему без остатка.
После этого водоворота страсти, после обжигающих прикосновений и жарких шепотов, оба почувствовали приятную усталость, смешанную с облегчением. Напряжение последних дней немного отступило, уступая место ощущению близости и единения.

Взглянув на часы, они увидели, что стрелки давно перевалили за полночь – на часах красовались безжалостные цифры 2:00. Впереди ждал новый день, и, хоть им и хотелось остаться в этом моменте как можно дольше, здравый смысл взял верх.
Они решили лечь спать, чтобы хоть немного отдохнуть перед грядущими делами. Усталость брала свое, и Нита чувствовала, как веки медленно опускаются, а тело расслабляется. Глеб обнял ее крепче, прижимая к себе, словно боясь, что она исчезнет, как сон. В этой тишине, нарушаемой лишь их ровным дыханием, они почувствовали умиротворение. На какое-то время им удалось забыть о проблемах и просто насладиться обществом друг друга. Завтра их ждал новый день, и кто знает, что он принесет. Но сейчас, в эту минуту, они были вместе, и этого было достаточно.