ГЛАВА 4: Пропажа, Беспокойство и Мороженое
Комната залита закатным светом. Младшие уже переодеваются, Карина пытается найти резинку, Зоя спорит, можно ли умываться тёплой водой или обязательно холодной «как спортсменкам». Соня молчит. Сидит на своей кровати и смотрит на часы: 21:29. До отбоя полчаса. В лагере это святое — после 22:00 свет гасится, телефоны убираются, начинается режим сна.
А Мии нет.
— А Мия где? — спрашивает Карина, запихивая зубную щётку в стаканчик.
— Она разве не с вами пошла с тренировки? — Зоя удивлённо смотрит на Соню.
Соня качает головой, быстро встаёт. Где-то внутри у неё сжимается что-то нехорошее. Мия всегда точна. Всегда знает, сколько времени, где быть, кого проверить. Значит, ушла специально. И, скорее всего, попросилась у Дианы. Ей ведь можно. Она — младший тренер. Ей доверяют.
Соня накидывает худи и выходит. За дверью — уже вечер. Воздух свежий, в нём слышится влажность от недавно поливших дорожек. Где-то вдали кричат мальчишки-футболисты. В корпусах гаснет свет.
Она идёт по дорожке, стараясь не стучать подошвами. Внутри — странное чувство: не тревога, а… ревность? Или просто беспокойство?
Обходит корпус с тренажёрным залом, заглядывает в спортзал — пусто. И тут взгляд цепляется за знакомую фигуру.
У бассейна.
Мия сидит прямо на бортике, босиком, покачивая ногами в прохладной воде. На ней — свободная футболка, шорты, волосы распущены. В руке — *мороженое*.
Соня останавливается, как будто врежется в стену.
Мороженое. В лагере с железной дисциплиной и жёстким режимом питания. Где максимум «сладкого» — банан в йогурте. Где за конфету можно словить лекцию на полчаса. А тут — ванильный рожок с капающей шоколадной крошкой.
Мия замечает её. Не вздрагивает, не прячет лакомство. Только ухмыляется, чуть прищурив глаза.
— О, а я думала, что ты придёшь чуть позже.
— Ты что творишь? — Соня почти шипит, но подходит ближе. — Это… ты же знаешь, что будет, если Даша увидит.
— Мне разрешили — Мия облизывает мороженое, абсолютно невозмутимо. — И я не одна. Вот, хочешь?
Она достаёт второй рожок из пакета, стоящего рядом. Протягивает.
Соня колеблется. Она знает, как это неправильно. Но также знает — отказаться будет означать встать *по ту сторону*. Стать «одной из». А она не *одна из*. Она — *с ней*.
— Давай. — Соня берёт мороженое, осторожно, как будто это взрывчатка.
Они сидят рядом. Молча. Слышно, как где-то гудит насос, как сверчки затихают к ночи. Вода в бассейне отливает жёлтым от фонарей.
— Иногда, — говорит Мия, — мне кажется, что весь этот лагерь — как жёсткий кокон. Нас всех зажимают, форматируют, делают одинаковыми. А я... я не хочу быть одинаковой.
— Ты и не одинаковая, — тихо говорит Соня. — Ты особенная. Все это видят.
Мия смотрит на неё. Долго. Словно пытается понять, верит ли она в то, что говорит. Или говорит просто так.
— Особенно ты, да?
Соня не отводит взгляда.
— Особенно я.
Между ними повисает тишина. Она уже не неловкая. Она — как пауза перед прыжком: когда дыхание задержано, мышцы напряжены, но решение уже принято.
— Нам пора. — Мия выдыхает, встаёт. — А то ещё решат, что мы устроили девичник под звёздами.
Соня кивает, выкидывает палочку от мороженого в урну. По пути к корпусу они идут рядом. Руки не касаются. Но шаги — синхронны.
И в этом вечернем молчании между ними рождается то, о чём не говорят. Только чувствуют.