Пролог
"Замечательный сегодня денёк", - подумал я, оторвав взгляд от приборной панели.
Я мог позволить себе эту небольшую вольность. До нашей цели, по моим подсчётам, лететь ещё с пару десятков миль, небо вокруг спокойное. Поэтому, повернув голову влево, я смотрел на необычайную красоту вокруг.
Повсюду было лишь великолепие ярко-голубого, будто драгоценный сапфир, неба. Оно тянулось вплоть до далёкой линии горизонта и казалось мне поистине необъятным и бесконечным.
"Совсем, как в детстве", - подумал я, и лёгкая улыбка тронула мои губы.
Я перевёл взгляд немного вниз. Там, в нескольких футах под фюзеляжем моего "Helldiver"*, раскинулись облака, напоминающие белые пушистые островки в бескрайнем небесном океане. Их края мягко размыты, словно растворяются в воздухе. Они лениво и не спеша плыли по небосводу, повинуясь порывам лёгкого весеннего морского бриза.
(*Curtiss SB-2C "Helldiver" (дословно - Ныряющий в ад) - американский палубный пикирующий бомбардировщик второй половины Второй Мировой войны.
Внезапно мне в голову пришла довольно-таки глупая затея. Но... Почему-то мне так захотелось воплотить её в жизнь.
Вновь вернув взгляд на приборную панель, я чуть потянул штурвал в направлении от себя. Самолёт послушно наклонил нос немного вниз и снизился на те несколько футов, что разделяли его корпус и облака, зарываясь фюзеляжем в их белоснежную поверхность.
Я вернул штурвал в прежнее положение и снова посмотрел по сторонам. Наполовину утопая в пушистой, будто шерсть, и кристально чистой поверхности облаков, воздушное судно скользило по ним, словно корабль по морским волнам.
Несколько секунд я смотрел на то, как крылья моего бомбардировщика, словно одеялом, укрывает белая дымка.
"Как бы я хотел, чтобы ты тоже увидела всю эту красоту", - подумал я, переводя взгляд на левый верхний угол приборной панели, где висела фотография, на которой запечатлена моя любимая Лейла.
Я задержал на несколько секунд взгляд на этой фотографии и будто мысленно вернулся в тот день. В тот далёкий солнечный летний день, когда не было ещё всех ужасов войны, не было разлуки, а всё вокруг казалось таким простым и прекрасным...
Лейла стоит на пляже в своём коротком летнем платье в горошек. Его подол мягко колышется под порывами тёплого летнего ветра.
Девушка правой рукой придерживает свою белую шляпку, чтобы её не унесло. Ветер безмятежно играет с её длинными волосами, заставляя тёмно-каштановые локоны развеваться по плечам и спине.
Красивое лицо девушки озарено искренней и счастливой улыбкой, а взгляд светло-карих (к сожалению, на фото этого не видно) чуть прищуренных от яркого солнца глаз направлен прямо в объектив фотоаппарата.
За спиной девушки раскинулась прозрачная водная гладь Чесапикского залива. Далеко-далеко, у самой линии горизонта, вода сливается в единое целое с небесной синевой.
Стоя рядом с пляжным фотографом, который что-то колдовал с камерой, я не мог отвести влюблённого взгляда от своей Лейлы и лишь с улыбкой смотрел на неё...
Конечно же, чёрно-белое фото не передавало всей красоты моей девушки и того момента, но хотя бы позволяло мысленно вернуться в тот далёкий и счастливый день.
Я чуть улыбнулся смотрящей на меня с фотографии девушке, после чего снова вернул взгляд строго по курсу самолёта.
Солнечный свет, бивший с восточной стороны неба, заливал кабину своим теплом и мягким сиянием, заставляя стёкла, покрывающие датчики и приборы, блестеть в его лучах.
Несмотря на то, что сейчас только начало апреля, воздух внутри кабины, нагретый солнечным светом, казался очень тёплым, приятным и... Я на несколько секунд растерялся, вспоминая родной и такой неизмеримо далёкий Аннаполис... Домашним...
"Что ж, субтропический климат как никак", - перевёл я мысли в другое русло, отгоняя прочь изъевшую уже всю душу тоску по дому.
Я снова окинул взглядом необычайной красоты пейзаж вокруг. И вновь почувствовал восхищение.
Вот, вроде бы кажется, ну небо, солнце, облака... Велика невидаль. Что необычного-то? Каждый день видим.
Возможно, для кого-то так и есть. Но только не для меня.
За последние несколько лет я сотни раз поднимался в небо, видел его и утром, окрашенным в розовые и малиновые рассветные оттенки, и днём, такого же ярко-голубого цвета с плывущими по нему облаками, как и сейчас, или затянутым серыми грозовыми тучами, и вечером, когда уходящее в солёные воды Тихого океана солнце окрашивало небосвод во всевозможные оттенки оранжевого цвета, и даже ночью, когда его тёмная мантия искрится тысячами блестящих звёзд.
И, несмотря на всё это, каждый раз я с замиранием сердца и искренним восхищением смотрел на красоту за стеклом кабины моего самолёта.
"Нет, ну вот всё-таки что ни говори, но небо разлюбить невозможно, - рассуждаю я. - Пусть даже это далеко не спокойное небо над Тихим океаном".
Словно услышав мои последние мысли, белый пушистый ковёр из облаков внезапно прервался. Я посмотрел вниз и, увидев, как голубую водную гладь могучего Тихого океана рассекает в беспорядочных манёврах эскадра из десяти кораблей, кажущихся с высоты 8200 футов* совсем крошечными, понял: вот она, наша цель.
(*Приблизительно 2500 метров)
- Приготовиться к атаке, - я отдал команду своей группе, которая следует за мной.
Я снова потянул штурвал в направлении от себя, но на этот раз почти до упора. Самолёт резко наклонился носом вниз, почти перпендикулярно к поверхности воды, и начал стремительно падать вниз. Я почувствовал, как от испытанной перегрузки сердце на миг подскочило к горлу.
Я убрал ногу с педали газа, полностью выключая тем самым тягу двигателя, и выпустил воздушный тормоз*.
(*Воздушный тормоз - управляемая поверхность летательного аппарата, служащая для уменьшения скорости путем увеличения лобового сопротивления)
Через секунду машину ощутимо встряхнуло, что говорит о том, что воздушный тормоз успешно выпущен. Скорость падения значительно замедлилась, уменьшая нагрузку на крылья.
По мере того, как мой самолёт снижается, я постепенно стал различать классы тех кораблей, что находились под нами. В самом центре шёл огромный линкор. Он-то и был нашей главной целью.
Я уже видел его. Несколько месяцев тому назад. И его систершип*. Последний уже покоится на дне Тихого океана. Я тоже принимал участие в том бою. И не иначе, как чудом, сумел дотянуть тогда свою подбитую и покорёженную машину до авианосца и выжить.
(*Систершип - корабль такого же типа)
- Сегодня настал твой черёд, - тихо проговорил я, смотря на то, как линкор с каждой секундой увеличивается в размерах.
Я мельком взглянул на правый угол приборной панели, где был красивый рисунок моря на закате, выполненный цветными карандашами, и почувствовал поступившую к сердцу ярость. Тряхнув головой, вновь посмотрел на стремительно приближающуюся цель.
Линкор находился в самом центре большого круга. Этот круг образовывали восемь эсминцев и (если я не ошибся) лёгкий крейсер. Вот и всё, что смог бросить в бой японский флот.
Эскадру не прикрывало ни единого японского самолёта. Это было откровенным самоубийством.
Я видел, как внизу торпедоносец шёл прямым курсом на эскадру и атаковал её. Полуторатонная торпеда, оставляя на воде длинный пенный след, быстро приближалась прямиком к одному из эсминцев. За ней сразу же тянулся ещё один такой же. Второй самолёт произвёл атаку.
Японский эсминец попытался дать лево на борт в отчаянной попытке уйти от приближающейся со скоростью почти пятьдесят узлов смерти. Но попытка эта изначально была обречена на провал.
Через несколько секунд две торпеды врезались в центр борта этого эсминца. На несколько десятков футов вверх взлетели два фонтана воды. Корабль раскололся надвое. Мне кажется, что даже на высоте в 4000 футов я услышал этот ужасающий звук разрываемого на куски металла.
В небе одна за другой стали появляться чёрно-красные цветы - вспышки зенитных снарядов. Японские моряки отчаянно палили по нашим самолётам. Я заметил, как на палубе линкора один за другим вспыхивали стволы его многочисленной зенитной артиллерии, выплёвывая в небо смертоносную сталь.
Я нажал на на кнопку на штурвале. От крыльев моего самолёта к палубе корабля потянулись длинные светящиеся нити - трассирующие снаряды. Я целился в те места, где больше всего зениток - в центр судна. И бросать бомбу я собирался тоже туда.
Снаряды вышибали искры из палубы, наверняка задевая и зенитные расчёты.
Я заметил, что ещё один Avenger* зашёл в атаку на линкор. Он скользил над самой водной гладью, поливая огнём своих пушек зенитные расчёты, и через несколько секунд бросил торпеду.
(*Grumman TBF/TBM "Avenger" (Мститель) - американский палубный торпедоносец и бомбардировщик времён Второй Мировой войны)
Смертоносный снаряд устремился к кораблю и через пару мгновений разорвался, врезавшись в носовую оконечность. Фонтан воды взмыл на десяток футов ввысь.
Я приблизился к той высоте, на которой надо бросать бомбу. Бомболюк был открыт уже несколько секунд как. Прицел смотрел чётко в центр палубы линкора.
- Давай, родная, - прошептал я, после чего потянул за рычаг.
Самолёт резко теряет тысячу фунтов* массы, и бомба, со свистом рассекая воздух, устремилась к палубе линкора.
(* Примерно 450 килограмм)
Я тут же отключил воздушный тормоз и, втопив педаль газа, потянул штурвал на себя. Сердце стукнулось о позвоночник от такого резкого манёвра, а самолёт, едва не касаясь фюзеляжем радиомачты линкора, выровнялся и начал набирать высоту.
- Отличное попадание, сэр! - закричал через несколько секунд бортстрелок.
Развернув машину в направлении на авианосец, я бросил взгляд на линкор. В его центре всё ещё висел густой чёрный, как смола, дым, сквозь который пробивались красно-жёлтые языки пламени. Сбоку на корабль заходили новые торпедоносцы, а сверху на него пикировала моя эскадрилья...