11 глава
Петербург как всегда был непредсказуем. Хмурое небо то плотно нависало над крышами домов, то рассыпалось тёплым дождём, то вдруг просветлялось, как будто кто-то наверху жалел тех, кто под ним.
Влад и Олег шли по улицам, взявшись за руки. Это был из тех дней, когда хочется идти медленно, слушать шаги любимого рядом и просто молчать, не потому что нечего сказать, а потому что всё — уже сказано в прикосновении пальцев. Иногда они останавливались, чтобы поцеловаться — коротко, мимолётно, как дуновение ветра. Для них не существовало ничего, кроме этого пространства — между ладонями, между взглядами, между сердцами.
— Ты знаешь, ты пахнешь весной, — тихо сказал Влад, обнимая Олега за плечи и целуя в макушку. — такой, какой ее не было у меня раньше.
Олег ничего не ответил, только прижался ближе, слушая, как бьётся сердце Влада. Оно звучало как обещание: «Я здесь. Я рядом».
Они прошли ещё немного, свернули во двор с облупленными стенами и крошечными балконами. Влад замедлил шаг и взглядом задержался на знакомом подъезде.
— Я тут начал к одной бабушке ходить, — начал он, с теплом в голосе. — Валентина её зовут. Одна живёт. Говорит, сына в детдом отдала. Но у неё там история тяжёлая...
Олег на секунду замолчал, вспоминая.
— Она была подругой моей бабушки. Помню, всё время рассказывала, как сильно любила одного... Имя, прости, не помню, а вот фамилия... Череватый.
Он только произнёс эту фамилию — и всё изменилось.
Влад остановился, будто ударенный током. Он медленно повернул голову к Олегу, и в его глазах зажглось что-то дикое — как если бы вся его жизнь вдруг собралась в одну точку.
— Как?..
— Ну... Череватый. Что? — Олег нахмурился, не понимая.
Влад сжал губы и шагнул ближе.
— Это моя фамилия... — произнёс он почти беззвучно. — Ты хочешь сказать... Она... Она может быть моей мамой?
И прежде чем Олег успел что-либо ответить, Влад сорвался с места и кинулся к подъезду. Сердце стучало так громко, что глушило улицу. Олег поспешил за ним, но, едва они вошли, поняли, что что-то не так. У входа стояли люди. Соседи, старики, женщины в платках. На их лицах — тишина и скорбь.
Олег подошёл к знакомому дедушке, Петру Ивановичу. Тот узнал его, кивнул с усталой тяжестью в глазах.
— Здравствуй, Олежка... А ты чего?
— А что случилось? Почему все тут?
— Да Валентина сегодня умерла. Внезапно. Всё собираем — на похороны. Родственников, как не было, так и нет...
Всё внутри Олега похолодело. Он медленно повернулся и увидел Влада. Тот стоял чуть в стороне, в полутени лестницы. Его руки дрожали. В глазах — буря. Он сделал шаг, потом другой, и, не говоря ни слова, прошёл в открытую квартиру. Олег последовал за ним.
Комната была тихой. Простая кровать, покрытая тёмным пледом. В углу — телевизор, который всё ещё тихо бормотал. Валентина лежала там, спокойная, будто просто заснула.
Влад опустился на колени рядом. Он взял её руку — уже холодную, безжизненную — и прижал к своей щеке. Губы дрожали, голос срывался.
— Мамочка... — выдохнул он, — Прости, пожалуйста. Я так долго шёл к тебе... Я не знал... Прости... Я тебя люблю... Мамочка, я тебя так люблю...
Слёзы хлынули, горячие, пронзающие. Он рыдал, как маленький мальчик, потерявший весь мир.
Олег подошёл. Осторожно, словно боясь спугнуть этот хрупкий момент, обнял его за плечи. Он не произнёс ни слова — слова тут были бы оскорблением. Он только гладил Влада по голове, целовал в макушку, как раньше Влад целовал его.
Мир снова сжался до точки. До этих двоих. До боли, слёз, потери и любви, что пронзает сквозь время.
— Почему у меня всегда так? — хрипло прошептал Влад, прижавшись к Олегу. — Только найдёшь кого-то дорогого — и теряешь... Олег... пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста. Ты у меня один...
— Я рядом сейчас, — только и ответил Олег, тихо.
Он сжал его крепче. Он был рядом. Он любил. Но в груди у него стояла другая правда, та, что он не мог произнести. Он знал — не сможет сдержать это обещание. Не сможет остаться. Не надолго. Уход уже жил в нём — как тень за спиной.
Он смотрел в окно. Дождь начинался снова. Крупные капли стекали по стеклу, и Петербург будто плакал вместе с ними. Влад плакал у него на груди. А он молчал — и обещал хотя бы эту минуту не отпускать.
Иногда любовь — это не обещания.
Иногда любовь — это просто быть. Хоть немного. Хоть сейчас.