Поехали
Мишка ныл, что хочет снег, декабря так с пятнадцатого. Каждый раз, возвращаясь в дом с морозной прогулки, Марина тихо радовалась новогодним каникулам и отпуску. Дома, где горела ёлка, мигали гирлянды и пахло мандаринами, Миша меньше плакал и спрашивал, когда приедет папа. Марина непрестанно корила себя за то, что не может объяснить ребёнку, почему в век облачных технологий из облаков не падает снег, а отцы уезжают из дома, чтобы вылечить своих детей.
Если бы Игорь был с ними, наверное, было бы проще. Ждановым всегда всего хватало: была у них и тёплая квартира, были у них удобная и новая одежда, развивающие игрушки, оливье с сёмгой и гордость Марины – огромная домашняя библиотека. Каждый раз, когда начинало дёргаться сердце: как там Игорь, где он? – Марина хваталась за книжку. И очередная история уносила её в трещину во времени, из которого её иногда возвращало сообщение в вотсапе: «Я в мотеле. Люблю. Поцелуй сына».
Было у Ждановых всё. За исключением снега, папки и запаса маленьких розовых пилюль. Особенно сегодня, тридцать первого декабря, этого остро не хватало.
Звонила Таня. Говорила, что в Москве за окном только и слышно, что гул снегоуборочной техники, а самолёты спят в ангарах и за границу только контрабандой. Марина не видела сестру уже полтора года, всё никак не прилетала, а потом стало поздно: закрылись границы, исчезли другие темы для новостей, кроме эпидемической статистики, и теперь недостаточно быть сестрой, чтобы сесть на самолёт и прилететь пообниматься. Даже на Новый Год.
Мишка опять заныл:
— А как же Дед Мороз приедет на санях, если снега нет?
— Придумает что-нибудь, — вздохнула Марина, утрамбовывая коляску в багажнике. – Отстегнёт сани и сядет на какого-нибудь оленя. Или наколдует нам отмену пандемии. Всё, садись, поехали.
Миша медленно, не без труда забрался в машину, устроился на бустере и сам, отстранив мамины руки, застегнул ремень. Марина похлопала по карманам, проверяя, на месте ли ключи, посмотрела на тёмные окна квартиры, поцеловала сына в горячий лоб и забралась за руль.
Сузуки «Витара», взревев, выехал со двора обычной кишинёвской пятиэтажки. Надо было ещё забрать Олю с Демьяном и заехать в загородный супермаркет – купить подарки и шампанского к праздничному столу.
***
Оля была не в духе: стрелка на колготках ложилась ровнее, чем на правом глазу, да ещё Демьян подгонял, мол давай уже, скоро Маринка приедет! Оля знала, что скоро Маринка приедет. Ещё Оля знала, что им совсем необязательно ехать почти две сотни километров, чтобы встретить Новый Год на задворках вселенной. В доме, где все будут тосковать по родным, отрезанным километрами, передавать по кругу оливье без морковки и спрашивать, когда же внуки. В доме, где Оля уже два года пыталась почувствовать себя своей.
Оля собиралась медленно и неохотно: застегнула утеплённые джинсы, проверила рюкзак с Самыми Важными Вещами (пластинка дюфастона, упаковка тестов, фотоаппарат, косметичка), поправила замок на кошачьей переноске, стараясь не смотреть в глаза обиженному Кроше, влезла в сапоги. Демьян закрыл газ и воду, щёлкнул тумблером предохранителя, подхватил переноску, и вышел во двор.
Марина уже ждала их. Бросила бычок прямо в замерзшую лужу, открыла багажник. Демка быстро запихнул туда сумку с вещами и тут же закрыл его, чтобы не студить малыша. Оля забралась на пассажирское сиденье, уложила переноску с Крошей рядом и тут же потянулась к Мише. Мишка заулыбался, протянул ей ручки навстречу, и Оля обняла его, воркуя и с каждым вздохом забывая о своих горестях.
Тронулись. Под ритмы рождественских песен выехали на шоссе. Дорога вела их на юг, на край мира, к самой границе, такой близкой, но такой недостижимой. И вот что странно – чем больше показывал счётчик пробега, тем больше улыбалась Оля, тем больше оттаивал Демьян и тем больше Марине нравился Бинг Кросби. Ведь где-то за полмира от неё он играл в другой машине. Большой и сильной.
***
В маленькое село у границы приехали к обеду. Старшие Ждановы крепко обнимали сына и двух невесток, жалея, что нет ещё двоих. Нина Викторовна, как обычно, охала и ахала, и всё порывалась унести Мишеньку в дом, да там укутать его в тридцать одеял, а Петр Иванович весело хлопал по плечам и предлагал распить бутылочку чего-нибудь прямо сейчас.
К восьми управились: выпустили зелёного от качки Крошу, разложили вещи, установили импровизированный детский уголок, натопили комнаты, накрыли стол. В духовке доспевал рождественский пирог с ежевикой и орехами, на плите исходил паром котелок с глинтвейном. Марина вытирала пот со лба и капли жира с ножика, Оля, засучив рукава, прикрепляла к стене гирлянду. Демьян пропадал во дворе с собаками и Мишкой - знакомил щенков собачьих с детьми человеческими. С улицы раздавался стук топора: Пётр Иванович рубил дрова для камина.
Камин, считала Нина Викторовна — это магическая штука, способная согреть души просто одним своим наличием в доме. Нина Викторовна, считала Марина, способна была, как уголь, хранить в себе тепло подолгу, даже если спичек рядом и не предвидится. И одаривать этим теплом всех: детей, внуков, взбалмошную Маринину сестру и особенно скованную, вечно переживающую Олю.
— Вот бы Игорь с Танечкой были здесь, — вздыхала Нина Викторовна, подавая Марине очередной кусочек скотча. – Игорь бы гитару достал, Таня бы нам о своей жизни московской рассказала... Как они там хоть справляют, не знаешь, Мариш?
Марина пожимала плечами. Таня в этот вечер наверняка тусила где-нибудь на Рублёвке с коллегами из РосКино, а Игорь... Таня просто надеялась, что он не в дороге. Верила, что ему хватит доброты к самому себе, чтобы в новогоднюю ночь бросить баранку фуры и пойти на какую-нибудь площадь какого-нибудь города, который он сегодня проезжал. Или... Таня даже не представляла себе это «или». Могла только ждать звонка, чтобы спросить, что её муж думает насчёт этого Нового две тысячи двадцать первого Года.
– Хочешь глинтвейна, Олечка? – спросила свекровь, махнув в её сторону половником.
– Хочу, – спускаясь со стремянки, ответила Оля. Но тут она странно побледнела, зажала рот и бросилась в ванную. Марина тревожно поднялась. Впуская в дом облачко мороза, зашёл Демьян, ведя за собой румяного, счастливого Мишу. Марина открыла рот и...
– Что это?! – детским голосом вскрикнула Нина Ивановна. Марина её не расслышала – прочитала по губам.
Мощный гул прокатился по их ушам и затих, как затихает выстрел в лесной тишине, сопровождаемый шорохом вспугнутых птичьих крыльев.
Залаяли собаки.
Только когда гул повторился дважды и коротко, Марина узнала в нём клаксон огромной грузовой машины. И, не посмевшая поверить, вскочила и бросилась наружу.
Они бежали вчетвером – Мишку, ошалевшего от шума, Демьян схватил в охапку. Бежали вместе со стайкой овчарок, чтобы распахнуть ворота настежь и увидеть за ними новогоднее чудо.
Тягач сиял, как сотня главных ёлок страны, ослепляя бегущих Ждановых и превращая фигуры двоих гостей в исполинские.
– Игорь! Таня! – крикнула Марина, спотыкаясь и влетая в раскрытые объятия.
– Папа! – вопил Миша, вырываясь из рук Демьяна, застывшего в изумлении.
– Сестрёнка! В этом году я – твой подарочек!
– Ого, как ты возмужал! – воскликнули два отца одновременно обнимая двух сыновей.
– Дети... – охала Нина Викторовна, обнимая всех, кто попадётся под руку.
Позже, уже на кухне, скинув куртки куда попало, они вытянули из дальнобойщика-героя подробности того, как чудо происходило. О том, как безумная идея совершить невозможное пришла Игорю в дороге. О том, как он в рекордные сроки сдал рейс, закупил лекарства и подарки, и, подхватив на краю Москвы сестру жены, рванул что есть мочи домой. Позже, когда камин уже горел, а глинтвейн был разлит по стаканам, странная, улыбающаяся Оля вошла в комнату и вложила в руку мужа белый кусочек пластика размером с градусник. Позже победные крики разорвали и без того негромкую тишину.
В суматохе чуда маленький Мишка первым догадался посмотреть в окно и разглядел в фонарном свете долгожданную белую пыль.
Это Дед Мороз вытряхивал из мешка остатки новогоднего волшебства.