Всё начинается зимой...

 В толпе людей моё продвижение было очень медленным. Каждый проталкивался между машинами, не обращая никакого внимания на других. Я даже не уверен, замечали ли они вообще других людей. Это выглядело так, словно они шли в трансе. Лишь немногие, казалось, тихо разговаривали.

Я подслушал один из разговоров, потому что, наконец, мне показалось, что я смогу получить какую-то ценную информацию. Один человек сказал, что после ЭМИ в городе прогремело ещё шесть взрывов бомб. Женщина, идущая рядом с ним, подтвердила это. Она заявила, что даже видела здание, в которое попала бомба. Но никто из них не знал, откуда взялись снаряды или кто был агрессором.

Чем дольше я шёл, тем больше мне казалось, что я вообще не добиваюсь никакого прогресса. Это выглядело так, словно я вообще не ушёл из аэропорта, пока, наконец, не появился участок дороги, где стояло всего несколько машин и продвигаться стало легче. Тем не менее, каждый шаг превращался в агонию. Мне было невероятно холодно, а снегопад оставался таким сильным, что ничего нельзя было разглядеть даже при свете.

Однако в какой-то момент я добрался до больницы. Я промёрз насквозь и совершенно измотался. В больнице, как и везде, отсутствовало электричество. Врачи использовали свечи для освещения комнат. Многих из прибывающих пациентов немедленно отправляли восвояси. Они хотели отослать и меня, пока я не сказал им, что летел в самолёте, который потерпел крушение.

Несмотря на то, что они могли осмотреть меня только внешне, я был рад, что они не отослали меня прочь и провели самые простые обследования. Врач не обнаружил никаких серьёзных травм. Тем не менее, он сказал, что хочет оставить меня на ночь. Потому что у меня могло быть, по крайней мере, несколько сильных ушибов и лёгкое сотрясение мозга.

Медсестра дала мне пижаму, а затем отвела в комнату, которую мне пришлось делить с тремя другими мужчинами. Но они уже спали, и после короткого душа и нескольких обезболивающих я тоже заснул. Но спал очень беспокойно.

Ночь закончилась для меня и трёх других пациентов, когда в нашу палату вошла медсестра. Она раздала таблетки, измерила всем нам кровяное давление, температуру тела и ушла, даже не сказав больше, чем «доброе утро». И я надеялся, что одна из таблеток поможет справиться с жёсткой болью. Потому что я проснулся с самой сильной болью в мышцах, которую когда-либо испытывал.

Оказалось, что одна из трёх таблеток действительно помогла справиться с болью. Ну, наполовину. В любом случае, к тому времени, когда другая медсестра принесла нам завтрак, боль значительно утихла. Ах да, завтрак состоял всего лишь из холодной каши и двух сухих ломтиков хлеба.

В десять часов утра один из пациентов из нашей палаты попытался покинуть её. И я могу сказать, что намеренно пытался, хотя у него ничего не получилось, потому что дверь оказалась заперта. Они просто заперли нас в комнате. Без объяснения причин, почему они это сделали. И даже на наш стук никто не ответили.

Только в обед врачи снова открыли дверь. Но только для того, чтобы принести нам холодную безвкусную рисовую кашу и тарелку салата из помидоров. На самом деле, мы хотели немедленно покинуть палату, как только медсестра принесла обед. Но она пришла не одна. С ней были трое вооружённых до зубов мужчин.

Мужчины, вооруженные автоматами и пистолетами, были одеты в чёрные боевые костюмы, бронежилеты, каски и балаклавы. Они не проронили ни слова, а просто направили на нас оружие. Медсестра раздала еду и лекарства и молча ушла, как и пришла.

В тот момент я уже знал, что пришло время паниковать. Они не запирали нас просто так! Это было совершенно понятно. Вопрос состоял в том, что послужило причиной?

Как-то странно, что я внезапно вспомнил именно в этот момент о своих родителях. Они погибли пять лет назад во время пожара, вспыхнувшего на первом этаже дома. Огонь быстро охватил весь дом. Однако до того, как огонь добрался до квартиры родителей, они задохнулись во сне от дыма. Они умерли безболезненно. Но это меня не утешило. Мне только исполнилось двадцать, я всё ещё был студентом, и мне пришлось похоронить обоих родителей.

Это было очень жестоко. И поскольку у меня не было других родственников, а у родителей было очень мало друзей, на их похороны пришло не так много людей. Через несколько недель после их смерти я получил письмо от компании по страхованию жизни. В нём говорилось, что они хотят пересмотреть смерть моих родителей. Я не понимал, почему.

Страховой следователь проверил смерть родителей и в течение недели пришёл к выводу, что их смерть на самом деле была просто несчастным случаем. Они оплатили страховку жизни. Но деньги не могут заменить родителей. Но, по крайней мере, я знал, какой профессией хочу заниматься. Потому что на меня произвела впечатление работа страхового следователя. Что вследствие стало моей профессией.

И в тот поздний вечер, когда я летел из Гонконга в Пекин, я закончил рассмотрение странного заявления. Особенно в рождественское время страховые компании получают много сообщений о претензиях. В большинстве случаев это страховое мошенничество. Они сообщают о претензии в страховую компанию, а затем хотят использовать деньги для покупки подарков к Рождеству. Неважно, страховая компания уже разобралась. Так что это больше не имеет значения.

В любом случае, дело в том, что я думал о своих родителях в больнице в тот день три года назад. Я не знаю почему. Может быть, потому, что я чувствовал, что нуждаюсь в них? Я не могу вспомнить. Мои воспоминания о том дне очень нечёткие. Некоторые вещи помню очень хорошо, другие кажутся завуалированными.

Тот день, как и день крушения самолета, стал ужасным. Но я приду к этому. Поскольку в тот день должен был наступить конец света, каким мы его видели в фильмах. Ничто уже не будет прежним. Но в тот момент мы этого не понимали.

Пока остальные тихо разговаривали и размышляли о том, что происходит, я погрузился в мысли. Я задавался вопросом, что случилось с солдатом, пилотом и другим человеком. В последний раз я видел их прошлой ночью, когда мы добрались до дороги. Я надеялся снова увидеть их в отделении неотложной помощи, но их здесь не было.

И меня также интересовало, выжил ли ещё кто-нибудь из таких людей, как я или трое других, в авиакатастрофе. Ещё я задавался вопросом, кто вызвал ЭМИ и зачем? Действительно ли в городе взорвались еще шесть бомб? И почему ракетные бомбы не обнаружили военные радары?

Мне также было интересно узнать, стал ли наш город, или, скорее, наша страна, единственным, кто подвергся нападению? Почему-то я не мог себе этого представить. В тот момент я уже убедился, что атаковали не только нас. Потому что в противном случае мы получили бы помощь от других стран, верно?

Когда медсестра снова вошла в палату, она вырвала меня из мыслей. Она повторно измерила температуру наших тел и кровяное давление. И когда она подошла ко мне, я тихо спросил её: «Что здесь происходит?»

Она покачала головой и указала на вооружённых людей. Я спросил её ещё тише, что происходит. И когда она измеряла моё кровяное давление, то прошептала почти неслышно мягко: «Не делай ничего опрометчивого. Постарайся сохранять спокойствие.» Затем она записала показания в мою карту и ушла.

Вскоре после неё в палату пришёл врач и осмотрел нас. Однако сначала он тоже с нами не разговаривал, просто сказал медсестре, которая пришла с ним, что записывать. Поскольку моя боль снова усилилась, я спросил его:

— Могу я, пожалуйста, получить что-нибудь от боли?

Он посмотрел на меня, на синяки и кивнул.

— Медсестра принесёт Вам что-нибудь через минуту. Как Вы себя чувствуете? Есть ли у Вас какие-либо другие симптомы, кроме боли?

Я удивился, что он вдруг заговорил со мной.

— Да. У меня немного кружится голова.

— М-м-м. Это из-за сотрясения мозга. Вам следует лечь и отдохнуть.

— Доктор. Когда я смогу вернуться домой? Думаю, дома я смог бы лучше отдохнуть и восстановиться, чем здесь.

— Будет лучше, если Вы останетесь здесь ещё на одну ночь. Подобная авиакатастрофа не обходится без последствий. И некоторые симптомы проявляются позже. К сожалению, мы не можем использовать современное оборудование, чтобы осмотреть Вас более внимательно.

— Это значит, что ещё только одна ночь, а потом я смогу уйти?

— Посмотрим, как Вы будете себя чувствовать завтра.

— Эм, доктор. У менять есть ещё один вопрос.

— И что это за вопрос?

— Вместе со мной вчера в авиакатастрофе выжили ещё трое. Солдат, пилот и ещё один человек. Они может, случайно, тоже здесь, в больнице? Потому что мне интересно узнать, как у них дела. И солдат вчера мне очень помог. Я хотел поблагодарить его.

— Извините, я не знаю, здесь ли они. Я только два часа назад приступил к работе. Но я проверю и дам Вам знать, если они здесь.

— И если это так, я смогу пойти и поговорить с ними?

— Сейчас это невозможно. Все пациенты должны оставаться в своих палатах.

— Почему?

— Доктор? Вы закончили? — спросил один из солдат в капюшонах.

— Да, одну минутку.

— Время, доктор.

Доктор наклонился ко мне и прошептал на ухо: «Если ты видишь шанс сбежать, сделай это. Здесь небезопасно.»

Я в ужасе уставился на него, но ничего не сказал и просто кивнул головой.

Доктор ушел, а трое других пациентов хотели узнать от меня, что сказал доктор. Я рассказал им, но они мне не поверили. Почему, в самом деле? В конце концов, у меня не было причин лгать. Однако я также не пытался убедить их поверить. Я сберёг энергию и отдохнул ещё немного.

После того, как медсестра принесла мне какое-то обезболивающее, я снова заснул. Прежде чем покинуть палату, она сказала мне, что трое других выживших в катастрофе не поступали. Потом также передала мне от врача, что выжившие, возможно, поехали в другую больницу.

Я спал не больше часа. Потому что трое парней разговаривали слишком громко, а в коридоре за нашей дверью началась бурная деятельность. Что именно там происходило, я не знал. Было только слышно, как несколько человек лихорадочно пробежали по коридору, и слышались громкие голоса. Но понять, о чём шла речь, было невозможно.

Внутри я очень волновался и находился на грани паники. Я знал, что всё происходящее может быть опасным для жизни. Что также соответствовало тому факту, что нас заперли. И это объясняло солдат с оружием. Но не объясняло, что именно происходит и от какой угрозы они пытались нас защитить.

Внешне я пытался скрыть страх от остальных. Хотя, думаю, они бы не заметили, даже если бы я не скрывал. Они были слишком заняты разговорами и жалобами на то, что им нельзя принимать посетителей. Как будто не было других забот!