=1=
Рейна
Осталось пять дней...
Осталось пять дней...
Всего пять дней...
Я шла в институт с испуганным лицом. Меня всю трясло и мутило. Я чувствовала, что вот-вот упаду в обморок. Меня спасало только одно — на улице был мороз, и некоторые люди могли подумать, что я трясусь от холода, хотя это не так. Но в основном, прохожие смотрели на меня так, словно я только что увидела нечто сверхъестественное.
Так и было.
Я увидела дату на календаре — девятнадцатое декабря. Ровно через пять дней — двадцать четвёртого декабря — моя жизнь превратится в прах. Почему именно в канун Рождества? Почему?
Хотя...может, он не сразу найдёт меня?
Но это маловероятно.
Он может всё.
Ну а пока, у меня есть меньше недели на то, чтобы вдоволь насладиться свободой.
***
Я не хило удивилась, когда даже спустя пять минут после того, как я вошла в здание, Вейн до сих пор не напрыгнула на меня с многочисленными распросами и просьбами — обычно это происходит сразу. Я даже не увидела её в рекреации, где она всегда повторяет свои домашние задания по сольфеджио или доедает ещё горячий завтрак, который родители по какой-то причине запрещают ей делать это дома — хотя, может дело и не в родителях; как бы я того не желала, уж тем более я не увидела её в самом классе.
Сев за парту, я приготовилась к началу урока, хотя мысленно была далеко от него. Как назло Вейн так и не пришла. А может, это даже к лучшему? Хоть один день пробуду без её нытья.
Пытаясь себя морально настроить на слова учителя, я ощущала негативные эмоции со всех сторон. Как будто он уже был здесь. Как будто он уже знал, что я думаю именно о нём, и досуждал мне этим. Но так и есть, к сожалению. Мои мысли заполнил лишь один человек.
Оскар.
Может, он вообще меня не тронет, а его слова, которые он произнёс в конце суда, были всего лишь угрозой?
Рейна, всё ещё впереди. Меня «отгородят» от тебя не навсегда, так что не надо заранее распускать свои крылышки. Потерпи немного. Ты всё ещё в клетке.
И он ушёл. Точнее, его увели.
Больше я его не видела. И глубоко надеюсь, что не увижу никогда.
Учитель физики что-то бормотал себе под нос, а студенты делали вид, что слушают его речь. Перед глазами всё плыло — приближался очередной нервный срыв.
Только не сейчас!
Голова начала жутко болеть, поэтому, не в силах больше терпеть, я встала со стула и вышла из кабинета под недоуменные взгляды одногруппников. Хотя, половина уже давно привыкла к моим «выходкам» подобного рода, поэтому спокойно наблюдала за происходящим.
Шумно хлопнув дверью и спустившись по ней, я стерла рукой капельку пота со лба. Жар прошёлся по телу с новой силой, давая знать о том, что худшее ещё впереди.
— Как же всё достало! — говорила я в на весь коридор, в котором, к счастью, царила тишина. — Ненавижу институт, ненавижу этот ад! — я встала с холодного пола и поплелась в неизвестном направлении. Когда я остаюсь наедине с самой собой, то часто, а точнее всегда, о чём-то думаю. Так сказать, философ недоделанный. И в данный момент я думала о тех людях, которых боюсь и ненавижу одновременно. Они заставили меня биться в истерике глубокой ночью, когда все нормальные люди спят. А я плачу. Радует одно — один из тех людей за решёткой. Но даже она не может вечно «удерживать» нас на достаточно большом расстоянии друг от друга.
Второй... вторая и последняя среди того списка людей — она учится со мной в одной группе. Самое ужасное совпадение на свете. Недолго думая я двинулась к столовой, рядом с которой у нас располагается «доска лучших», но среди учащихся нашего заведения более известной как «доска любимчиков». И нетрудно догадаться — я, конечно, к этой элите не относилась. Достав из своего рюкзака синий маркер, и проверив его на листочке, я нарисовала смешную, но оскорбительного рода мордашку на фотографии, что была подписана как Барбара Коттон. Она — единственный человек на этой «доске», которого никто и никогда не посмеет зачислить в список лучших (хотя ни для кого не секрет — так и было, только сама Барбара этого не знала и была твёрдо уверена, что лучшая!). А всё благодаря ему.
— Будь ты проклята! — крикнула я и уперлась лбом в стену рядом с «доской». Я взяла ещё одну фотографию, — она лежала в переднем кармане моей кофты, — где был изображён Оскар, и неуверенно прикрепила булавкой рядом с Барбарой.
Там ему самое место — среди гниющей элиты, в которую входила Коттон.
На моём лице выползла довольная улыбка от осознания того, что я только что натворила.
Я посмотрела на наши институтские часы, что висели напротив столовой — ещё полчаса до конца пары. Так же неспеша я зашла в столовую и присела за ближайший столик. Столовая пустовала так же, как и все коридоры — ведь никто не смел пропускать занятия, а уж тем более им не хотелось, чтобы об этом узнала декан, а после и реактор. Но мне было всё равно. Я по-прежнему ненавидела этот чёртов институт, и мои мысли были далеко не о нём.
Буфетчицы удивлённо на меня смотрели, аккуратно перекладывая горячую выпечку с подноса на витрину; наверно, им интересно, почему я пропускаю пары. Хотя нет. Я ошибаюсь: им нет до меня дела.
Им всем нет до меня дела.
Они просто тут сидят, исполняют свою работу и не задают глупых вопросов.
Я полезла в задний карман джинс и достала оттуда свой телефон. Открыла новости, в надежде хотя бы там найти себе развлечений на ближайший час, но и эта идея мне ничем не помогла.
Мне так же было скучно.
Расчёсывая свои волосы в отражении зеркала, которое было в моей косметичке, я даже не заметила, что в столовую кто-то зашёл. Поначалу, у меня даже не было в мыслях повернуться и посмотреть на того, кто решил так же, как и я пропустить один урок. Но когда стуки каблуков приблизились слишком близко, я всё же повернула голову в сторону и увидела нашего охранника.
— Прошу Вас! Не могли бы Вы пойти на пары? Или хотите, чтобы я организовал индивидуальную встречу с ректором? — но я пропустила его слова мимо ушей и продолжала делать вид, что смотрю в зеркало, хотя на самом деле «сверлила» дырку в стене.
Он говорил мне что-то ещё, но я его не слушала. В голове лишь один человек, лишь один голос, его голос...
Даже когда я этого не хочу, мои мысли только о нём.
Услышав своё неполное имя, которое я до жути не люблю, я повернулась в сторону исходящего звука.
Меньше всего мне хотелось видеть именно ИХ в этой чёртовой столовой.
В проходе стояла Джанет и её, насколько мне известно, бывшая подруга — Никола, а может, и нет.
— Что ты тут забыла, Рина? — пропищала она, специально выделив моё имя, и подошла ко мне, облокотившись на стол, за которым я сидела. Мне стало противно от её тона, поэтому, не медлив, я двинулась на выход.
— Куда же ты? Неужто на урок собралась, ботанка? — и она залилась диким смехом, который подхватила и Никола.
Не желая продолжать наш бессмысленный разговор, который даже не начался, я подошла к «доске почёта» и, недолго думая, содрала фотографию Оскара.
Иногда смелость не приводит ни к чему хорошему. Поэтому, не следует лишний раз доказывать, что я способна дать отпор кому-либо из своих обидчиков. Самоуверенность вмиг спала с моего лица, и я надела привычную для себя маску — маску страха и безразличия на окружающий мир.
Прозвенел звонок, и студенты побежали в столовую с огромной скоростью, сшибая друг друга, словно они вновь оказались в школе. Я всё так же стояла напротив «элиты», как до моего плеча кто-то докоснулся. Я развернулась, и перед моим лицом всплыло лицо Барбары.
Чёрт!
— Твоих рук дело? — она указала на моё творение.
— Почему ты так подумала? Неужели ты обо мне настолько плохого мнения? — парировала я.
— Знаешь ли, в этой школе только ты желаешь мне смерти, — сказала спокойным тоном Барбара. Ага, конечно. Побольше школьных газет читай, — Хотя я тебе ничего не сделала. — Она провела своими пальцами по моему лицу, от виска до подбородка, а потом снова впилась в меня своей жёсткой хваткой, втыкая свои ногти в моё плечо. Больно, однако.
— Ты действительно так считаешь? — я выгнула бровь. — За что же мне тебя ненавидеть, а уж тем более желать смерти?
Девушка смотрела куда-то сквозь меня, наверняка перебирая все возможные варианты, которые могли бы быть логичными в данной ситуации. Уже закончилась перемена. Студенты опять побежали на второй и третий этажи, на этот раз более лениво. Кто-то попытался свалить с пар. Но его задержала наша уборщица, предварительно тыкнув в задницу кончиком швабры — так она делала всегда. Так вот, это была бабушка, которая с очень давних пор носит имя Лиза. Удивительно, но этой Лизе больше лет, чем всем вместе взятым стареньким профессорам нашего института. Поговаривают, что она работает тут с открытия школы. Боюсь представить, сколько же ей лет...
Я уже давно задумалась о своём, вовсе забыв о существовании Барбары, до сих пор пытающейся найти аргументы. Но у меня была задачка посложнее — я тщательно выщитывала, сколько же лет этой дореволюционной бабушке.
Наконец, это чудо проснулось.
— Ну... — опять задумалась Барбара, наконец отпустив моё плечо и освободив его от её длинных ногтей. — Я просто знаю, что это ты, поэтому...
Серьёзно? Пол часа она думала, и это её ответ?
Я устала это слушать, поэтому продолжила:
— Знаешь! Ты спроси во-о-н у того пацана, — я указала на первого попавшегося мальчишку, который, роняя все свои учебники на ходу, тоже опаздывал на урок, — по-моему, он знает, кто это сделал! — и я ушла махнув хвостом прямо ей в лицо, давая понять, что разговор окончен.
Не в силах продержаться здесь хотя бы ещё одну пару, зашла в гардероб, пока Лиза побежала с шваброй за тем парнем, что пытался сбежать, я взяла свою куртку и покинула заведение в привычном мне состоянии — с дрожью по телу, страхом на лице и новым для меня чувством — гордостью. Я первый раз в жизни наконец смогла дать отпор этой безмозглой барышне.
Но кто знал, что мне всё же не стоило так себя вести с ней, когда до выхода Оскара оставалось всего ничего.
———————
———
Three Days Grace — Fallen Angel