Муза

— Не задерживай дыхание, — бормочу сама себе, направляясь к бару.

Алан правильно и удобно устроился на барном стуле, вокруг нет ни души, способной засвидетельствовать мою глупость. Вот и хорошо! Без свидетелей!

Я глубоко вдыхаю, чувствуя, как сердце глухо бьётся о рёбра. Кровь стучит в ушах, смешиваясь с таким же стуком сердца. Я оглохну прежде, чем скажу ему хоть слово. Или умру. Я бы умерла от приступа тревоги. Или смущения. Я никогда не говорила этому мужчине больше, чем стандартные заученные фразы: «Вот ваш кофе, Алан Юрьевич!» или «Спасибо, что заглянули, Алан Юрьевич!» А теперь-то что? «Возьмите мои трусики, Алан Юрьевич?» Хотелось бы.

Я прислоняюсь к липкой стойке, стоя недалеко от распростёртого тела Алана. Мои глаза неосознанно скользят по толстому белому следу. Шрам протягивается от основания его шеи, он покрыт яркими татуировками. Никогда раньше не обращала внимания на цвета и формы. Красные, пурпурные и жёлтые оттенки поднимаются к ушам и растекаются по бокам замысловатыми цветочными узорами. Они словно обволакивают его плоть, покрывая каждый сантиметр персиковой кожи, который я могла бы увидеть.

Мои мысли блуждают по опасным местам. Представляю, как мои пальцы обводят контуры рисунков, пока его язык кое-что вытворяет в греховно-эротических местах, как и персонажи его романов.

Мне интересно, куда ещё могут вести татуировки на его подтянутом теле и как далеко «вниз» они в конечном итоге уходят. Возможно, есть вариант наткнуться на запретное местечко у него между ног. Экзотические цвета на его животе заставляют рот наполниться слюной при одной только мысли обнажённого Алана на мне. Покажи все свои тату, красавчик!

Чёрт возьми, Люба, приструни свою мокрую киску. Я ворчу под нос что-то невнятное. Алкоголь творит чудеса с моим мозгом и телом, лишённым секса в течение шести месяцев.

Сглатываю нервный комок в горле и сосредотачиваюсь на шрамах у кромки волос. Они просматриваются сквозь цветную краску, как будто татуировки – это пластырь, скрывающий их. Что же могло вызвать такие обширные повреждения? Что с ним случилось? Есть ли у Алана ещё шрамы, скрытые от моих любопытных глаз?

На костяшках у «Си-Джейка Харрисона» выбиты маленькие и короткие слова, но я не могу разглядеть, что именно написано. Его палец дёргается на полупустом бокале и блестящее кольцо звякает о стекло. Конденсат окропляет влагой подушечки пальцев, что заставляет мой глупый мозг желать, чтобы на этом месте были мои соки. Насмехаюсь над своим же нелепым «Я». Ради всего святого, ты, похотливая пьяная сучка, просто поздоровайся!

Поэтому глубоко вдыхаю, наблюдая за барменом, медленно пробирающимся ко мне. Убеждаю себя, что всё будет в порядке. Он человек. Я человек. Люди общаются друг с другом каждый день. Я вроде как знаю его по работе. Ну, «вроде» ключевое слово.

— Привет! Я не знаю, узнаёшь ли... — я лепечу на одном долгом выдохе, не утруждая себя разбиванием слов на отдельные слоги.

— Нет, — Алан Туриев прерывает меня на полуслове.

Жар поднимается по коже, алыми пятнами разливается по щекам, обжигая уши.

— О, — я зависаю, — прости? Нет, я работаю...

— Нет, — повторяет тем же раздражённым и грубым тоном, даже не потрудившись поднять головы, чтобы посмотреть на меня.

Моему самолюбию нанесён удар, отбросивший меня немного назад. О чём, блин, я думала? Я мысленно благодарю Бога, что бармен наконец-то подходит ко мне, и я двигаю к нему наши пустые бокалы.

— Три «Космополитена», — стараюсь, чтобы смущение не отражалось на моём лице. Я уверенная в себе 25-летняя взрослая девушка... Мне это не нужно. — И ещё виски для него, — я наклоняюсь ближе, проговаривая тихо. Надеюсь, что Алан меня не услышит. Я не хочу его обидеть ещё сильнее, чем уже есть.

Нервно рассматриваю свои ногти, пока коктейли готовятся.

— Спасибо, — я киваю бармену, когда он двигает наши напитки ближе ко мне и передаёт Туриеву мой «привет».

Я на долю секунды опускаю взгляд, а когда снова поднимаю, чтобы пожать плечами своим девочкам, Алан возвышается надо мной, как небоскрёб.

Позволяю своим глазам охватить двухметрового мускулистого мужчину. Его грозовые голубые глаза отбрасывают меня к барной стойке позади, отчего упираюсь спиной в ледяную поверхность. Он шагает вперёд, а у меня отвисает челюсть... Я не знаю, что делать. Он похож на льва. Готов наброситься на свой ужин, а я не хочу быть этим ужином.

— Простите, — я пищу, указывая на его напиток. — Я просто подумала, что тебе, возможно, стоит заказать новою порцию? — снова пищу, мой голос больше походит на писк крошечной мышки, чем на голос взрослой женщины.

Алан протягивает руку и хватает свежий виски. Ледяные глаза изучают янтарную жидкость, словно он собирается допросить несчастный стакан, чтобы получить ответ, почему же я заказала ему выпивку. Туриев запрокидывает голову назад, лохматые каштановые волосы взметаются вместе с ним, и выпивает всё одним глотком. Его кадык дёргается и подпрыгивает в такт, что посылает ударные волны возбуждения по моей крови, несмотря на страх, пронизывающий насквозь. Он возвращает стакан на стойку, не сводя хмурый взгляд с растерянной меня.

Я чувствую, что застряла. Какая-то сила удерживает здесь против моей воли с разинутым ртом. Дыхание сбивается в груди, обжигает, хватаю ртом воздух. Алан не сказал мне ни слова с тех пор, как отказал. Окружающая аура наполняется напряжением, которое я могу разрезать ножом. Но я не могу уйти. Глупый моряк, застрявший в песне своей сирены, пленник, выставленный на всеобщее обозрение.

Алан по-прежнему возвышается надо мной. Его мускулы проступают сквозь белую рубашку, обтягивающую грудные мышцы и бицепсы. Он слегка шевелится, суёт руку в карман и вытаскивает пару сотен, небрежно оставляя их на стойке. Всё это время смотрит мне в глаза. Сквозь меня... Словно видит обнажённой, и в его глазах назревает буря. Копаюсь в содержимом своей разбитой души, ищу внутри себя что-то, о существовании чего я и не подозревала.

Наконец оторвав взгляд, Туриев выходит за дверь, растворившись в ночных тенях, становится загадкой. Чувствую, что возможность дышать возвращается ко мне волнами. Я с трудом сглатываю, ощущения словно пищевод пропитан густым сиропом от кашля.

Мои руки дрожат, пока я ставлю напитки обратно на стол.

— Это что там было? — удивлённо спрашивает Жасмин, потянувшись за бокалом, ищет глазами ответ, который я не могу дать.

— Он...?

— Ни единого грёбаного слова, — я бормочу, сама себе не веря. Делаю большой глоток алкоголя. Так, успокаиваем сверхактивные нервы, гудящие в моих конечностях и голове.

— Но он стоял там! Что, и ничего не сделал? — Жас возбуждённо прикрикивает, в замешательстве обшаривая глазами по сторонам.

— Ни слова, — я снова подтверждаю, всё ещё ошеломлённая произошедшим странным взаимодействием.

Да кто ведёт себя настолько странно? И вообще так смотрит?