кирсти
— Я так хочу сказать: "пошло оно всё на хер широкими шагами", но, — Сагон протер лицо махровым полотенцем, воззревшись на свое отражение в зеркале. — Мне скоро умирать... Ах, ненавижу вспоминать об этом! Бесит аж до дрожи!
Он швырнул полотенце в ванную и тяжёлыми шагами обошёл меня, нечаянно задев плечом. Как хорошо, что Джен ещё не вздумалось позвонить парню, иначе он сожрал бы ее и не подавился. Сагон с грохотом открыл полку, достал нож, вынул из холодильника колбасу и сыр, покопался и нашел булку. Парень принялся быстро и неуклюже разрезать продукты для сэндвича.
— Ты все продолжаешь жалеть себя? Что ж поторапливайся, — я сел напротив него, откусив ломтик колбасы. Говядина. — Я хочу, чтобы ты начал идти к цели. Только пообещай привести себя в порядок.
— Что ты имеешь против моего внешнего вида? — Он сам взглянул на себя: на серые треники и голый торс, на котором были рассыпанны редкие крапинки веснушек. — Ладно, мне стоит одеться.
— И постараться не пить, верно.
— Я только вчера прибухнул, у меня были причины...
— О Господня! Знаю я, знаю, только не нуди.
— Мне на учебу, — он сложил на первой дольке булки сыр, колбасу, откуда-то достал помидор и заправил слаженную пирамиду еды кетчупом, после чего закрыл сие чудо второй половиной булочки. Откусив добрый кусок сэндвича, Йен сказал, облизнув губы: — Так вот, мне на учебу, я не смогу прийти, когда тебе посчитается нужным.
— Не стоит, не волнуйся об этом. Спокойно ступай на учебу, на твоё посещение кот наплакал. Встретимся после, поэтому постарайся никому не хамить и не злиться по пустякам. Договорились?
Йен фактически сожрал еду, когда подошел к электрическому чайнику.
— Угу.
Я в самом деле оставил его одного, на попечение ангела-хранителя, так как совершенно неожиданно на горизонте нарисовались неотложные дела. Тем временем Сагон прилежно выполнял свои обязанности: преодолев вселенскую лень и врождённую грубость, парень помог мужчине донести ведра шпаклёвки до магазина, в университете внимательно выслушал лекции, предложив свою помощь некоторым студентам. Однако мысли его неотлучно кружились у порога смерти, он продолжал представлять образ Смерти: взбалмошенного парня, с заливистым смехом и красными глазами. Сагон боялся. А больше всего холодел от мысли, что собственная гордость не даст совершить благих деяний.
В мои обязанности входило встретиться с Единым и дать ответ о продвижении дел. Позже, попрощавшись с многомиллионными проводниками и ангелами, я решил прогуляться по берегу моря. Острые камни и скалы сияли мутным отблеском мокрой поверхности, по которым нещадно били пенистые волны. Над городом клокотали тяжёлые свинцовые тучи, не пропускавшие сквозь себя золотистых лучей ослепляющего солнца; морской туман поглощал близлежащие деревья и дорогу, что поднималась вверх, по скалам, к самой туманной верхушке.
В эту бездну они и сбросили его.
Усталым и задумчивым настигнул я его в спальне, на кровати которой он сидел, опустив голову на руки. Сумка лежала у его ног, ботинок потерял свою пару под этажеркой, а на дисплее телефона отображалось уведомление. Окна были раскрыты настежь, ветер свободно прогуливался по комнатам, цепляясь за бледную кожу парня, отчего мурашки бегали по спине и рукам.
— Чего приуныл, святоч?
Йен дернулся всем телом, будто его разбудили от кошмарного сна. Покрасневшие голубые глаза вперелись в меня растерянным взглядом.
— Уже вернулся?
— Я спешил как мог. Что с твоим видом? Я ведь просил привести себя в порядок.
— Легко сказать – сложно сделать. Сегодня все как-то странно проходит.
Он неотрывно смотрел мне в глаза, после чего медленно поднял голову, смежив веки и упав на кровать.
— Видимо, компания Смерти не слишком хорошо повлияла на тебя. Я забыл сказать, что не все смертные в состоянии перенести столь значимую встречу в своей жизни.
Я подошел к нему, встав между широко разведёнными ногами. Йен скрывал лицо за ладонями, грудь тяжело вздымалась.
— А ведь, — произнес он, — я не верю в бога.
Ангел-хранитель встрепенулся, сжавшись всем телом. Перья с его крыльев стали сыпаться, точно хлопья снежинок с серого неба.
— Я никогда в него не верил, сколько бы мама не говорила о нем. Было что-то неуверенное и слишком сказачное в ее словах. А теперь мне скоро умирать и мне говорят, что я... буду гореть в аду. Очевидно, я встречусь с Ним?
— Очевидно.
— Я слышал, что великим милосердием обладает только Он. Миллиарды людей не верят в Его существование, потому как видят, что происходит с миром. Они спрашивают у верующих: "Так бог любит рабов своих? Этим он их благодарит?" А знаешь какой ответ следует от набожников?
— Что войны и нелюбовь дело рук человека, а не Единого.
Йен убрал руки с лица и взглянул на меня внимательно. Словно искал иголку в стоге сена. Словно искал ложь во мне.
— Это правда? Все это происходит из-за отсутствия веры? Так что ли?
Я взял его руку. Длинные пальцы сплелись с моими, они дрожали и были липкими, он сам весь продрог от озноба, что хватил парня ещё по пути домой. Его жаждущие правды глаза неугомонно смотрели на меня. Я резко дёрнул его за руку, заставив подняться на ноги, что он и сделал, часто задышав. По виску стекал пот.
— Все это происходит из-за отсутствия понимания, которое люди утратили, пока занимались усовершенствованием своих благ.
Лицо его стало мрачным.
— Чушь собачья. Не оберегай люди чести бога, он бы давно придавил землю, не боясь утратить свои добродетели в глазах рабов.
— Чушь собачья, — улыбнулся я.
Йен был чуть выше меня, голубые глаза долго всматривались в пустоту – именно так это выглядело со стороны. Он разговаривал с пустотой и с ней рассуждал о Боге. Сагон сомневался в своих словах и в своей жизни все сильнее. Теперь он хотел умереть быстрее, чтобы разузнать правду.
— Давай поскорее разберемся с заданием, которое ты подготовил, — Йен вытянул свою руку, расцепив наши пальцы. — Мне надоело сотрясать воздух пустым разговором.
— Торопись, грешник!
Я вновь вцепился за руку, потащив парня на улицу.
Йен был на удивление молчалив и угрюм. За время нашей пешой прогулки я пытался вызвать улыбку на лице задумчивого смертного, но он старался не обращать на меня внимания, продолжая распространять злую ауру. Тучи на небе становились все гуще, воздух свеж, люди как можно быстрее передвигались по улицам, дабы не попасть под дождь.
— Долго ещё? -— вдруг спросил Йен, застегнув ветровку.
Я кивнул.
— Слушай, Йен, как насчёт рассказать мне о своей семье? Не хочешь раскрыть шкаф, откуда на меня обрушатся кости многочисленных скелетов, м?
— Ты как всегда многословен. Зачем тебе? Хочешь найти новый повод посмеяться надо мной?
— Что за бред? Когда это я смеялся над тобой?
— Каждый день, Мерси.
Я задумался, замедлив шаг. Разговаривая с Сагоном, я старался вытянуть клещами все нити правды и чистоты, которые могли запутаться в клубке черни и предрассудков. Но смеяться над парнем? Конечно, да! Но я не ожидал, что это будет настолько очевидно. По крайней мере, что парень будет думать над этим и помнить... мои шутки?
— Мне стоит попросить прощения?
— Думаю, приличия ради стоит.
— Вот оно как, — я взял его за руку и, пожав ее, улыбнулся. — Прошу меня простить за резкость и грубость, которые ты рассмотрел в моем отношение к себе. Мне очень жаль.
Лицо его мрачнело с каждой секундой невозвратимо, будто на белом полотне самые разные краски сгущались в одну большую несуразную кляксу.
— Показуха! — выдал он и отдернул руку.
Мы продолжили свой путь.
— И все же расскажи, Йен. Я должен знать, с кем имею дело.
— Я не буду.
Я с первой же секунды понимал, что Сагон откажется говорить о том, что так тщательно скрывал от окружающего мира. Но во мне горела слабая надежда, которая вырисовывала угрюмого парня, что неспеша раскрывал свою тайну, хмурясь и злясь на меня.
Какова будет ваша реакция, когда ребенок на вопрос "как зовут твоих родителей?" ответит, что маму зовут так-то, папу так, а отца вот так? Что вам придет в голову в первую очередь? Йен Сагон жил в полиаморной семье. Его детство проходило не так, как у всех. Говоря: " папа подарил мне машинку !", он должен был подумать над этим сотню раз, в итоге выходило, что купила ему игрушку мама. Нельзя говорить о двух отцах. Это вовсе не вбивали в мозг, он сам так решил для себя. Поскольку понимал, какой эффект подействует на друзей, одноклассников и учителей, когда те узнают о "третьем лишним". Сагон сам не мог понять, что происходит вокруг него и как стоит реагировать.
Йен с интересом наблюдал в гостях за "обычной" семьёй. Где в семье был один папа, никаких отцов, где сыну не было необходимости молчать и думать над своей "ненормальностью". Йен думал над собой и сумасбродом. Жизнь протекала иначе. Став подростком, Йен всем сердцем возненавидел свою семью. Парень презирал ее с неистовой силой, продолжая хранить тайну. Но в какой-то момент один из них ушел, и Йен почувствовал что-то вроде облегчения и странного спокойствия, будто внешняя оболочка вконец разломилась и раскрошилась в еле видимую пыль. Однако затем последовало нечто ужасное...
Он с подступающим страхом открыл стеклянные двери цветочного магазина, что был усыпан тюльпанами и гартензиями снаружи. Двери с перезвоном раскрылись и впустили в помещение парня среднего роста, с рыжими волосами и въедливыми голубыми глазами. За кассой стояла покупательница, заслоняя за собой продавца. Он неуверенно шагнул вперед, с такой же робостью касаясь холодными пальцами лепестков пион, которые, смею заметить, уже чахли.
Дверь вновь звякнула.
— Я собиралась выкинуть их, — послышалось за его спиной. — Сегодня их последний день. Их смерть.
— Я слышал, — содрогнувшись, но все так же стоя спиной, сказал Сагон, — что они достаточно капризны.
— Верно. Вообще-то я хотела сделать гербарий из увядших лепистков, но подумала, что это будет сродни варварству: все равно что распотрошить человеческий труп.
Сагон обернулся к девчонке, что терпеливо стояла за ним, сложив руки за спину. Но стоило их взглядам пересечься, как лица обоих свела гримаса недоумения, ужаса и презрения. Но последнее явственнее ощущалось во взгляде девчонки, которая поспешно отошла от парня на безопасное расстояние.
Кирсти.
Так звали девчонку. Так звали сестру убитого Ирвина.