Глава 12
Счастье
Две недели после гонок оказались для Эви словно вырванными из другой жизни. Сначала она думала, что это просто затишье после бури, но каждый день рядом с Сэмом становился новым открытием, новым опытом, новым поводом дышать полной грудью.
Утром он ждал её у ворот колледжа, всегда облокотившись на свой байк, будто так и должно быть. Его вид становился для неё чем-то постоянным, почти родным. Иногда он не говорил ни слова, просто кивал, и она садилась за ним, обхватывая его за талию. Дорога до кампуса превращалась в маленький ритуал: ветер путал её волосы, щекотал лицо, а его ладонь — крепкая и тёплая — уверенно держала её колено, будто защищала от всего мира. В такие моменты Эви чувствовала себя частью чего-то большего, чем просто студенческая рутина.
Вечерами они гуляли. Сэм ненавидел шумные улицы, толпы, музыку из баров, поэтому выбирал тихие кварталы, где фонари светили мягко, а окна домов отражали только их двоих. Эви впервые ловила себя на мысли, что молчание может быть таким же важным, как слова. Они могли сидеть на скамейке, слушать ночных сверчков, или идти медленно по пустым аллеям, и ей хватало только того, что он рядом. Иногда он снимал куртку и накидывал на её плечи, когда ночной воздух становился прохладным. Иногда подолгу смотрел в темноту, словно что-то искал там, но, заметив её взгляд, усмехался и возвращался к ней.
Но Сэм оставался Сэмом. Его ревность никуда не исчезла. Когда к ней обращались другие парни, он мгновенно мрачнел. Его взгляд становился острым, как лезвие, и Эви знала: лучше не испытывать его терпение. Но вместо прежних вспышек гнева он учился сдерживаться. Иногда просто обнимал её за талию, прижимал к себе, словно ставил метку, и бросал через плечо угрожающий взгляд. Она смеялась — и это смягчало его. «Ты моя, — тихо шептал он ей на ухо, — и никто больше не имеет права даже смотреть на тебя». И вместо протеста она чувствовала в этих словах тепло, как будто он наконец нашёл для себя способ любить без разрушения.
Иногда он появлялся у неё под окнами поздно ночью. Швырял в стекло маленькие камушки, и она выходила босая на балкон. Он стоял внизу, руки в карманах, и смотрел на неё так, будто видел впервые. «Спускайся», — говорил он, и в его голосе не было ни просьбы, ни приказа — только желание. Эви спускалась по скрипучим ступеням, стараясь не разбудить соседей, и они шли куда-то далеко от дома, пока город не оставался позади.
Он показывал ей места, которые знал только он. Заброшенный ангар с граффити, где стены будто хранили чужие тайные признания. Крышу старого торгового центра, откуда открывался вид на весь горизонт: ночные огни города там превращались в океан звёзд. Мост, под которым тихо журчала река, и где тишина была такой густой, что казалось — они единственные люди в мире. Там он иногда молчал дольше обычного, и Эви чувствовала — именно в эти минуты он ближе всего к тому, чтобы показать ей настоящего себя.
Эви понимала, что Сэм никогда не был «правильным». В нём было слишком много тьмы, слишком много боли, но рядом с ним она впервые почувствовала себя живой. И даже его несовершенства казались частью притяжения. Он мог сорваться, мог сказать резкое слово, но всегда находил способ вернуться к ней. Иногда это было просто молчаливое объятие, в котором он держал её так, будто боялся потерять. Иногда — поцелуй, такой глубокий, что она забывала, где заканчивается её дыхание и начинается его.
Прошло две недели, и Эви поймала себя на том, что её дни стали другими. Она больше не ждала сообщений от кого-то ещё, не проверяла телефон каждые пять минут. Она просыпалась с мыслью о нём, и засыпала, чувствуя его запах на своей коже. Даже самые обычные вещи — кофе в студенческой столовой, скучные лекции, короткие перемены — становились особенными, если он был рядом. Иногда она ловила на себе завистливые взгляды других девушек, но ей было всё равно. Никто из них не знал, каким он бывает, когда они вдвоём. Никто не слышал его тихого смеха, когда она рассказывала что-то смешное, или его дыхания у себя на шее, когда он не хотел отпускать её слишком долго.
Сэм тоже менялся. Он начал открываться, рассказывать ей о себе. Не всё сразу — иногда это были обрывки, иногда только намёки, но Эви чувствовала: он доверяет ей больше, чем кому-либо. О том, как в детстве он оставался один, как искал выход в скорости и шуме мотора, как ненавидел, когда его жалели. Он говорил мало, но в его словах всегда было что-то важное. И это доверие было самым ценным подарком, который он мог ей дать.
Но вместе с этим в её сердце жила тихая тревога. Слишком идеально складывались эти дни, словно жизнь давала им передышку перед чем-то большим, опасным, неизбежным. Иногда она ловила его взгляд — долгий, настороженный, будто он сам ждал беды. И в такие минуты казалось, что за его молчанием стоит не просто привычка, а что-то большее.
Но вместо того чтобы спросить, Эви просто сильнее сжимала его руку. Она боялась, что если заговорит, всё рухнет. Поэтому молчала и училась любить его в этом молчании, в его жестах, в его внимании. Две недели счастья казались вечностью, и она не хотела разрушить её лишними словами.
Иногда ей снилось, что всё это лишь сон: их прогулки по ночам, его смех, прикосновения. Но утром он снова ждал её у ворот, и сон превращался в реальность. Иногда ей хотелось сказать ему: «Я тебя люблю», — но она глотала слова, потому что чувствовала: он не готов. Или, может быть, не она готова услышать ответ.
Эви знала: Сэм не был светлым героем из её детских мечтаний. Но именно это и делало его её настоящим. Он был живым, острым, опасным и при этом таким, к кому она возвращалась снова и снова. И эти две недели научили её главному: иногда любовь не похожа на сказку. Иногда она похожа на бурю, которая неожиданно превращается в тихое море.
И всё же где-то глубоко внутри, в самой сердцевине её счастья, шевелился страх. Она не знала, откуда он. Может, от его слишком внимательных взглядов. Может, от того, что Сэм слишком старательно избегал разговоров о будущем. А может, от её собственного предчувствия, что такое счастье не может длиться вечно.
Но пока оно длилось, она жила им. Каждым днём, каждым касанием, каждой минутой рядом с ним.
//////////////////////////////////////////////////////////////////////
Неужели это любовь?