Наше Будущее💚

Кендра

Зайдя домой, я сразу рухнула на пол от усталости и тревоги всего прошедшего дня. Хотя в это место мне не очень-то и хотелось, это было единственным так называемым убежищем для меня. Бункером, чтобы спрятаться от лишних глаз и боли, которые поджидали прямо за этой дверью.

С самых ранних лет я гадала: а что люди чувствуют дома? И что значит быть дома? Каково это, когда ты не ощущаешь вечной опасности и страха, что с твоими близкими на улице может произойти несчастье, и они не вернутся домой? Когда я была маленькой, то очень любила читать книги. В некоторых из них говорилось об уюте и покое, несравнимых ни с чем иным — когда с семьёй собираетесь за большим столом на праздники или когда с близким человеком лежите под тёплым пледом и смотрите фильм. Те чувства, которые испытывают люди в эти моменты, просто неописуемы: комфорт и забота. Твоя душа в полном умиротворении, ты обнимаешь родного человека и не заботишься ни о ком другом, кроме него. Также в некоторых книгах писали, что дом находится там, где находится твой любимый человек — когда смотришь в глаза напротив и чувствуешь себя самой счастливой и нужной. Думаю, когда люди читают такое, у них возникает улыбка, и они вспоминают прожитые моменты с особым трепетом и бережностью. Всё, что когда-либо ощущала в такие моменты я, — лишь грусть и пустота. Эти слишком ранние чувства никак не должны были возникать в сердце юной девочки.

Никакого уюта дома я никогда не чувствовала. Только холод, сырость и голод. Никаких семейных празднований и тепла от любимого человека. Этого не было в моей жизни. Я не любила свой дом. Для меня это была постройка для ночлега и никак не больше.

Место, где я жила со своей матерью, представляло собой обычную двухэтажную хрущёвку, которая казалась развалиться в самое ближайшее время. К сожалению, а может, к счастью, этого не происходило. Снаружи дом, если его можно было так назвать, как будто был покрыт тонкой, но искусно сделанной паутиной. На самом деле это были многочисленные трещины. Где-то выбитые, где-то грязные окна создавали полное впечатление безысходности и бедности. Если бы здесь проходили люди, я уверена, что они бы ужаснулись и бежали прочь от этого разрушающегося места. Но их поблизости было сложно встретить, разумеется, кроме тех неудачников, что жили тут, включая меня.

Входя в подъезд, неприятный запах и вид плесени сбивали с ног, а когда проходишь в квартиру, чувствовалось уныние и желание уйти как можно скорее. У нас не было каких-либо украшений, например, свечей и гирлянд, которые создавали бы теплое ощущение комфорта и спокойствия. Моей любимой вещью была только одна — мягкая игрушка жирафа, с которой я ложилась спать до сих пор, крепко обнимая и стискивая в руках всего лишь кусок искусственного меха. Я плакала от того, насколько плохо и ничтожно мне пришлось поступить сегодня, от своего дикого желания, которое я уже не могла контролировать. Жажда мести овладевала мной всё больше и больше. С каждым днём, ощущая, как она окутывает меня все сильнее, я не могла сдержать слёз от противного чувства. Прежде всего, мне было плохо от самой себя — от того, что я делаю и как поступаю. Уверенность сменялась страхом, и так по кругу.

Плача на полу своей комнаты, так как даже сил добраться до постели у меня не было, я испытывала полную ненависть к себе и своим мыслям. Слёзы капали на грязный пол, а рядом беспомощно валялся жираф — единственное напоминание о существовании отца в моей жизни.

Тяжело дыша, я услышала звук ключей в замочной скважине. Я сжалась и по привычке прикрыла глаза, как будто прямо сейчас ожидала удара. Но до меня донеслись только хохот и неадекватный смех моей матери. Медленно открывая глаза и не переставая вслушиваться в звуки из комнаты, находящейся почти в пяти шагах, я разобрала два пьяных голоса. Один из них явно грубый, мужской. Звуки обрывались и заменялись на громкие поцелуи, от которых стало плохо.

Я заставила себя встать и закрыть дверь в комнату. Во-первых, чтобы не слышать ненавистные шорохи, доносившиеся снаружи — видимо, они переместились на диван. А во-вторых, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Не думаю, что в случае чего эта картонная дверь поможет мне, но ощущение моральной безопасности может обеспечить.

Я подняла бедного плюшевого жирафа, а в мыслях у меня пронеслось... О Боже, он ведь видел меня с самого детства, маленькую девочку с чёрными, не расчёсанными волосами и блестящими от слёз глазами, но всё ещё невинную и чистую в своих помыслах. Не то что сейчас. Аккуратно погладив игрушку, я посадила её на кровать, а сама потянулась к рюкзаку, в котором лежало то нечто, которое даст мне желанный пропуск в место, где я смогу расставить все точки над и.

Предвкушая содержимое, мои глаза расширялись от трепета внутри, и я открыла рюкзак. Нащупав листочек вытянутой формы, меня передёрнуло, и я, наконец, вынула его из сумки. В школе мне не удалось детально рассмотреть изображение на брошюре, потому что меня всю трясло и кидало в холодный пот. Чтобы это не увидели другие люди, я решила сдержаться и прочитать всё дома.

С дрожащими руками я подошла ближе к окну, чтобы свет падал на листок, и я смогла разобрать текст. Моё дыхание замерло, я начала медленно и вдумчиво вчитываться в каждое слово, написанное на качественной, глянцевой бумаге:

«Дорогие друзья, если вы держите в руках эту замечательную брошюру, то мы можем вас порадовать. Официально вы стали участником самого первого и большого лагеря в нашей стране. Вам выпал шанс незабываемо провести это лето. А именно: познавать новое, знакомиться с такими же одарёнными подростками, как вы, а также наслаждаться завораживающими горными видами. Все два месяца, которые вы проведёте у нас, вас ждут только комфортные условия, еда от знаменитых шефов, а ещё выработка полезных навыков и знаний, которые непременно понадобятся вам в будущем. Используйте свой шанс, который выпадает далеко не каждому. А тех, кто проявит себя лучше всех, ждёт приятный бонус в виде гарантированного зачисления в любой престижный университет. Всё, что вам нужно сделать, это только зайти на сайт, вписать все требующиеся данные для нас и ждать дальнейшие инструкции на вашу почту в самом ближайшем времени. Мы уже ждём нашей скорейшей встречи с вами.»

На брошюре были изображены поражавшие своей мощью горы, манящий пляж и бескрайнее, далеко простирающееся небо. Фото были подобраны идеально, сразу приковывали взгляд и вызывали желание попасть туда как можно скорее.

Но я перечитывала этот текст несколько раз, не веря, что это правда. Села на кровать и закрыла лицо руками, осознавая, что этот шанс был приготовлен отнюдь не для меня. Я поступила ужасно, жестоко и противно. Меня воротило только от одной мысли о том, на что мне пришлось пойти, чтобы держать в руках эту бумажку. Но всё, что я совершила, было не для учёбы в этом лагере или прекраснейших видов гор. Мне нужно было увидеть одного человека и отомстить ему. Он будет там, это я знала совершенно точно, и была готова пойти на что угодно, только бы попасть в это злосчастное место.

Моя уверенность пугала меня, но жажда увидеть его никак не уступала. Я была готова идти по головам, собственно, то, что и сделала сегодня. Мне было нечего терять и не за кого бояться. Моё отчаяние окончательно выходило за края невидимой чаши, переполненной слезами, болью и душераздирающими криками. Но я ещё не признавала, что схожу с ума от своего горя.

Стив

— А зачем мне туда ехать? — спросил я у мамы, вручившей мне глянцевую брошюру. Мы сидели в гостиной, и она рассказала мне о лагере, который начнёт свою работу меньше чем через 5 дней. Лагерь, созданный лично моим отцом. Я совершенно не ожидал, что меня отправят туда. Обычно моё лето проходило на заднем дворе нашего дома. Мне удавалось только играть с сестрой и писать музыку. Я не просил поехать куда-либо, так как знал, что отец даже слушать меня не будет. Когда-то я пытался завести разговор и донести ему, что вечно держать меня в так называемой золотой клетке абсолютно бесполезно. Пробовал поговорить с ним и обсудить, почему он так усиленно препятствует моему общению с друзьями и способам провести время вне особняка вместе с ними. Отец отвечал коротко и ясно: никто из них не заслуживает твоего внимания. Ни один из них. Нечего тратить время на людей, которые и твоего ногтя на пальце не стоят. На этом наш разговор обрывался, ибо я просто не мог выдержать его абсурда и выходил из комнаты со сжатыми кулаками. У меня постоянно возникало ощущение, что он воспитывает не собственного сына, а свою копию.

В моменты таких наших стычек с отцом мама не высказывала своего мнения. Впрочем, она всегда в его компании любила помалкивать. На любые его запреты она лишь закрывала глаза или попросту делала вид, что ничего не замечает. И я не винил её за это. Однако в моменты своей особой ярости и чувства несправедливости у меня проскакивала мысль о её слабохарактерности. Что ж, приходится мириться с этим. Я не мог злиться на неё слишком долго. Она любила его и боялась одновременно. Да, иногда и такое противоречие случается.

Я взглянул на её лицо. Выглядела она особенно грустно. Даже можно сказать, несчастно. На мой вопрос она так и не ответила. Смотрела телевизор, даже не моргая. Я перевёл взгляд на экран. Показывали какую-то рекламу йогурта. Прямо-таки скажем, не самое увлекательное зрелище. Я позвал её, и мама резко, чуть ли не подпрыгнув, посмотрела на меня. Как будто она забыла, что я всё ещё нахожусь в этой комнате.

— Ты что-то спрашивал, дорогой? — спросила она с лёгкой нервной улыбкой. Я повторил свой вопрос и получил неожиданный ответ. — Твой папа пересмотрел свои взгляды и решил, что неплохо было бы тебе провести это лето в новом месте.

— Он сам так сказал?

— Конечно, — она отвела от меня взгляд и заявила: — он всё переосмыслил, Стив, — с некой надеждой и робостью в голосе сообщила она.

— Не особо верится, что он переосмыслил прям всё, — закатывая глаза, сказал я. Хотелось, чтобы это прозвучало небрежно и легко, но сам почувствовал, как голос дрогнул, и по телу пробежали мурашки. Воспоминания в голове давали о себе знать до сих пор.

Крики мамы, кровь на полу, осколки вазы... Всё это плотно засело в моей голове и не хотело уходить. Какие только способы я не пробовал, чтобы изгнать обрывки того дня из памяти — всё было тщетно.

Видимо, мама заметила, как странно я проронил данную фразу. Понял это по тому, как она нахмурилась. Мама всегда говорила мне, что по моему лицу можно прочесть абсолютно всё, что я думаю. Это отнюдь не радовало. Хотелось обладать талантом скрывать нежелательные эмоции.

— Тем не менее, — тихо произнесла она, — тебе это пойдёт на пользу, — и снова она выбрала позицию не замечать сказанных мною слов. Пропустить мимо ушей и не вспоминать о самом дерьмовом вечере, который оставил свой след не столько на мне, сколько на ней. Я вздохнул и уставился в брошюру. Смотреть на маму я не мог.

Мне было жалко её. Хотелось всё высказать про отца, сказать ей, что нужно было уходить от него ещё несколько лет назад, напомнить о его унизительном общении с ней. И честно признаться, хотелось пожаловаться, как маленькому ребёнку, что я спать нормально не могу с той ночи. Вместо всего этого я продолжал смотреть на раскатистые горы и далёкое небо на заднем плане брошюры.

Сам лагерь должен быть расположен на побережье нашей страны, прямо рядом с океаном, но достаточно далеко от нашего дома. Почти 2 дня езды. Поэтому выезжать нужно будет заранее.

 Завтра последний школьный день и, по совместительству, последний день перед моим отъездом, когда я смогу напоследок пообщаться с друзьями. Я созванивался с ними несколько часов назад, чтобы узнать, может, кто-то из нашей компании тоже едет туда. Но, к сожалению, услышал лишь отрицательные ответы. Никто в лагерь не собирался, а может, у них были свои причины не посещать его.

Когда я разговаривал со своим лучшим другом Кайлом, то уловил непонятные мне нотки в его голосе. Он отвечал мне однозначно и сразу нашёл тупой предлог закончить разговор. Говорил каким-то усталым, вымученным и слегка отстранённым голосом. Мне казалось это странным. За весь наш короткий диалог я не услышал ни одной шутки, а это был весомый повод для переживания. Но, списав всё это на очередную его ссору с девушкой, я вскоре позабыл об этом. Они ругались постоянно, не понимая, как найти общий язык между собой. Но всё-таки в моменты спокойствия в своих отношениях выглядели счастливыми, и я искренне был рад за друга, несмотря на то, что Джойс, та самая девушка, меня терпеть не могла. Не знаю, почему она меня невзлюбила, да и, если честно, мне было плевать. Главное, что она не ограничивала Кайла и не препятствовала нашим встречам.

Я поднялся в свою комнату, думал, что мама скажет мне что-нибудь, но она не проронила ни слова. Ей не хотелось затрагивать больную тему. Мне тоже. Поэтому, я молча ушёл собирать вещи в свою комнату. Там меня уже ждал лаковый чёрный чемодан. Трепет поездки появился в моей душе. Такие незнакомые чувства, но в то же время такие приятные. Не томящее ожидание, а нетерпеливое предвкушение. Я положил брошюру на стол, ещё раз взглянув на горы. Они казались такими магическими, что с трудом можно было отвести взгляд. Но всё-таки, сумев это сделать, я начал собирать свои вещи, и новые ощущения не собирались покидать меня.

Я не просто хотел поехать туда, а жаждал этого. Спустя столько времени заточения, побывать в новом месте мне было необходимо. Не ради учёбы и знакомства с одарёнными подростками (хотя, признаться честно, я чувствовал себя ужасно одиноким), а чтобы прочувствовать свободу. Ощутить её сладостный и настоящий вкус. Попросту узнать, какого это — стоять на этом грёбанном побережье, вдыхать полные лёгкие горного воздуха с абсолютно пустой головой и гулко бьющимся сердцем и не думать о всех тех муках, которые выдерживают «Проклятые». Но я ещё не знал, что за всё это придётся дорого заплатить и не только мне.