4 глава
Тем же вечером
Он не пришёл на ужин. Но я не удивилась. Мы с ним оба были слишком упрямы, чтобы признать хоть каплю вины. Я сидела на кухне, медленно помешивая чай, когда услышала, как кто-то вошёл.
Он. Тимур.
— Где ужин? — буркнул он, но уже без прежней злости.
— В духовке, — сказала я спокойно, даже не повернувшись.
Он подошёл. Достал еду. Сел за стол. Несколько минут — тишина. Только звуки вилки о тарелку.
— Кофе был горький, — вдруг сказал он.
Я подняла бровь:
— Прости, в следующий раз могу насыпать сахарную горку.
— Но... он был настоящий, — добавил он уже тише.
Я посмотрела на него — впервые за долгое время — и заметила: усталость в глазах. Нервная сжатость в плечах. Человек, который вечно прятал боль под ледяной бронёй, вдруг стал... живым.
— Тимур... — я тихо сказала. — Почему ты такой?
Он не ответил сразу. Потом прошептал, почти не слышно:
— Потому что я привык, что всё у меня либо отбирают, либо предают. И ты... ты единственная, кого я боюсь потерять.
Я замерла.
Моё сердце будто перестало биться.
— Ты не потеряешь, — прошептала я, сама не веря, что говорю это.
Он встал. Медленно подошёл ко мне. Не грубо, не властно. Просто... посмотрел.
— Прости меня, Лейла.
Я кивнула. Без слов.
И в тот момент между нами повисла тишина. Но уже не ледяная. Тёплая. Человеческая.
***
Прошла неделя.
Я больше не убегала от него. Не спорила по мелочам. Мы всё ещё были огонь и лёд, но лёд уже начал таять, а пламя — больше не обжигало.
Он стал другим.
По утрам оставлял мне кофе на подносе — с сахаром. Иногда забывал, иногда молча ставил у двери, не дожидаясь благодарности. Но я всё равно улыбалась. Тайком. Себе.
Однажды, когда я читала книгу в гостиной, он сел рядом и сказал:
— Ты не такая, как я думал.
— Какая? — подняла бровь.
— Злая, самовлюблённая стерва.
— Спасибо, — усмехнулась я. — А ты?
— А я всё ещё тот же. Только рядом с тобой — хуже сдерживаюсь.
Я отвела взгляд, но сердце защемило.
На следующий день он приехал за мной к университету. Без предупреждения.
Я села в машину и, не удержавшись, спросила:
— С каких пор ты стал таким милым?
Он хмыкнул:
— Не привыкай. Только с тобой. И то — временно.
Но когда он незаметно взял меня за руку и переплёл наши пальцы — я почувствовала, что это не временно.
---
Позже вечером
Я снова проснулась среди ночи. От лёгкого шума. Открыла глаза — на пороге стоял он. Без грубости. Без приказов. Просто... смотрел.
— Что ты здесь делаешь?
— Не могу спать.
— Почему?
Он долго молчал.
— Когда ты рядом, во мне всё успокаивается. Но когда тебя нет — снова тревожно.
Я села на кровати, и мы смотрели друг на друга в полумраке. Больше не было масок. Не было ненависти.
— Останься, — прошептала я сама не веря.
Он подошёл. Сел рядом. Осторожно провёл пальцами по моей щеке.
— Я не знаю, что со мной происходит, Лейла.
— Я тоже, Тимур.
Он медленно наклонился, и его губы коснулись её — сначала нежно, словно боясь причинить боль, потом страстно, словно пытаясь заглушить все свои бурные чувства одним поцелуем.
Лейла не отдернулась. Она ответила на поцелуй, мягко и жадно, позволяя своим страхам раствориться в этом прикосновении.
Тимур осторожно обнял её, прижимая к себе, как будто боялся отпустить. Его голос прозвучал тихо, искренне:
— Прости меня за всю грубость, Лейла. Я не хотел так с тобой.
Она прижалась к нему, шепча:
— Я тоже... прости.
В этом объятии, среди тишины комнаты, они нашли долгожданный покой. Уснув вместе, наконец позволив друг другу быть настоящими — не врагами, а близкими.
Утром Лейла проснулась раньше Тимура. Свет проникал сквозь занавески, но внутри неё царила ледяная пустота. Ещё в темноте к ней вернулась одна мысль — Имран. Её парень. Тот, кто ждал её не здесь, а в другой жизни.
Она медленно отстранилась от его рук и, не открывая глаз, холодно прошептала:
— Тимур, нам нужно поговорить.
Он проснулся, удивлённо посмотрел на неё, но молчал.
— Ты думаешь, что это что-то значит? — продолжила она, не глядя. — Для меня это всего лишь ночь. Ничего больше.
Её голос был ровным, без тени сомнения или боли.
— У меня есть парень. Имран. И я не собираюсь забывать об этом.
Тимур сжал зубы, но не сказал ни слова. Он понимал — теперь начинается настоящая борьба. Но он был готов.