4
Мои надежды перешли в режим «эрор», и хотелось взывать так, чтобы планета Марс услышала. Не стала. Медленно поплелась и сама – с вершины на дно.
В одной книге прочла, что за своё счастье надо бороться: если хочется позвонить – то надо звонить; если чего-то не понимаешь – надо спрашивать; если любишь – то говорить об этом. А как же гордость? Эти колебания испепеляли и без того задроченый мозг.
В конце концов наступила на ту гордость и решила звонить. Каждый новый гудок сверлил висок: «Не нужно было этого делать». Наконец Ваня ответил – я услышала вздохи. Вот именно, когда чего-то не хочешь делать, а тебя заставляют. Неужели разговор со мной для него – каторга?
— Привет. Ты говорил – созвонимся. Занят? — спросила сдавленным голосом.
Говорить мешал клубок сомнений, обиды, страха, будто застрявших в горле – и ни туда ни сюда: ни глотнуть, ни выплюнуть. Чувствовала себя собачкой, которая прижала хвостик, ушки, с надеждой ждёт, чтобы ей бросили «косточку» добрых слов, и одновременно дрожит, потому что
могут ударить.
— Уже нет, — глубоко вдохнул, будто собирался нырять в океан моих выплаканных слез. — Привет, Т/и.
— Как ты?
— Нормально. Работаю.
— Уже поздно, нужно и отдыхать, — старалась говорить непринужденно, но напряжение в нашем диалоге испытывало каждой клеткой.
— В программировании нет графика. Работаю, когда работается.
Я знала, что он не поступал в университет, а сразу устроился на работу. Ваня в математике хорошо шарил, вечно носился с какими-то прогами, багами, лягушками и жабаскринтами. Профессия программиста – идеальный вариант для человека с такими предпочтениями и интеллектом. Ну... и с таким состоянием здоровья – кольнуло чувство вины.
— Так ты программы пишешь?
— Нет, я пока тестировщик, а параллельно занимаюсь на онлайн-курсе.
— Круто. Ты молодчина, можно гордиться... — старалась его подободрить.
Да и правда: ему восемнадцать, он сам зарабатывает, учится, строит планы – разве это не круто?
— Ты что-то хотела? — подчёркнуто сухо спросил он.
— А ты типа не хочешь со мной говорить? — переспросила колюче.
— Не то чтобы не хочу... Просто не вижу смысла.
— Вань, ты о чём?! Какой смысл?! — меня прорвало. — Недавно целовал на крыше, прижимал к себе, от чего у меня бегали те грязные муравьи, потом сказал, что это фигня, свалил и пропал! Что с тобой не так?
— Этот поцелуй и эти романтические сопли –ошибка. Ни тебе, ни мне всё это не нужно, —его голос звучал отстраненно, как у робота.
— Что не нужно? — я снова перехватила дыхание.
— Сама знаешь, — опять этот "механический" тон.
— Ты о нашей любви, да?
— Это не любовь. Какая-то зависимость. Причём больная. Никак не пойму, чего ты так циклишься? Столько времени вытекло. Нам нужно оставить прошлое в прошлом. Иначе никак, — сказал он монотонно, как будто уговорил себя.
— Ты так меня целовал на крыше... Я же просила сказать правду, потому что если ты меня не любишь - конец. Я не буду звонить, писать, искать встречи. Но нет, ты не сказал мне в лицо: «Т/и, я тебя не люблю». Почему?!!
— Я не хотел, чтобы ты страдала или чувствовала себя какой то не такой, — ответил он после паузы.
— Ты просто пожалел меня? Да? Пожалел? — почти закричала, не контролируя себя.
Осознание того, что это было не проявление любви, а банальная жалость, действовала как бы удар в дыхание.
— Зачем ты перекручиваешь мои слова? — услышала в ответ.
— Ну тогда сейчас скажи – я выдержу. Будет больно, но лучше всё отрезать раз и навсегда. А так... как бы не там и не здесь. Это –невыносимо, неправильно, — мой голос срывался, но я смогла договорить. Хотелось кричать, но мне пришлось держать себя в руках, потому что за стеной была моя беременная мама.
— Т/и, ты не должна копаться в прошлом. Я тебя... — связь оборвалась.
Меня будто чем-то тяжёлым и горячим ударило по голове. Бросила телефон под подушку и начала бить её, как будто это был Ваня. Разрывало грудь томованное рыдание. «Никогда не думай, что хуже не бывает...» – надо набить татуху с этой фразой, чтобы никогда не забывать. Ненавидела себя за то, что показала Ване свою слабость. Ненавидела его за жестокость: «Пошёл ты, Ваня Бессмертных, пошёл к грёбанному чёрту! Не хочу вспоминать тебя!».
Тот разговор накрыл меня новой волной депрессии. Да-да, в этом диагнозе не всё так просто. Есть лайтовые версии, а есть продвинутые вариации той гадости, как-вот у меня. А одиночество очень способствует её буйному расцвету.
Родители были увлечены друг другом и меня почти не замечали. По крайней мере, так мне казалось. Ваня не давал о себе знать, у Марты – своя жизнь, мои проблемы её мало интересовали, и виделись мы редко. В универе я будто и имела конекты с девушками, но реальных дружеских и доверительных отношений ни с кем не возникало. Я старалась быть спокойной, хотя иногда хотелось выть во всё горло, а однокурсникам казалась, вероятно, холодной и безразличной. Мозги у меня вроде не поехали, и я понимала, что подсознательно до сих пор боюсь сближения с новыми людьми. Мир не казался мне безопасным. Хотелось закрыться в себе. В голове засело – любое сближение обязательно принесёт неприятности.
продолжение следует...