Глава 15. Развязка
ㅤТишина, последовавшая за сообщением «Первая.», была хуже любого звука. Она была тяжелой, густой, пропитанной ужасом и горем. София и Эмили стояли на краю платформы, не в силах оторвать взгляд от темноты, поглотившей Оливию. Их слезы замерзали на щеках от ледяного сквозняка, гулявшего по цеху. Где-то внизу, в темноте, лежало то, что еще секунду назад было их подругой, и этот немой факт давил на них всей тяжестью невозвратимости.
ㅤВоздух, казалось, вобрал в себя последний крик Оливии и теперь выл внутри Софии ледяной пустотой. Она чувствовала на пальцах липкую холодность ее запястья, последнее касание, которое соскользнуло в ничто. Эмили, прислонившаяся к ржавым перилам, вся дрожала, и ее прерывистое, частое дыхание было единственным человеческим звуком в этом металлическом склепе.
ㅤИз динамиков больше не доносилось ни звука. Их мучитель насладился зрелищем и теперь молчал.
— Он... он довел ее до этого, — прошептала Эмили, и ее голос сорвался в истерической всхлип. — Он убил ее!
— Нет, — голос Софии прозвучал тихо, но с какой-то новой, стальной твердостью. Внутри нее, рядом с болью, зрела ярость. Холодная, беспощадная ярость. — Он лишь нажал на спусковой крючок. Но палец был на ее руке. И мы знаем, чья это рука.
ㅤОна посмотрела на Эмили, и та увидела в ее глазах не слезы, а решимость. Боль была слишком сильна, чтобы просто рыдать. Ее нужно было направить.
— Миссис Кларк, — выдохнула Эмили, осознавая. — Это она... Она дала ей браслет. Она вела нас сюда.
— И она где-то здесь, — София обвела взглядом мрачные очертания цеха. Тени, прежде пассивные, теперь казались зловеще внимательными. — Она наблюдает. Она ждет, что мы сделаем дальше. Что мы побежим, как перепуганные мыши. Но мы не побежим.
ㅤОна резко развернулась и закричала, ее голос, полный ненависти и вызова, эхом раскатился под сводами, сбивая сосульки пыли с металлических балок.
— Довольно прятаться! Мы знаем, что это ты! Выйди и посмотри на то, что ты натворила!
ㅤСекунду царила тишина. И тогда из-за груды ржавых станков послышался мягкий, знакомый скрип шагов. На свет луны, падавший из разбитого окна, вышла фигура в бордовом плаще. Миссис Кларк. Но это была не та элегантная учительница, которую они знали. Ее волосы были растрепаны, макияж размазан, а в глазах горела странная смесь триумфа и безумия. Плащ был испачкан маслом и пылью, а ее пальцы нервно теребили серебряную подвеску на шее — стилизованную лилию, точную копию тех, что были на роковом браслете.
— Я предупреждала вас, девочки, — ее голос звучал хрипло, без всякого механического искажения. Это был ее настоящий голос, с надрывом и усталостью. — Не доверяйте никому. Вы не послушали.
— Зачем? — крикнула Эмили. — Зачем ты все это сделала? Оливия... она тебе верила!
— Оливия была средством! — резко парировала миссис Кларк, и ее лицо исказила гримаса. — Как и вы все! Вы думаете, это я придумала эти правила? Эта Игра стара, как этот завод. Она требует жертву. Новую душу для старой.
ㅤОна сделала шаг вперед, и ее пальцы сжали что-то в кармане плаща — контуры чего-то мелкого и металлического.
— Тридцать лет назад мы, трое глупых девчонок, нашли ту самую книгу. Мы вызвали Его. Дух этого места. Голодного духа индустриальной скорби, что питается страхом и болью. Он дал нам силу, знание... но потребовал плату. Вечную плату. Одну из нас.
ㅤСофию вдруг осенило.
— Шарлотта Паркер... Она не сбежала. Ты... вы...
— Она была первой, кого он выбрал, — глаза миссис Кларк стали пустыми, остекленевшими, будто она смотрела не на них, а в далекое прошлое. — Но она испугалась. Она пыталась сопротивляться. И тогда он забрал ее... полностью. Сделал частью себя. Ее шепот теперь в скрипе шестеренок, ее страх — в этом холодном ветре. А мы с Изабеллой получили отсрочку. До тех пор, пока не найдем ему замену. Новую троицу. Ваше поколение. Оливия была идеальным сосудом... но вы все испортили! Ее жертва была неправильной, добровольной! Он не принял ее! Он все еще голоден, и его ярость обрушится теперь на всех нас!
ㅤВнезапно из тени позади нее, из-за массивной опоры, которая, казалось, на протяжении всей сцены была просто частью пейзажа, отделилась и вышла еще одна фигура. Высокая, худая женщина с бледным, изможденным лицом, в котором София с трудом узнала черты матери — Одри Харрисон. Она выглядела так, будто только что вышла из долгой болезни, годы тщательного ухода стерты с ее лица за несколько недель скитаний и страха. Одежда на ней висела мешком, а в глаза стояла непробиваемая решимость, смешанная с глубочайшей скорбью.
— Лилия, хватит, — голос Одри был тихим, но твердым, как сталь. Звук его, знакомый и почти забытый, заставил сердце Софии сжаться. — Это должно закончиться. Я не позволю тебе забрать мою дочь.
— Одри? — прошептала София, не веря своим глазам. Комната поплыла перед ней. — Но... ты же уехала... в записке...
— Я не уехала. Я пряталась. Искала способ остановить это, — она не сводила глаз с миссис Кларк, ее рука легким движением отодвинула полу плаща, и София увидела заткнутый за пояс потрепанный кожаный корешок. — Я знала, что Лилия сошла с ума от страха и вины. Я знала, что она попытается повторить все снова, чтобы спасти свою шкуру. Я следила за вами. С того дня, как вы нашли коробку.
ㅤМиссис Кларк засмеялась — сухим, дребезжащим смехом, который больше походил на предсмертный хрип.
— И что ты сделаешь? Ты всегда была слабой. Ты сбежала тогда, бросила нас!
— Я не бежала. Я искала ответ, — Одри вынула из-за пояса старую, потрепанную книгу — ту самую, с ритуалами. Страницы ее были испещрены новыми пометками, сделанными дрожащей рукой. — И я нашла его. Ритуал можно разорвать. Но для этого нужна не жертва раба, принесенная в ужасе, а добровольное искупление того, кто призвал его. Твоей жизни, Лилия, твоей воли будет достаточно, чтобы разорвать круг и освободить всех. И его, — она кивнула в сторону тени, где воздух начал сгущаться и вихриться, формируя знакомую ужасную форму с горящими желтыми глазами-углями, — навсегда запереть здесь, в этих стенах, откуда вы его и вызвали.
ㅤГлаза миссис Кларк расширились от животного ужаса. Она отшатнулась, пытаясь вырваться из невидимых пут, которые уже начали сковывать ее волю.
— Нет! Он не позволит! Он...
ㅤНо было поздно. Одри раскрыла книгу на нужной странице и начала читать слова на забытом, гортанном языке. Слова звучали тяжело, каждое из них давалось ей с усилием, будто она вытаскивала их из самой глубины своего существа. Невидимая сила пригвоздила Лилию Кларк к месту. Воздух затрепетал, зарядился статикой, от которой заложило уши. Дух завыл от ярости — его добычу у него пытались отнять. Стеклянные остатки окон в высоких потолках задрожали и посыпались вниз мелкими осколками.
— Мама! — крикнула София, чувствуя, как нарастающая энергия бьет по коже, а волосы встают дыбом.
ㅤОдри обернулась на секунду, и София увидела в ее глазах не страх, а бесконечную печаль, любовь и горькое сожаление.
— Прости меня, что оставила тебя одну. Я люблю тебя. Теперь бегите! Обещай мне!
ㅤСвет вспыхнул ослепительной вспышкой, белым и фиолетовым пламенем, которое на мгновение выжгло все тени в цеху, показав его в жутковатой, подробной реальности. Раздался оглушительный, нечеловеческий крик — в нем смешались голос Лилии Кларк, полный невыразимого ужаса, и древний рев чего-то бесконечно чужого и злого. Пол под ногами качнулся. Когда зрение вернулось, залитое черными и багровыми пятнами, София и Эмили увидели, что миссис Кларк лежит на полу без движения, ее тело скрючено в неестественной позе, а бордовый плащ на ней почернел, истлел и осыпался пеплом за секунду, обнажив обычное, потертое платье.
ㅤТень с желтыми глазами исчезла, растворилась с протяжным, уходящим в ничто шипением. Давление пропало. Воздух снова стал просто спертым, холодным заводским воздухом, пахнущим ржавчиной и горем.
ㅤОдри Харрисон стояла на коленях, опираясь на руки, ее тело било мелкой дрожью, как в лихорадке. С губ ее стекала тонкая струйка крови, но она дышала.
— Мама! — София бросилась к ней, падая рядом на колени.
ㅤОдри обняла ее, крепко-крепко, прижавшись щекой к ее волосам, и это прикосновение было реальнее любого кошмара.
— Все кончено, — прошептала она, и ее голос был беззвучным, сорванным. — Он слаб сейчас. Его связь с этим миром разорвана. Он не тронет вас больше.
ㅤОни выбрались из завода на рассвете, поддерживая Одри. Она была слаба, почти без сил, но жива. Свет восходящего солнца, разливавшийся по грязному предзаводскому пустырю, казался кощунственно ярким и обыденным после тьмы цеха.
ㅤКогда они отошли на безопасное расстояние и обернулись, завод стоял молчаливый и безжизненный, как и должен был стоять. Никаких теней, никаких голосов. Просто груда кирпича и металла.
— Он... он действительно ушел? — спросила Эмили, все еще дрожа, вглядываясь в темные проемы окон, ожидая увидеть в них знакомое желтое мерцание.
— На время, — ответила Одри, глядя на свои дрожащие, испачканные сажей и кровью руки. — Такая сила не умирает. Она засыпает. И ждет, пока ее снова не разбудят. Ждет новых глупцов, которые найдут ту книгу. Или пока кто-то... не вспомнит.
ㅤОна посмотрела на дочь, и в ее глазах читалась бесконечная усталость и тяжесть знания, которое теперь навсегда останется с ними обеими.
— Мы выжили, — сказала София, больше для себя, обнимая мать за плечи, чувствуя ее худобу и хрупкость. — Мы выжили.
ㅤНо в ее сердце, рядом с облегчением, уже жил новый, тихий ужас. Ужас от осознания того, что некоторые двери, однажды открытые, уже никогда не закрываются насовсем. Они лишь притворяются закрытыми, а за ними дремлет молчаливая, терпеливая тень, впитывая в себя тишину и ожидая, ожидая, пока чья-то рука вновь не повернет скрипучую ручку. Они заплатили страшную цену за свое выживание — цену жизни подруги и невинности. И теперь им предстояло нести это знание с собой, пытаясь жить в мире, который уже никогда не будет прежним, всегда оглядываясь на темные проемы окон и прислушиваясь к тишине, в которой могла таиться едва уловимая угроза. Они выжили. Но победа ощущалась как поражение, от которого на душе оставался тяжелый, холодный пепел.