Истории, однажды найденные в себе

Если бы у тебя была возможность представить свои книги, как бы это было?

Мои книги – мой мир, и не из-за того я эгоистично присвоила их себе, а из-за того, что в них я целиком была опущена. Кто хочет понять, кто я, тот и найдет меня в них. И тогда мои книги станут принадлежать другим людям.

В чем смысловое единство твоей дилогии «Найденные»?

Думаю, эта дилогия очень оригинальна по своей сути, и поэтому на первый взгляд кажется, что она совсем на дилогию и не похожа. Да, казалось бы, это два разных произведения, но, когда я работала над каждым из них, я увидела, что и первую, и вторую часть дилогии я захотела озаглавить практически так же. Я начала ломать голову, чтобы это как-то исправить. Тогда мне казалось, что названия не могут быть такими похожими. Но никак другое название не посещало меня. Я немного нервничала. А потом меня осенило: мои мысли и мой писательский путь, – это все действительно "найдено" где-то внутри меня. Все, что читатель увидит или увидел в этой дилогии, я долго пыталась отыскать в самой себе. Мне редко, когда приходится "вытаскивать" из себя слова, но это как раз такой случай. И так всегда, когда доходит дело до жанра нон-фикшн. Там я такая, какая есть. Там не удается спрятаться за героем, за его образом жизни, как можно сделать в художественном произведении. В нон-фикшн ты один, и "твоим аналогам" места нет. Просто есть чердак, который, как тебе кажется, никто не найдет. А есть ты, и то дело, которое неудержимо тебе нравится. Именно так и появились "Мысли, случайно найденные на чердаке" и "Истории, однажды найденные в себе".

Какая твоя первая книга?

Это очень хороший вопрос. Я очень плохо помню свои первые шаги в писательстве, мне трудно вернуться к ним. Но, судя по всему, одной из первых моих работ, которые до сих пор у меня есть, это книга "Лошадиная любовь". На удивление, я очень хорошо помню, как в голову мне пришла идея поработать над этой книгой. Моя родная и троюродная сестра в детстве любили лошадей (одна из них сейчас даже жокей) и часто играли с их маленькими игрушечными копиями. Я, однажды, наблюдая за их игрой, поняла, что хочу написать про это.

А с чего все началось?

Началось все, как обычно, – с мысли, что я навряд ли смогу без этого жить. У меня всегда всё с этого начинается (смеётся).

Почему твоя писательская база достаточно большая, но ты по-прежнему медлишь публиковаться?

Я не отвечу сразу в лицо, что боюсь. Думаю, это будет неправильно, потому что тогда, когда я думаю о публикации, я ощущаю целый букет: и страх (куда без него), и неудобство, и жуткое желание, наконец, попробовать себя. Но я когда-нибудь обязательно сделаю это. Это затишье перед фейерверком (улыбается).

Главный посыл твоего творчества.

Ещё ничего не потеряно. Всегда можно найти выход. И он близко.

Чем вдохновляешься?

Если честно, то всем. Как проснусь, увижу солнце, сразу набросаю пару строчек. Прогуляюсь, ещё прибавится две строчки (улыбается). Из литературных фигур получаю воодушевление от работ Рэя Брэдбери, а особенно от его книги "Дзен в искусстве написания книг". Я не думаю, что когда-нибудь смогу устоять перед тем, как он говорит о своих книгах.

Для вдохновения в писательстве, я считаю, очень важно встречаться с людьми, которые заряжают меня, делая счастливой. Важно в принципе ярко жить. Ничего лучше я никогда не пробовала и не ощущала на себе, именно поэтому и не рекомендую ничего, кроме этого.

Самая большая сложность в писательстве для тебя.

Закончить. Как бы ни странно это не звучало. Кто-то сказал, что в работе над книгой главное, как закончишь. От этого и продолжение будет зависеть. Не только материальное, коммерческое, но и читательское, личное и у каждого. Если оборвать резко, но так, чтобы дыхание остановилось на мгновение, то какое будет послевкусие, какие в мыслях людей останутся вопросы? В общем, сложно (смеётся).

Долго делила писательство с чем-то ещё?

Достаточно долго. И, боюсь предположить, так будет всегда (улыбается). Раньше писательство я достаточно остро делила с музыкой, когда даже стоял вопрос о моём профессиональном музыкальном пути. Должна сказать, я благодарна за то, что я тогда вовремя перестроилась. Трудно представить, чтобы бы было, если это действительно стала музыка, но писательство – такой вид деятельности для меня, который я легко смогу делить с другими сферами жизни, хотя это и не обязательно. Я безнадежно разносторонняя. Вся я просто не умещусь только в одном писательстве. Увы (смеётся).

А как ты относишься к соавторству?

Сдается мне, я впервые получаю такой вопрос (смеётся). Я отлично отношусь к соавторству, но этот вопрос, должно быть, применителен только к жанру нон-фикшн. Наверное, нужно сначала попробовать, а потом делиться опытом и своим отношением. Но попробовать действительно нужно, я озадачена!

Думаю, многие, кто знает почти в полном формате то, чем ты занимаешься, чувствовали, что у тебя все работы примерно похожи. Чем это вызвано?

Скорее всего, тем, что я пишу о том, о чем хотелось бы кричать. И кричать с громкоговорителем несколько раз (смеётся). Просто в разных интерпретациях.

А о чем приходится кричать?

О непостижимости человеческой жизни и в то же время об её исключительном счастье.

Жаждешь экспериментов в произведениях?

Да, но не резких, не порывных, а взвешенных и осознанных.

Какой твой герой максимально близок тебе?

Наверное, это мистер Эванс в рассказе "Твое "нет". Его реплики действительно можно было писать, исходя из того, как я чувствую людей и пытаюсь пообщаться с ними. Но они принадлежат мудрому, знающему жизнь старичку. Только в этом различие.

А над каким героем пришлось попотеть?

Я всегда уделяю большое внимание образу героя, и в этом смысле это всегда "приятный пот" (смеётся). Я всегда стремлюсь показать высокий психологизм той или иной личности. В каждом своем слове герой у меня выверен, не идеально, но мной прощупан, и этого бывает больше, чем достаточно. Это могла бы быть Эмили ("Чернильница"), это могла бы быть миссис Хардман ("Рождество – время вечной надежды"), видя которых, мне трудно понять то, как они чувствуют жизнь. Своей трагичностью, непредсказуемостью эти герои давали и дают возможность примерить совершенно новое амплуа.

Чего боишься или остерегаешься в своём деле?

Начну с того, что бояться и остерегаться – разные вещи в моем понимании.

Боюсь я в писательской сфере, наверное, только того, что могу оказаться не понятой другими.

А остерегаюсь я попытки захлебнуться своими же амбициями. Писатели меня поймут (улыбается).

А что для тебя "захлебнуться своими же амбициями"?

Думать о себе больше, чем того требует ситуация. Людям никогда не удастся что-то сделать с фактом того, что писатель безудержно любит творить. А это в какой-то мере как спичка, брошенная в траву. Из-за идей, на которых мы, писатели, можем быть повернуты, идут все беды (улыбается), и весь перец в том, что эти идеи не могут выглядеть ровно так, как мы себе представляли. Это удел творчески направленного человека. Писателя, в частности. Лучше отдаться какой-то изначально падшей мысли, на которую и сам ты не будешь подавать надежды, чем пытаться лучшую идею в своем сознании из-за амбиций воплотить в жизнь, потому что лучшей она и не окажется. Маккартни тоже песню "Yesterday" услышал во сне, долго сомневаясь, может ли вообще он ее представить как свою или нет. К этому я и хочу прийти в своем деле. Чтобы замирало дыхание от простоты. И чтобы глаза были не меньше пенни не от амбиций, а от простого, но манящего вопроса: «Как она смогла написать про мою боль?».

Какие планы на будущее?

Больше ошибаться и больше работать, – план, по-моему, у меня мало, когда меняется (смеётся). Очень хочется получить признание именно в жанре нон-фикшн. Хочется больше разбираться в тех сферах, о которых я говорю. Хочется, чтобы люди могли меняться, читая то, что я делаю. Хочется, чтобы они однажды так же, как Рей Брэдбери говорил, пришли и сказали мне: "Ваша новая книга, она потрясающая! Удивительная!".

Как родилась идея поделиться своими мыслями «через чердак»?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно прежде всего сказать о том, что чердак у нас у всех есть всегда. Чердак как место в доме – заброшенная каморка. Мне был любопытен такой образ, и я его переложила на «место», что находится внутри каждого из нас. Ведь чердак – это образ всех наших мыслей, которые остаются вместе с нами и не показываются на глаза другим. Как правило, именно эти мысли отрешены от всяческих предубеждений, они уникальны и искренни. Их вы и увидели в книге «Мысли, случайно найденные на чердаке».

Как ты представляешь себе писательский путь?

Ровно так: знала я одного мальчишку. Говорил, что однажды станет писателем. Я посмеялась, мало ли что стало его мечтой. Думала, пройдет. Однажды я увидела его первые попытки, корявые слова и предложения. Опять я сказала, что его мечтой может быть все, что угодно. Вы никогда не представите, что я испытала, когда увидела его книгу. Прекрасную книгу.

Что будешь делать, когда поймешь, что проснулась знаменитой?

Это трепетный вопрос для меня. Думаю, я буду стараться отрешиться от этого и работать, не взирая на свой успех. Но успех для меня будет значить, что мечта маленькой девочки исполнилась.

А о чем мечтаешь?

Еще со времен работы над книгой «Рождество – время вечной надежды» я мечтала о том, чтобы по ней сняли фильм. Думаю, об этом я и мечтаю до сих пор (улыбается).