Мы не договорили. Значит, ещё встретимся
Ина заметила это первой — у него трясутся пальцы. Совсем чуть-чуть. Почти незаметно. Но не для неё. Он снова лепил руки. Мужские. Уставшие. Переломанные. Ладони — пустые. Без прикосновений.
— Это чьи? — спросила она.
Он не обернулся.
— Никого. Просто... мои.
Она кивнула. Она понимала. Иногда свои руки кажутся чужими, когда они не трогают никого, кого хочется.
— Почему ты всегда один? — тихо спросила она.
— Потому что те, кто был рядом... уже не рядом. И я устал начинать заново.
Он поднял голову, впервые посмотрел в её глаза.
— А ты?
— А я... не уверена, что умею быть рядом. Но... я учусь.
Он подошёл ближе. Медленно. Как будто проверял, выдержит ли она это приближение.
— Сколько ты выдержишь молчания?
— Сколько надо.
— Даже если я не отвечу?
— Даже если ты уйдёшь.
Он стоял напротив неё. Почти вплотную. Их дыхание одно на двоих.
— Тогда не дыши, — сказал он.
Ина не поняла. А потом он приложил ладонь к её губам. Тихо. Не касаясь — почти воздухом. Он смотрел на неё, будто спрашивал: «Ты точно хочешь?»
Она кивнула. Не глазами — телом.
Он убрал ладонь. Медленно.
— Я умею ломать, — прошептал он. — Но не умею держать. Учти.
Она подняла свою руку и положила её на его сердце.
— Я умею молчать. Но не умею забывать.
Позже они сидели на полу мастерской. Уставшие. Тихие. Глину никто не лепил. Её было слишком много внутри.
— Знаешь, что страшнее всего? — спросила она.
— Что?
— Что мне хорошо. С тобой. И я не знаю, куда это ведёт. Но уже поздно останавливаться.
Он не ответил. Просто наклонился ближе не для поцелуя. Для тишины между щеками.
Его лоб коснулся её виска.
— Мы не договорили, — сказал он.
— Значит, ещё встретимся, — ответила она.
Он вздохнул. Глубоко. Как будто на секунду поверил в «потом».