Глава 5
«Мечтай так, словно будешь жить вечно.
Живи так, словно умрешь сегодня.»
— Джеймс Дин
МАЙ
Прошло семь месяцев, осталось три …
КАЛЕБ
Джанна пойдет на выпускной с кем-то еще. Я повесил трубку, откинулся в кресле, и глубоко вздохнул.
Потребовалось все мое самообладание, чтобы сдержать недовольство, когда Джанна сказала по телефону, что на выпускном вечере будет с Гэйджем.
Вместо того, чтобы ныть или беситься, умоляя ее вообще не ходить на бал, раз уж она не может пойти со мной, я сам предложил ей пойти. Чудом не подавился словами. Заверил в своем желании, чтобы она в следующий уик-энд повеселилась, даже если это сложно.
Из-за моего самопожертвования судья должен выпустить меня отсюда пораньше, а меня самого можно номинировать на причисление к лику святых.
Разумеется, некоторые священники будут в восторге от чуда, которое только что произошло. Да я и, правда, черт побери, святой - раз уговорил свою подругу пойти на выпускной с другим парнем.
Мысль о его руках вокруг ее талии, о том, как они соприкасаются телами в танце, или о том, как он ведет ее в миленький ресторанчик, где места забронированы заранее, от этого хотелось пробить стену.
Желание было таким же сильным, как и соблазн потребовать от нее остаться тем вечером дома, но я знал, для Джанны присутствие на выпускном станет огромным шагом к восстановлению. Пусть это ненормально, неохотно, но я чувствовал благодарность к Гэйджу, убедившему ее пойти.
Гейджу звонил каждый понедельник днем, получая новую информацию о своей девушке. Во время звонков, он отвечал на придуманные мной вопросы.
Даже когда я вел себя как сталкер, спрашивая, что она носила в определенный день или что она ела. Несмотря на разговоры с ней в большинство выходных, я отчаянно желал знать все, а также то, действительно ли ей становилось лучше или нет.
Согласно ее словам и наблюдениям Гейджа, жизнь Джанны была свободна от трагедий. Гейдж утверждал, что она, казалось, стала счастливее и меньше замыкается в школе, с тех пор как он появился.
Я пару раз призывал его вырубить чувства к ней, угрожая кровавой расправой. Парень клялся в чисто платонических чувствах с обеих сторон. Если, после освобождения из заключения, увижу звезды в глазах Гейджа при взгляде на мою подругу, я постараюсь убедиться, что эти звезды начнут кружиться над его головой, когда я надеру ему зад.
Пока же парень - хорошее вложение денег Яна.
С февраля Джанна посетила меня еще несколько раз. Каждый раз, ей становилось все комфортнее рядом со мной. Но может статься, что я принял желаемое за действительное, потому что она совсем не та, что раньше.
Прежняя Джанна всегда была готова уколоть словом в ответ на малейшую провокацию. Может быть, и я уже другой, и веду себя с ней иначе.
Каждый раз, когда она уходила, мне становилось все труднее отпустить ее. Не то чтобы у меня был выбор. Окончание времени посещений, как и все остальное в моей жизни, оставалось совершенно вне моего контроля.
Джанне было неловко и странно видеть меня таким, и дело даже не в том, что я по расписанию ел или принимал душ. И не в том, что только в определенное время я мог прикасаться к своей подруге.
Если бы я был хорошим парнем, то мог бы оставить ее, чтобы она могла найти кого-то более достойного, парня, который не был бы неудачником, запертым в тюрьме. Тем не менее, я - эгоистичный ублюдок, и никогда не отпустил бы ее по доброй воле.
Она - моя девочка, единственная девушка, которую я хотел, и когда вышел бы отсюда, то мог превратить себя в парня, заслуживающего ее.
Взгляд на часы расположенные над дверью подсказал мне, что у меня тридцать минут до того, как моя мама приедет для посещения.
Какое-то время я думал, а что, если родители снова вместе. С таким огромным количеством совместных визитов, я имел основания подозревать подобное. Но когда пару месяцев назад отец сказал мне, что они станут навещать меня по очереди, понял: примирение исключено. По крайней мере, они, казалось, находятся в лучших отношениях, чем были с момента развода.
В субботу перед моим днем рождения в марте, родители и Джанна посещали меня в один и тот же день. Это был первый раз, когда мама увидела ее после нападения, она начала плакать, а Джанне стало неудобно. Отец умело отвлек внимание мамы, избавив Джанну от дальнейших слез.
В апреле на день рождения Джанны, я попросил маму отправить ей домой огромный букет цветов.
В следующую субботу Джанна пришла в приподнятом настроении. И тогда я подарил ей свой портрет, который написал под руководством мисс Сингх.
Поднявшись на ноги, через открытую дверь жестом я показал охраннику, что закончил и покидаю отдельную комнату, предназначенную для льготных звонков.
Тот же охранник сопроводил меня в изостудию, где я захватил свои самые последние картины и тщательно сложил их вместе. Многие месяцы я проводил все свободное время здесь, написав десятки работ.
Мое безумное творчество стало отдушиной для гнева и обиды, плотным клубком, свернувшимся внутри меня. Я знал, что мое заключение подходит к концу, но даже три оставшихся месяца казались бесконечными.
Всякий раз, когда меня сюда допускали, я пользовался этим преимуществом. Побег в живопись стал катарсисом, особенно когда комната была полностью в моем распоряжении. Это успокаивало демонов, царапающихся внутри меня.
Со стопкой картин, я вернулся обратно в камеру до момента как назвали мое имя, вызвав на свидание.
Следуя за двумя другими парнями на семейное свидание, я нес свой тяжкий груз. Девушки-заключенные уже сидели с посетителями за столами. Девочка с ожесточившимися глазами, недавно попавшая сюда, сидела с пожилой женщиной, которая плакала в старомодный носовой платок.
Я сопереживал старушке. Молодежное исправительное заведение – не сказка, и особенно это несправедливо по отношению к тем, кто любит заключенных.
В июне, балетная Академия Джанны будет выступать несколько вечеров подряд. Меня злило, что меня там не будет, не увижу ее танец, потому что я недоумок-заключенный.
Она сказала – это не такое уж большое дело, она не будет примой ни в одном из выступлений, но я чувствовал себя не парнем, а недоразумением, потому что не могу быть с ней и поддержать.
Я был уверен, Гейдж будет там. Придурок Джаред, разумеется, тоже, потому что Сиси будет танцевать одну из главных партий.
Моя мама сидела за столом в дальней части комнаты для посещений, на ее лице было написано волнение, она словно собиралась выскочить из своего кресла. Я положил картины на столе между нами.
— Это все законченные картины за последнее время.
Она быстро подняла верхнюю, чтобы рассмотреть получше, потом просмотрела остальные.
— Отлично, Калеб. Еще несколько и будет достаточно для выставки.
— Выставки? — спросил я осторожно, определяя источник ее бурлящей энергии.
Отложив картину, которую держала, она потянулась и обеими руками ухватилась за мое предплечье, слегка встряхивая его.
— Да! Не хочу ничего говорить, пока все не станет более определенным, но я показала директору галереи всё, что ты написал до сих пор. Он говорит, что при наличии большего количества картин, он будет готов устроить тебе личный показ!
Потребовалось время, чтобы переварить абсурдность ее слов.
— Да какого черта кто-то захочет купить мои работы?
Бросив на меня раздраженный взгляд, она пояснила.
— Потому что ты очень талантлив и эти картины прекрасны.
Подражая выражению ее лица, я сказал.
— Ты так думаешь, потому что родила меня. Все картины – сюжеты о моих друзьях, Джанне или об этом убогом месте.
— Точно. — она улыбнулась, воодушевление не сошло с ее лица, моя грубость была проигнорирована в пользу приподнятого настроения. — Это то, что делает тебя уникальным. Немногие художники имеют опыт молодежных исправительных учреждений. Критики будут восхищаться смелостью и реалистичностью твоих работ, а покупателям будет нравиться говорить, что у них есть картина, созданная малолетним преступником.
Я говорил медленно, чтобы подчеркнуть следующие слова.
— Итак, ты говоришь, я буду «свежей струей»?
Она кивнула головой.
— Да.
— Но я буду щедро оплачиваемым новшеством?
—Да.
Я схлопнул ладони и потер их друг о дружку, мое настроение реально улучшилось.
— Хорошо, нарубим капусты. Если компания чудаков от мира искусства хочет пожертвовать свои денежные средства правонарушителю, то с чего бы мне жаловаться?
Ее ликующая улыбка исчезла.
— Ты должен отнестись к этому серьезно, Калеб.
— Мама, я могу притвориться серьезным, если получу достаточно денег. — она заерзала в кресле и нервно потерла лоб. Ее неспособность усидеть на месте беспокоила меня. — Что?
— Ну. — начала она нерешительно. Учитывая выражение ее лица, я был уверен, мне не понравится то, что она не может так просто произнести. — Видишь ли, у директора галереи есть один запрос.
— Да? — спросил я, сгорая от любопытства узнать причину ее беспокойства. — Мой портрет нагишом?
— Он хочет, чтобы ты написал ночь нападения.
Ее слова выскочили настолько быстро, что я должен был сделать паузу, осознавая их.
— Черт, нет! – заорал я, вскакивая со своего места и задевая стол.
Схватив меня за руку, она дернула меня обратно вниз.
— Тише, Калеб! Ты можешь нарваться на неприятности!
Я нехотя сел, скрестив руки на груди.
— Ни за что.
Ее лицо смягчилось в понимании.
— Знаю, милый. Я и не ожидала другой реакции, но он хотел, чтобы я спросила и я сделала это.
— Я все еще могу рассчитывать на показ?
Идея зарабатывать деньги на своем творчестве никогда не приходила мне в голову. Мама время от времени продавала что-то из своих картин, но, чтобы оплачивать счета, она работала дизайнером по интерьеру.
— Да, конечно. Хотя, если ты решишь написать ту ночь, директор галереи будет доволен. Он хочет разместить картины в хронологическом порядке. Очевидно, он чувствует, что картина о происшествии будет иметь большое значение для понимания более поздних событий.
— Очень жаль.
— Уверена, Джим поймет, но если ты перед выставкой изменишь мнение, он картине будет только рад.
Передав мне пакет со всеми лакомствами, которые регулярно приносила мне и Яну, она продолжила.
— Он не уверен, будет это личная выставка или совместный показ с местным художником-реалистом, которого она задумал экспонировать. Все зависит от того, насколько его заинтересуют его твои работы.
Я пожал плечами, вот это меня собственно не заботит.
— Без разницы. Меня устроит и совместный показ.
Ее глаза широко распахнулись, и она наклонилась вперед.
— О, мой бог! Почти забыла! Я говорила с адвокатом вчера о петиции судье на досрочное освобождение!
— И ты вот только сейчас рассказываешь мне об этом? — закричал я. В отчет на ее обиженный взгляд я понизил голос.
— Что он сказал?
Только моя мама могла счесть арт-шоу более захватывающим возможности досрочного освобождения.
Выражение ее лица стало расслабленным перед тем, как она улыбнулась.
— Он говорит, у тебя есть шанс выбраться отсюда раньше, дней на восемьдесят. По крайней мере, он просит уменьшить твое заключение на восемьдесят дней. Он думает, попытаться стоит.
— Черт, отличная новость. Когда я предстану перед судьей? — с нетерпением спросил я, надеясь, что это произойдет в ближайшее время. — А как насчет Яна?
Ее улыбка исчезла.
— Калеб, из того, что ты говорил мне, ясно одно, Ян точно не был образцовым заключенным.
У него была пара стычек с охранниками и участие в нескольких драках за последние семь месяцев. Он на самом деле должен был думать, прежде чем делать это.
В то время как я проводил большую часть времени в изостудии, Ян имел много свободного времени для безобразий.
И, вероятно, тот факт, что он чаще меня отмечался в тюрьме для малолетних, совсем не помогал. И каким бы виноватым я себя не чувствовал, оставляя его здесь, мне нужно вырваться отсюда.
— Да, я понимаю, о чем ты.
Она схватила мою руку, слегка сжимая ее.
— Не могу дождаться, когда ты вернешься домой.
Моя мама склонна к оптимизму, и я знал, что она уже рассчитывает на досрочное освобождение.
— Для начала мы должны убедить судью выпустить меня.
Она выпрямилась.
— Мы могли бы показать ему твои картины!
— Да. — цинично заметил я. — Потому что судью действительно заботит мазня какого-то там малолетнего преступника.
— Калеб! — мама начала выговаривать мне тоном, который не работал с тех пор, как я был в начальной школе. — Искусство говорит с людьми иначе, чем слова.
Я не хотел снова вовлечь себя в дискуссию относительно общения с помощью искусства. У меня были навыки художника, и даже драйв, чтобы творить, но мама имела душу творческого человека.
Я же был «слишком реалистом» для того, чтобы разглагольствовать о той творческой ерунде, о которой любят болтать люди искусства.
— Думаю, мы будем придерживаться аргументов адвоката. — сказал я ей.
— Уверен, Джанна будет рада услышать об этом.
— Мама, не говори никому и скажи папе, чтобы он никому не говорил. Если я не освобожусь досрочно, она не будет разочарована.
Мои слова были достаточно твердыми, чтобы уложиться в ее мозгу. В голове моей мамы это расценивалось, как свершившийся факт, но в моей – это лишь всего лишь возможность.
— Хорошо. — ее разочарование было очевидно, но я был непреклонен относительно того, чтобы сохранить все в тайне.
— Когда вернешься домой, нам действительно нужно начать подыскивать школу искусств. Ты наверняка захочешь быть принят в лучшую во всей стране.
— Я пойду в тот же колледж, что и Джанна.
Это разделение стало бы последней каплей. В моей голове, я уже распланировал, как потратить деньги, которые получу за свои картины, если выставка состоится.
Мы, вероятно, проведем наш первый год обучения в общежитии, но на втором курсе заимеем общую квартиру.
— Уверена, ты не должен идти в тот же самый колледж. — сказала мама. — Я имею в виду, Джанна, скорее всего, пойдет в государственный колледж. Государственные университеты имеют художественные программы по искусству, но вот где ты действительно должен быть, так это в школе искусств. Ты талантлив, Калеб, но твой талант еще не огранен. Ты должен научиться технике. Может быть, даже попробовать себя в другом жанре.
— Посмотрим. — уклончиво ответил я. — Так что развод почти завершен?
Моя мама поджала губы.
— Да, эта женщина, наконец, исчезнет из жизни твоего отца.
Я не хотел спрашивать отца об этом, потому что знал, его сердце разбито, с тех пор как Джулия подала на развод осенью прошлого года.
Но, если серьезно, все думали, что ему лучше без нее. Мне просто было жаль Чэнса. Большая часть внимания женщины теперь сосредоточена на нем. Но у такой женщины, как Джулия, не уйдет много времени на поиски мужа номер три.
Она все еще была достаточно молода и привлекательна, чтобы завлечь в свои сети какого-нибудь бедолагу.
Было бы облегчением больше не быть с Джанной сводными братом и сестрой. Отношения между нами всегда неловко объяснять и я бы наслаждался, просто называя ее своей подругой.
После того, как мама ушла, взяв картины с собой, я вошел в зал с телевизором, глядя на Яна. Он уселся смотреть фильм о Гарри Поттере. В учреждении решили устроить киномарафон, дав нам даже попкорн в качестве угощения.
Когда он проигнорировал мое присутствие, я щелкнул пальцами у него перед носом.
— Эй! — он повернулся, бросив мне раздраженный взгляд. — Что?
— Чем занят?
— Смотрю фильм, хотя не смогу продолжить, если ты не закроешь свой рот.
Он повернулся к экрану.
Покачав головой, я оставил его в комнате у телевизора и попросил разрешения отправиться в изостудию. Охранник проводил меня туда, и вполне ожидаемо я остался в одиночестве.
Глядя на пустой холст, у меня внезапно возникло желание написать ночь нападения. Проклятье, теперь, когда мама посадила зерно идеи, необходимость написать картину росла.
В попытке избежать изображения худшей ночи в моей жизни, я вместо нее написал картину, где Гэйдж в смокинге, растянулся прямо на танцполе, истекая кровью до смерти.
Мама не захотела бы показать это судье.