40 Глава
Настя
Я жалею, что пришла сюда. Лучше бы прислушалась к собственному предчувствию и не дала себя уговорить. Я знала, что мне будет нелегко видеть Витю. Но такого я никак не могла ожидать.
Как раз тогда, когда он танцевал с Пиппой, когда он привычно обнял ее за талию, когда она улыбнулась ему и он ответил ей тем же, когда дистанция между ними совсем сократилась, – тут я больше не могла выдержать. Это было уже слишком.
И теперь, в пустом коридоре, без музыки и без людей вокруг, сердце мое не перестает бешено биться. Мне плохо, у меня вспотели ладони. В глазах потемнело. Я думаю, повысилось кровяное давление. Я тут же положила руку на живот, как будто могла таким образом почувствовать, все ли в порядке у малышей.
– Насть ?
Я опустила руку и обернулась. он стоял в нескольких метрах от меня, пиджак расстегнут, брови напряженно сведены.
– Что? – агрессивно спросила я. О, я по горло сыта тем, что постоянно должна делать вид, будто все в порядке. Ничего не в порядке. Особенно теперь, когда он стоит передо мной. Когда он смотрит на меня так, будто знает, что со мной творится – как бывало раньше.
Я больше не могу отводить глаза в сторону. То, что во мне накопилось, становится сильнее, я больше не могу это сдерживать.
– Что, было весело?
Взгляд его потемнел, он сильнее свел брови на переносице:
– Мы всего лишь танцевали.
Я презрительно фыркнула:
– То, что я сейчас видела, однозначно больше, чем просто «танец».
Мы никогда не ссорились, и теперь я знаю почему. Это ужасно и не дает никакого облегчения, если так набрасываться на него.
– Было бы странно, если бы я отказал ей в просьбе потанцевать. Люди и так уже перешептываются за спиной.
Я нервно засмеялась:
– Так ты обжимался с кураторшей, чтобы люди больше не сплетничали о твоей личной жизни?
Я сказала это громче, чем мне бы хотелось, и Витя смутился.
– Это ужасно, – сказала я. Голос мой был спокойным, но вместе с тем дрожал. Я никогда такого от себя не слышала. – Мне противно, что ты не можешь перекинуться со мной и словечком без того, чтобы при этом не оглядываться по сторонам. – Я сжала кулаки, изо всех сил сдерживая слезы.
– Ты думаешь, мне это нравится? – вдруг спросил он.
Я могла лишь горько фыркнуть на это.
Он сжал кулаки:
– Я стараюсь делать так, как лучше для нас обоих.
– Лучше? – Я не могла поверить своим ушам. – Ты считаешь, что так будет лучше – танцевать с другими женщинами у меня на глазах?
– Ты думаешь, мне это нравится? Держаться от тебя подальше, делать вид, будто мы и знать не знаем друг друга? – растерянно спросил он. Потом дернул себя за волосы, замотал головой. – Это очень больно, Насть, и мне с каждым днем от этого все хуже.
– Но в этом уж точно не моя вина! – Я чуть ли не выкрикнула эти слова и сразу прикусила язык. Я сделала глубокий вдох и вспомнила о том, что мама внушала мне необходимость быть сдержанной. – Я не звоню тебе, – продолжила я уже на тон ниже. – Я не тяну руку на твоих уроках. Я, черт возьми, даже не смотрю в твою сторону. Что, по-твоему, еще я должна сделать, чтобы тебе не было больно?
Он снова замотал головой. Потом сделал шаг ближе – и обхватил ладонями мое лицо.
На какой-то момент я замерла. Потом разжала его руки. Пусть даже не смеет прикасаться ко мне: когда он так делает, кажется, будто все как раньше, и я не могу этого вынести.
– Мы больше не можем так, Насть.
– Я уже сказала тебе, что полностью придерживаюсь наших договоренностей.
– Я тоже. И тем не менее мы оба от этого страдаем.
Я почувствовала, как гнев постепенно утихает и остается одна только боль. Боль, которая разрывает меня изнутри и из-за которой я даже дышать не могу как следует.
Напрасно я отняла от себя его руки. Я жалела об этом, но вместе с тем жалела и о том, что не врезала ему за все, что он натворил.
– Это был всего лишь танец, – промямлил Витя.
Я только кивнула. Мне надо было бы отвернуться, но я не могла. Мы давно не стояли с ним настолько близко друг к другу. Хотелось вбирать в себя каждую секунду этой близости, пока она не кончилась.
– Ничего не изменилось, Насть.
У меня перехватило дыхание.
– Что ты имеешь в виду?
он снова придвинулся ко мне, но уже не пытался прикоснуться.
– Я думаю о тебе днями напролет. Когда я вижу что-то интересное, первым делом хочется рассказать об этом тебе. Твой голос постоянно стоит у меня в ушах, когда вечером я ложусь спать. Боже мой, Насть, я люблю тебя. Я любил тебя уже тогда, когда мы впервые говорили по телефону. Я никогда не перестану любить тебя, хотя знаю, что у нас нет шансов.
Сердце колотилось все быстрее, как будто я только что пробежала марафон. Я не верила своим ушам. Неужто он правда сейчас сказал это?
– Я сменю школу.
Я отрицательно замотала головой:
– Нет. Ни в коем случае. Ты сам говорил, что это – лучшее, что могло с тобой произойти. Что тебе никогда не найти работы статуснее.
– Мне все равно. Я хотел бы наконец остаться с тобой. Чтобы можно было ходить с тобой в кафе, держать тебя за руку. Я хотел бы вернуть себе мою дорогую Настю. Если придется сменить работу, я без колебаний сделаю это.
Я снова замотала головой, совершенно растерявшись от такого поворота событий.
– Я... так не пойдет. С чего бы это вдруг?
– Это не спонтанное решение. Я думал об этом с самого первого дня здесь. Каждое утро я спрашиваю себя: да стоит ли старшая школа того, чтобы потерять тебя?
– Но мы... – Я осеклась, неспособная сформулировать мысль.
– Это было наше общее решение. Поэтому я ничего тебе не говорил. Я не хотел оказывать на тебя давление. Но теперь...
Слезы хлынули быстрее, чем я успела их укротить. Я крепко зажмурила глаза, мое тело сотрясли беззвучные рыдания. Когда на сей раз он прикоснулся ко мне, я не оттолкнула его, а бессильно опустила голову ему на грудь, чтобы он мог нежно гладить меня по щекам.
– Мне так жаль, что я не могу быть твоей поддержкой, – прошептал он.
В этот момент тоска по нему стала почти нестерпимой. Как и чувство вины, ведь я до сих пор ничего не сказала о беременности. Как и печаль – не только по нашей любви, но и по нашей дружбе. Я крепко вцепилась пальцами в его рубашку.
– Мне так не хватает мамы. И тебя. Все время, – всхлипывала я.
– Я знаю. Мне так жаль, – и он снова гладил меня по щекам.
Его нежные прикосновения напомнили о нашей первой встрече. Тогда мы были обычными людьми, которые познакомились онлайн, но он держал меня точно так же, когда одна молодая женщина в кафе заговорила со мной о газетной сплетне. Я пыталась не подать виду, как сильно меня задели ее слова, но Витя тотчас почувствовал это. И шепнул на ухо, что все будет хорошо. В точности как сейчас.
Его голос смягчил мою боль, и, когда он поглаживал мои мокрые щеки большими пальцами и заверял, что мы все вернем, я на какой-то момент размечталась и впала в иллюзию, что он может быть прав.
Но потом он странно напрягся.
– Насть, – прошептал он.
Я отстранилась от него и проследила за его взглядом.
В конце коридора, в пяти метрах от нас, стоял Олег.
Его лицо было бледно, я никогда не видела парня таким, и он удивленно смотрел то на меня, то на Витю. Но потом выражение его лица изменилось. Брови сошлись над переносицей, глаза превратились в узкие щелки, и он стиснул зубы так крепко, что зашевелились мышцы челюсти.
В следующий момент он развернулся и скрылся внутри Бойд-холла.
– Проклятье, – прошипела я и совсем отстранилась .
– насть...
Я вытерла пальцами слезы:
– Мне надо с ним поговорить. Может, мы могли бы потом... созвониться?
Хотя вид Вити говорил о пережитом им стрессе, после моих слов в его золотисто-карих глазах проступила теплота, по которой я тосковала все эти месяцы. Она была такой желанной, как бледное воспоминание, которое постепенно вновь обретает краски и становится реальностью.
– Я позвоню тебе, – сказал он. – После вечеринки.
– Хорошо, – прошептала я.
Я попыталась обнять его, но тут перед внутренним взором снова возникло непонимающее лицо Олега, и я вместо объятия повернулась, чтобы сбежать.
Я побежала вслед за Олегом и настигла его уже на выходе из Бойд-холла.
– Олег... – выдохнула я, запыхавшись, и схватила его за локоть.
Он вырвался из моих рук:
– Не прикасайся!
Я подняла ладони, словно говоря «сдаюсь», шокированная его холодным тоном. Так он со мной еще никогда не разговаривал. И то, как он смотрел на меня, было мне совершенно незнакомо: презрительно. Он замотал головой.
– Не могу поверить, что ты это сделала, Анастасия.
Я смотрела на него снизу вверх:
– А я не могу поверить, что ты можешь позволить себе судить меня, Рамоненко. Или я должна напомнить, с какими людьми ты сам водился?
– Ты думаешь, я разозлился потому, что ты спишь с учителем?
Теперь наступила моя очередь беситься. Позади Олега стояла небольшая группа людей, которые только что вышли из зала.
– Тогда из-за чего же? – спросила я.
Он запрокинул голову, чтобы посмотреть вверх, как будто небо могло подсказать ему, что сказать дальше. Потом снова глянул на меня и сглотнул:
– Я зол за то, что ты столько времени давала мне пустые надежды.
Мой рот раскрылся от удивления:
– Что?
– Для меня есть только ты. Я уже несколько лет влюблен в тебя.
– Но, – просипела я. – Но в том, что у нас... ведь не было ничего серьезного.
Олег посмотрел так, как будто я влепила ему пощечину. Он открыл рот, но не произнес ни с лова.
– Я не знала, что для тебя это так важно, – прошептала я. Осторожно протянув к нему руку уже второй раз, я коснулась локтя. он был мне другом, я знала его с детства. Если бы я знала, что у него ко мне серьезные чувства, то вела бы себя иначе.
– Ты хочешь сказать, что ничего не замечала? – он не мог поверить моим словам.
Я молча замотала головой в знак отрицания.
– Значит, ты не заметила, что у меня с того раза ни с кем ничего не было? Ты не заметила, что я после смерти твоей матери с утра до вечера был подле тебя и старался утешить?
– Но ведь это нормально для друзей, – прошептала я сквозь слезы.
– Я ни для кого не делал этого, – сказал он с горечью в голосе. – Я делал так только для тебя.
Я таращилась на него, не в силах пошевелиться. На меня накатила тошнота, а вместе с ней по щекам потекли слезы.
– Я... я не хотела причинять тебе боль.
Олег неуверенно поднял руку и вытер мне слезы со щеки. После этого выражение его лица изменилось:
– Не хотела, но причинила.
С этими словами он развернулся и пошел в сторону парковки.