37 Глава
Даня
Была половина второго, когда меня испугал какой-то грохот. Я вскочил так резко, что электронная книга упала с кровати на пол, но я не обратил на это никакого внимания. Я как безумный помчался по коридору к комнате Насти. Но, когда распахнул дверь, она всего лишь сидела на кровати и протирала заспанные глаза.
– Все в порядке? – спросил я.
Она кивнула:
– Что это было?
– Наверное, отец, – ответил я и почувствовал, как пульс сильно участился.
Я не хотел идти вниз.
Я не хотел знать, что он там снова сломал.
Мне не было до него никакого дела, черт возьми.
Хотя все во мне кричало, что я должен вернуться к себе в комнату, я все-таки направился вниз. Снова что-то зазвенело. Не знаю, что делал сейчас отец, но делал он это в столовой.
Я тихонько пробрался через коридор. Чем ближе я подходил, тем отчетливее его было слышно. Он что-то рассерженно бормотал, как будто с кем-то разговаривал. Может, с Мэри или с Вовой?
Перед столовой я свернул в сторону и прижался к стене рядом с дверью.
– Тварь такая, – бормотал отец. – Тебе нельзя было этого делать.
Наморщив лоб, я придвинулся чуть ближе. С кем это он ругается?
– Я тебе этого никогда не прощу. Теперь я один с ними двумя и все делаю не так, и это, черт возьми, твоя вина! – Последние два слова он прокричал. Я выглянул из своего укрытия и успел увидеть, как он швырнул графин виски в семейный портрет над обеденным столом. Я ахнул, когда графин разбился и звон осколков эхом отдался у меня в ушах. Коричневая жидкость стекала по портрету, заливая маму, Настю и меня. Краски начали растворяться. Мамино лицо растекалось как расплавленная восковая фигура, постепенно превращаясь в монстра. В гротескную рожу, которая издевательски смотрела сверху на моего отца и кривилась.
Злость на него, дремлющая во мне, в этот момент проснулась, и по венам побежал жар, который мог вызвать только он. Я сжал кулаки и хотел уже броситься к нему в столовую и призвать его к ответу, как вдруг что-то изменилось, отец застыл.
Я увидел со спины, как трясутся у него плечи. Потом он несколько раз, захлебываясь, глотнул воздух, колени у него подломились, и он рухнул на пол. Прямо на кучу осколков. Он прижал ладони к лицу, и тут я снова услышал эти звуки.
Мой отец всхлипывал.
Я не мог шевельнуться и стоял как вкопанный, глядя на чужие рыдания. Я вспомнил все те случаи, когда он доводил меня до слез. Я вспомнил его побои и ругань, его оскорбления и тот холод, с каким он всегда смотрел на меня. Я вспомнил день похорон, когда он давал нам указания, как следует себя вести. И о его постоянном молчании после маминой смерти.
И я заметил, что не испытываю того удовлетворения, какое хотел испытывать. Напротив, мой отец страдал. Кем бы я был, если бы в этот момент развернулся и пошел к себе в комнату?
Мне нелегко дался первый шаг, но я его сделал. Я вошел в столовую, при этом следил, чтобы не наступить на осколки, и остановился позади него. Совершенно инстинктивно положил руку на плечо отца. Рыдания его резко оборвались, и он задержал дыхание.
Как раз в тот момент, когда я уже хотел убрать руку с его плеча, он в нее вцепился. Он схватил ее почти с отчаянием, и я не отнял руку. Меня охватило странное чувство. Нечто такое, чего я не испытывал к отцу целую вечность.
Я посмотрел вверх на наш портрет. На нем руки отца лежали на плечах Насти, а я стоял перед мамой, и она обнимала меня. Хотя краски по большей части расплывались в глазах, но я точно помню, как все было изначально. Я точно помню, каково это: быть частью семьи.
Чувство, которое сейчас зарождалось во мне, хотя и было лишь тенью того, прежнего, но я крепко за него держался