7 Глава
Юля
Рождество – мой любимый праздник.
Мне нравятся пышные декорации, которые превращают весь мир в страну чудес.
Нравится вкусная еда, музыка, фильмы – и, конечно, рождественское печенье. Я люблю искать подарки для семьи или мастерить их, а в конце с любовью упаковывать. Обычно время перед Рождеством кажется волшебным – как будто Санта-Клаус, Ледяной Джек или еще какой-нибудь персонаж посыпал мир волшебными блестками.
Но в этом году все по-другому.
Хотя нет. В этом году все как всегда. Только я другая.
Рождественские приготовления больше не доставляют мне никакой радости, потому что я непрерывно думаю о Дани. Я стараюсь отвлечься и не думать о нем, но не выходит. Все произошедшее в последнее время снова и снова крутится у меня в голове, словно фильм, пока я не выхожу на прогулку, чтобы выкинуть мысли из головы.
Бывают дни, когда я не хочу вставать с кровати и мечтаю о возможности путешествовать во времени. Я хотела бы опять оказаться в том мире, где никто в старшей школе не знает моего имени, по крайней мере Даня. Иногда я лежу на кровати и смотрю на снимок, где он улыбается, или на афишу вечеринки в честь Хэллоуина, где мы сфотографированы вместе. Я помню это ощущение: моя рука в его руке. Его поцелуй. Его тихий голос, шепчущий мое имя.
Каникулы пришлись как раз кстати. У меня, по крайней мере, была возможность отдохнуть от старшей школы. Хотя Даня вернется в школу только в следующем семестре, я все равно буду паниковать на каждом углу в ожидании, что он может там объявиться. И я бы этого не вынесла. Пока что нет.
К счастью, моей семье хорошо удается меня отвлекать. Мама с папой грызутся на кухне, и минимум раз в день я выступаю в качестве третейского судьи, который решает, вкуснее ли мамины кексы с экзотической приправой, которую добадобавил папа, или без. Много лет до этого я в большинстве случаев была на стороне мамы, но сейчас, к своему удивлению, поняла, что в этот раз отдам победу папиному креативу.
Остальное время Соня занимала нас всевозможными квестами. Мы сделали – по ощущениям – тысячи две снимков для ее блога, хотя я уверена, что половина не годится, потому что на холоде у меня слишком дрожали руки. Кроме того, в этом году она придумывала подарки для семьи, что обычно было моим любимым занятием перед Рождеством. У нее возникли крутые идеи: бабушка с дедушкой получат календарь с семейными фотографиями, мама – корзинку с набором косметики. Для папы мы с Соней нашли по объявлению миленькую полку для специй из шестидесятых, которую прежний владелец, после того как мы немного поторговались, продал нам за десять фунтов.
– Ты так нахально торгуешься, – сказала Соня, когда мы чистили эту полочку в нашем маленьком гараже. Сморщив нос, она убирала паутину с задней стороны полки. – Возможно, тебе стоит пересмотреть выбор профессии.
В это время я расстилала на полу газету, чтобы мы могли на ней покрыть лаком эту полку, и вымученно улыбалась.
Она испытующе посмотрела на меня, и между бровей у нее образовалась морщинка.
– Не хочешь наконец со мной поговорить?
– О чем? – глухо ответила я.
Она издала короткий смешок:
– О том, почему ты ведешь себя как робот. О том, что тебя гложет.
Я вздрогнула от ее слов. До этого момента Соня не расспрашивала о моем поведении, а вела себя так, будто это нормально, что я выхожу из комнаты только в случае крайней необходимости и почти ни с кем не разговариваю. Она не донимала меня расспросами, за что я бесконечно благодарна.
Очевидно, этот благостный период закончился.
Она не знает, что произошло между мной и Даней в Оксфорде, а уж тем более о его поцелуе с Катей. Я чувствовала, что должна пережить это все внутри, прежде чем расскажу о случившемся кому-то еще. Выдержать день в школе стоило больших усилий. Но Соня не просто моя сестра, она моя лучшая подруга. Я знаю, что могу ей доверять. Может быть, пора скинуть с себя эту ношу?
Я сделала глубокий вдох:
– Я переспала с Даней.
Вообще-то, не так я хотела начать, но ладно.
Соня выронила пылесборник:
– Ты сделала – что?
Не глядя на нее, я вытянула медицинскую маску из упаковки и стала ее расправлять, дергая за резинки, которыми она должна была крепиться за ушами.
– На следующий день он целовался с другой, – добавила я дрожащим голосом. Я таращилась на белые резинки медицинской маски, а соня подошла ближе и присела на корточки.
– Юля, – тихо прошептала она и осторожно положила свою руку мне на спину, и я почувствовала, как рушится последнее сопротивление.
Мы с Соней не всегда были так близки, как сейчас. Только после несчастного случая с папой мы с ней сдружились, потому что надо было поддерживать друг друга, когда ему становилось плохо и он злился на весь мир. Только вместе мы смогли с этим справиться.
У меня никогда ни с кем не будет такой связи, какая возникла тогда с Соней, и теперь, когда она дотронулась до меня, слова так и полились потоком. Я рассказала ей все: о вечеринке на Хэллоуин, об отце Дани и его требованиях к сыну, о том, как Даня страдает от давления, об Оксфорде и обо всем, чем мы с ним там занимались. О том вечере, когда Настя приехала за мной и мы вместе поехали к Олегу. О Дане, который нюхнул наркоты и прыгнул в бассейн. И об Екатерине Толстопятовой.
Во время моего рассказа на лице Сони мелькали разные эмоции: сострадание, возмущение, недоверие, волнение и, наконец, ужасный гнев. После того как я закончила, она около минуты просто смотрела на меня, широко раскрыв глаза, затем, не говоря ни слова, крепко обняла. Впервые за это время мне не хотелось плакать. Вместо этого я почувствовала внутри тепло.
– Я не знаю, что теперь делать, – лепетала я в плечо Соне. – С одной стороны, то, что с ним произошло, – ужасно. Я хотела бы быть рядом с ним. Но с другой стороны, я больше никогда не хочу его видеть. После того как он поступил. Я бы с удовольствием поехала к нему и накричала на него, но я не могу, ведь я знаю, как ему плохо.
Соня оторвалась от меня и глубоко вздохнула. Она убрала волосы с моего лица за уши, нежно погладила по голове теплой рукой:
– Бедняжка Юля.
Я тяжело сглотнула и собралась с силами, чтобы выговорить страшные слова:
– Я ненавижу его.
В зеленых глазах Сони читалось откровенное сочувствие:
– Я тоже.
– Но в то же время я сомневаюсь, что вообще имею на это право.
Нахмурившись, она помотала головой:
– Ты имеешь полное право так чувствовать себя, Юля. Ты думаешь, для таких случаев есть особые правила, но их нет. Ты чувствуешь то, что чувствуешь.
Я нерешительно что-то бормотала.
– И если тебе захочется влепить Даниле по морде, это вполне легитимно – как бы он там себя ни чувствовал, – наставительно продолжала Соня. – Твои чувства не должны зависеть от его чувств. Он повел себя как подонок, и я думаю, ты спокойно можешь ему об этом сказать. Да что там ему – ты можешь сказать об этом всему миру.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить слова Сони.
– Просто кажется, – наконец медленно начала я, – что ничего не изменится, какие бы чувства я себе ни разрешила. Больно ли мне из-за смерти его мамы, или оттого, что он меня обманул. Поэтому я стараюсь…
– …вообще ничего не чувствовать, – закончила за меня Соня.
Я кивнула.
– Звучит не очень здоро́во, Юлия.
Мы разом притихли, и я уставилась на свои ладони.
После долгой паузы Соня вздохнула:
– Я просто поверить не могу, что он действительно так поступил. То есть я знаю его репутацию, но… – она покачала головой.
– Я тоже думала, что попала в чужое кино. Его как будто… подменили.
– Это звучит жутко.
– Я не понимаю, почему он просто не пришел… Он мог бы обо всем рассказать. Мы бы… – я бессильно пожала плечами. Понятия не имею, что бы я сделала, если бы Даня пришел ко мне. В любом случае, всего этого не произошло бы. В этом я уверена.
– Думаю, в тот вечер ему было не до разговоров, – нерешительно начала Соня. – Кажется, он пытался разрушить свою жизнь окончательно. И плевать на последствия.
Я судорожно вздохнула.
– В любом случае, я понимаю, каково тебе. То, что ты чувствуешь, абсолютно нормально. Я тоже ненавижу его за то, как подло он с тобой поступил.
Соня снова обняла меня, и на этот раз я ответила на ее объятие.
– Спасибо, сонь , – прошептала я.
Спустя какое-то время она отстранилась и мягко улыбнулась:
– Ну что, начнем? – Она указала на полочку для специй.
Радуясь тому, что больше не придется говорить о своих чувствах, я кивнула. Мы надели маски и начали подбирать подходящую музыку. Соня остановилась на рождественском альбоме и мы принялись покрывать полочку лаком.
– А у меня, кстати, уже шестьсот подписчиков, – сказала Соня.
Я радостно ахнула и обозначила поклон:
– Ты просто королева.
– Я подумываю на летних каникулах отправить резюме в несколько модных предприятий Питера. – Говоря это, Соня не поднимала на меня глаз, сосредоточившись на верхнем углу полки, который, собственно, давно был готов. Из-за маски я видела лишь часть лица сестры, но была почти уверена, что она покраснела.
– Хочешь, я помогу написать резюме?
соня замерла и все-таки отважилась взглянуть на меня:
– Ты думаешь, это хорошая идея?
Я убежденно кивнула:
– Уже давно понятно, что ты хочешь заниматься модой. Я бы сказала, чем раньше начнешь, тем лучше.
Она молча продолжала водить по полке кистью.
Я пристально посмотрела на нее.
– Что-то не так? – спросила я.
Соня помедлила с ответом.
– Больше всего я хотела бы стажироваться на модном и экологичном предприятии, которое в то же время производит стильную одежду плюс-сайз, – наконец проговорила она. – Жаль только, что тяжело найти то, что отвечало бы всем этим критериям. Поэтому мне остается только разослать резюме во все фирмы, где есть стажировка. Но вопрос, какой смысл работать на предприятии, в цехах которого на меня ничего не шьют. Понимаешь, о чем я?
Я кивнула:
– Да, но важно получить хоть какой-то опыт работы. Ты, по крайней мере, сможешь посмотреть на всю кухню изнутри и подумать, что можно изменить.
– Но я все равно волнуюсь, – вздохнула она. – Я постоянно задаюсь вопросом, не подводит ли меня мое чутье?
– Возможно, это просто от волнения. Подумай о том, сколько людей за тобой стоит. У твоего блога много читателей. Они все верят в тебя и в твое видение.
– Очень мило, что ты это говоришь.
– Я это говорю не из любезности. Я твердо верю, что в будущем ты создашь модную империю.
Соня расплылась в улыбке – несмотря на маску отчужденности, я поняла это по ее засиявшим глазам.
– Мы могли бы использовать каникулы на то, чтобы составить список компаний, которые тебе подойдут. Как ты на это смотришь? – настойчиво продолжала я, водя кисточкой по внутренней стороне полки.
– Хорошая идея. Я уже даже начала, потому что собираюсь написать гид по разумному производству плюс-сайз-моды.
Я хотела ответить: «Вот и договорились», но тут в дверь гаража постучали:
– Юлия?
Мы с Соней замерли. Маме ни в коем случае не полагается видеть, что мы здесь делаем. Она не умеет хранить секреты, особенно когда речь идет о подарках папе. За прошедшие годы мы в этом не раз убедились.
– О нет, не входи! – в панике воскликнула Соня и загородила собой полку, чтобы мама ее не увидела, если просунет голову в дверь.
– Да я не к вам, – приглушенно крикнула она за дверью. – Юлия, к тебе гости.
Мы с соней растерянно переглянулись.
– Может, Рина? – предположила она.
Я отрицательно помотала головой:
– Нет, она уехала на рождественские каникулы с мамой в Китай, к родне.
Глаза Сони округлились:
– Ты думаешь, это?.. – Она не произнесла имени, но сердце в груди дрогнуло.
– Кто это, мам? – громко спросила я.
– Не могла бы ты просто выйти? Мне не хочется разговаривать с тобой через дверь.
Я закатила глаза и сняла с уха одну петлю маски, так что она свисала вниз, и я почувствовала себя хирургом, прервавшим важную операцию. Я чуть-чуть приоткрыла дверь и проскользнула в щель. Вскинув одну бровь, мама посмотрела на меня и на маску, а я заметила, что она привстала на носочки, чтобы бросить взгляд в гараж поверх моей головы. Я молниеносно захлопнула за собой дверь на замок.
– Кто там? – тихо спросила я.
Мамино лицо вмиг стало серьезным:
– Девушка Милохина.
Сердце ушло в пятки. Из-за дежавю: тем вечером, когда Настя искала здесь Даню, все было разрушено. Не могло же опять случиться что-то плохое.
Нет, только не это. Только не это.
– Где она? – спросила я.
Мама указала внутрь дома:
– В гостиной. Мы с папой будем на кухне, если что.
Я кивнула и полностью стянула с лица маску. Осторожно прошла через коридор к гостиной. На этот раз я была подготовлена, умные слова Сони еще свежи в моем сознании.
Настя сидела на старом цветастом диване, сложив руки на коленях и уставившись на журнальный столик. На ней была свободная шифоновая блузка и черная плиссированная юбка, а волосы собраны в привычный для нее конский хвост. Волосок к волоску. Настя как всегда производила впечатление, что все у нее в идеальном порядке.
Но апатичный взгляд говорил об обратном.
– Привет, – тихо сказала я, чтобы не напугать ее.
Настя подняла голову и увидела меня в дверях. Она выдавила из себя усталую улыбку:
– Привет, Юля.
Какое-то мгновение я не знала, что делать, но решила все-таки подойти и сесть рядом с ней на диван. Я подавила желание завести светскую беседу и спросить, как дела и все ли в порядке. Вместо этого просто ждала.
Настя тяжело сглотнула:
– Ты говорила, что я могу обращаться к тебе, если что-то понадобится.
Я растерянно посмотрела на нее, но тут же кивнула:
– Да, конечно. Что бы ни случилось.
Она неуверенно глянула в сторону двери, как будто ища кого-то. Наверное, боялась, что родители или Соня могут войти или подслушивают нас. Я пододвинулась к ней поближе.
– В чем дело? – тихо спросила я.
Настя громко выдохнула и выпрямилась:
– Завтра прием у гинеколога, и нужно, чтобы кто-нибудь пошел со мной.
Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошло, что она сейчас сказала.
– Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой? – удивилась я.
Дрожа, она сжала губы и кивнула:
– Ты единственная, кто знает об этом.
– Что-то случилось? У тебя осложнения или нечто в этом роде?
Настя отрицательно покачала головой:
– Нет, просто плановый осмотр. Но я бы не хотела… ехать туда одна.
Скольких же нервов ей стоило прийти сюда и сказать это. До сего момента я и не представляла, насколько Насте, должно быть, одиноко. Если я единственная, кого она может попросить поехать с ней на прием к врачу.
У меня был единственный ответ на этот вопрос, и я выпалила его незамедлительно:
– Конечно, я поеду с тобой.
Кабинет врача был прежде всего стерильным. Белые стены, на которых не висело ничего, если не считать единственной картины. Позади письменного стола в левой части кабинета было широкое окно с закрытыми жалюзи, справа в углу висела голубая занавеска, за которой Настя могла раздеться.
Мы сидели на стульях перед письменным столом и смотрели за тем, как гинеколог – со скоростью света печатала что-то на компьютере.
Сначала было немного не по себе – явиться сюда вместе с Настей. Однако когда медсестра попросила Настю пописать в баночку, мне стало ясно, что мы обе проворонили тот момент, когда надо стесняться.
Теперь Настя сидела рядом со мной и, постоянно косясь на дверь, теребила клетчатый шарф. Вполне возможно, она прикидывала, не лучше ли будет просто сбежать отсюда. Когда наши взгляды пересекались, я ободряюще улыбалась ей – по крайне мере, пыталась. Не знаю, в чем заключалась моя задача, но я вела себя так, как хотела бы, чтобы вел себя человек, сопровождающий меня в такой ситуации. Это, похоже, сработало, так как Настя немного расслабилась.
После того как доктор ввела в компьютер все данные, она сцепила пальцы перед собой на столе и немного подалась вперед. Лицо ее казалось дружелюбным, хотя черные волосы были собраны сзади в строгий пучок. У нее много милых морщинок, теплые карие глаза и приятный, спокойный голос.
– Как вы себя чувствуете, мисс Милохина? – спросила она.
Я смотрела на Настю, а она смотрела на врача.
Из нее вдруг вырвался какой-то истерический звук, больше похожий на смех. Но она тут же откашлялась, будто ничего и не было:
– По моим ощущениям все хорошо.
Доктор Херст понимающе кивнула:
– На прошлом осмотре вы жаловались на сильный токсикоз. Как сейчас обстоят дела?
– Стало лучше. Уже неделю не тошнит. Но иногда появляются боли, когда я встаю после долгого сидения. Это нормально?
Доктор улыбнулась:
– Беспокоиться не о чем. Маточные связки сильно растягиваются, чтобы создать пространство для ребенка. От болей я могу прописать магний.
– Хорошо, это успокаивает, – с облегчением ответила Настя.
После разговора доктор отправила Настю за занавеску, чтобы она разделась. Я остаосталась сидеть на стуле и во время осмотра разглядывала ту единственную картину, которая висела над письменным столом. Я пыталась понять, что бы могли означать эти хаотичные формы и мазки, – но тщетно. Буйное скопление желтого, красного и синего – возможно, это была одна из самых странных картин, которые я видела. Может, на ней изображен ребенок в утробе?
– Все в точности так, как и должно быть, – услышала я голос доктора . – Шейка матки плотно закрыта, и если нет кровотечений, то все в порядке.
Настя что-то промычала и пошла одеваться. Я с облегчением вздохнула. С этой частью мы справились.
– Теперь можете подойти к нам, мисс Гаврилина.
Настя расположилась на кушетке возле гинекологического кресла с задранной наверх блузкой. Ее пальцы лежали на голом животе, и я заметила, что на нем обозначилась отчетливая округлость.
Я улыбнулась в ответ на нервную улыбку Насти и села рядом на стул. Доктор повернула аппарат к нам, и я поняла, что это УЗИ.
– Итак, мисс Милохина, хотите посмотреть на вашего ребенка?
Настя кивнула, она была заметно напряжена, и я придвинулась к ней поближе.
Доктор нанесла прозрачный гель на живот и приложила головку сканера.
Я завороженно уставилась на экран, но все равно ничего не смогла разобрать в хаосе черных и белых пятен. Но доктор уверенно продолжала водить сканером по животу Насти, и изображение в какой-то момент поменялось. Оно становилось все отчетливей и…
Я перестала дышать. Настя вымолвила тихое «Ах».
Это вот справа на экране – наверняка головка ребенка.
– Вот он, – сказала доктор э, указывая пальцем на изображение. Она продолжила двигать сканер, и ребенок становился все отчетливей. Теперь я видела даже малюсенькие ручки и ножки. Это было так круто, самое восхитительное, что я видела в жизни.
– Вау, – прошептала я, и врач улыбнулась.
Я отважилась взглянуть на Настю. Она круглыми глазами недоверчиво смотрела на экран.
– Подождите-ка, – вдруг насторожилась доктор и приблизилась к экрану. На нем снова расплывались черно-белые пятна, но затем появился маленький пузырь.
– Что-то не так? – забеспокоилась Настя. Я положила руку ей на плечо. От молчания доктора занервничала даже я. Ребенок двигался, я совершенно точно это видела. Не должно быть плохих новостей – только не сейчас. Настя этого не выдержит.
– Мисс Милохина, позвольте вам представить, – доктор улыбнулась, повернувшись к Насти: – Малыш номер два! – Она указала на точку на экране: – Он спрятался за братиком или сестренкой, поэтому его плохо видно.
Настя замерла. Она растерянно смотрела на монитор, на котором доктор увеличила изображение. Хотя я ничего не могла разобрать, но поняла, что врач не врет.
Близнецы.
Настя ждет не одного ребенка, а двойню. И хотя у нее были догадки, что детей будет двое, она все равно до последнего сомневалась.
Я и представить себе не могла, что сейчас творилось в ее голове. Неловко потрепав Настю по плечу, я стала судорожно подбирать слова – как вдруг она запрокинула голову и засмеялась.
Мы с доктором переглянулись, в наших глазах было понимание: нельзя осуждать ее за такую реакцию. Возможно, у Насти шок. После всего, что с ней случилось за последнее время, я бы не удивилась, если бы она свихнулась.
– Этого не может быть, – она наконец перевела дыхание и повернула голову ко мне: – Это просто… у меня нет слов.
Доктор нажала пару кнопок на аппарате и улыбнулась:
– Это разнояйцевые близнецы. Развиваются хорошо, все чудесно. У вас в семье были близнецы, мисс Милохина?
Настя кивнула и тут же отрицательно помотала головой, продолжая смотреть на экран.
– Она сама близняшка, – тихо вставила я, стараясь вытеснить из мыслей образ ее брата. Сейчас Дане нечего было делать у меня в голове.
– Вам не надо бояться, – пыталась успокоить пациентку доктор Херст, но казалось, что до Насти сейчас не доходит смысл ни одного слова. – Вы будете под пристальным наблюдение и я советую вам пройти тест на сахарную нагрузку, чтобы предотвратить диабет беременных. Для этого давайте назначим время…
Она прочитала нам небольшой доклад о здоровом питании и предстоящих обследованиях, но мне стало ясно, что Настя уже не слушает.
Я смотрела на ее побледневшее лицо. Бедняге срочно требовалось успокоительное. И я приблизительно знала, чем могу ей помочь