Спаси себя

Даня

Стены кружатся. Я не различаю, где верх и где низ, только чувствую руки Юли, которые хоть немного удерживают меня в реальности. Она сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью, а я бессильно приник к ней. Крепко обняв меня, она нежно гладит мои волосы. Я весь сосредоточился на тепле ее тела, ровном дыхании и прикосновениях.

Понятия не имею, сколько дней прошло. При попытке вспомнить хоть что-нибудь в голове возникает лишь туман. Густой серый туман и две мысли, которые вновь и вновь пробиваются наружу в короткие моменты ясности.

Первая: мама умерла.

Вторая: я целовал другую девушку на глазах у Юли.

Неважно, сколько я тогда выпил или что принимал, - выражение лица Юли в тот момент я никогда не забуду. Она не могла поверить глазам и была просто в шоке. Как будто я разрушил весь ее мир.

Я сильнее уткнулся лицом в живот Юли. С одной стороны, я боялся, что она в любой момент может встать и уйти. С другой - чувствовал, что слезы могут в любой момент вернуться. Правда, не случилось ни того ни другого. Юля не ушла, а во мне, по всей видимости, больше не осталось слез.

Кажется, во мне не осталось вообще ничего. Возможно, моя душа умерла вместе с матерью. Иначе как бы я мог причинить Юле такую боль?

Как я причинил Юле такую боль?

Что со мной не так?

Что, черт возьми, со мной не так?

- Дань, ты дыши, пожалуйста, - вдруг прошептала Юля.

Только тогда я осознал, что и впрямь перестал дышать. Как давно - точно не знаю.

Я набрал в легкие побольше воздуха и медленно выдохнул. Уже не так тяжело.

- Что это со мной? - прошептать эти слова было так трудно, мне показалось даже, будто я их прорычал.

- Ты скорбишь, - так же тихо ответила она.

- Но почему?

Только что я еле дышал - а теперь мое дыхание участилось. Я рывком поднялся с кровати. Грудь у меня болела, как и все конечности, как будто я слишком много тренировался. При этом последние несколько дней я не делал ничего, кроме того, что отгонял от себя мысли о том, в какой ад катится моя жизнь.

- Что почему? - Взгляд у нее такой теплый, и как ей только удается смотреть на меня так?

- Я не понимаю, почему скорблю. Я не особо любил маму.

Еще не успев договорить это, я обомлел. Как только язык повернулся такое сказать?

Юля взяла мою руку и крепко ее сжала:

- Ты потерял маму. Ты разбит, так бывает, когда умирает близкий человек.

В голосе Юли не осталось той твердой уверенности и убежденности, какие были ей свойственны. Думаю, бедняжка и сама не знала, как вести себя в такой ситуации. То, что она здесь и, несмотря ни на что, пытается меня поддержать, казалось мне сном.

Возможно, это он и есть.

- Что произошло? - вдруг прошептала она, осторожно подняв мою правую руку.

Я проследил за ее взглядом. Разбитые костяшки все еще перепачканы кровью, а кожа вокруг в ссадинах и синяках.

Или все-таки это не сон. А если и да, то сон очень реалистичный.

- Я ударил отца. - Эти слова слетели с губ спокойно. Я не почувствовал ничего, когда произносил их. И это тоже подтверждало, что со мной что-то не так. В конце концов, любой мало-мальски нормальный человек знает, что нельзя поднимать руку на родителей. Но в тот момент, когда отец сообщил нам с Настей о маминой смерти - так холодно, - в тот момент я просто не мог поступить иначе.

Юля поднесла мою руку к губам и поцеловала. От этого ее прикосновения стало так хорошо. Все в этом жесте было таким искренним.

Родители с детства внушили мне, что я не должен показывать истинных чувств. Люди могут использовать это против тебя. Как только ты выдашь свои слабости, станешь уязвимым - непозволительная роскошь для управляющего большим предприятием. Но они не подготовили меня к такой ситуации. Что делать, когда теряешь маму в восемнадцать лет? Единственный ответ: пытаться вытеснить горькую правду с помощью алкоголя и наркотиков, делая вид, будто ничего не произошло.

Но теперь, когда Юля рядом, я не уверен, что смогу и дальше следовать этому плану. Я стал разглядывать ее лицо, растрепанные волосы, шею. Я все еще помню, каково это - приникать губами к нежной коже ее шеи. Как потрясающе было обнимать Юлю.

Сейчас она выглядит такой же подавленной, каким я себя чувствую. Не знаю, думает ли она при этом о моей маме или о том, как сильно я ее обидел.

Но одно я знаю наверняка: Юля не заслужила такого скотского отношения. Она всегда поддерживала меня. Не надо было мне позволять Кате поцелуя - а все ради того, чтобы доказать окружающим, что я бесчувственный подонок, которого ничем не пронять, даже смертью матери.

Оттолкнуть от себя Юлю таким образом было подло. Это самая большая ошибка, какую я когда-либо совершал.

- Прости меня, - тихо сказал я. - Я сожалею, что так поступил.

Все тело Юли напряглось. Несколько минут она не шевелилась.

- малыш...

Она отрицательно помотала головой:

- Нет. Я здесь не поэтому.

- Я понимаю, какую ошибку сделал, я...

- Даня, хватит, - настойчиво прошептала она.

- Знаю, у тебя нет никаких причин меня прощать, но...

Ее рука дрожала, когда она отодвинулась подальше. Затем она встала с кровати. Сначала поправила свитер и пригладила волосы. Казалось, она хочет выглядеть как прежде - опрятно, скромно. Но тщетно, слишком многое произошло между нами. Уже ничто не могло бы сделать ее незаметной для меня.

- Я сейчас не могу, Дань, - пробормотала она. - Прости.

И она пошла к двери. Тихо закрывая за собой дверь, она даже не оглянулась.

Я стиснул зубы, когда в глазах появилось жжение, а плечи снова задрожали.

Не знаю, как долго я лежал в кровати, глядя на стену, но в какой-то момент собрался с силами и спустился вниз. На улице давно стемнело, и я задался вопросом, здесь ли еще ребята. Через мгновение я услышал их негромкие голоса. Дверь была приоткрыта, и рука моя замерла на ручке.

- Это уже ненормально, - пробормотал Женя, - если он продолжит в том же духе, то допьется до комы. Я не понимаю, почему он не разговаривает с нами.

- Будь я на его месте, у меня бы тоже не осталось сил на разговоры, - выдал Егор. - Я нисколько не удивился, что это сказал именно он.

- Но ты знаешь, когда надо остановиться. В случае с Даней я бы не был так уверен.

- Нам не следовало допускать, чтобы дело зашло так далеко, - подключился Артур. - Я до вчерашнего дня думал, что он просто празднует поступление в Оксфорд.

На какое-то время стало тихо, затем Артур добавил:

- Если Даня не хочет об этом говорить, нам остается только принять это.

Женя недовольно фыркнул:

- И смотреть дальше на то, как он себя гробит? Ну уж нет.

- Ты можешь отнять у него алкоголь и наркотики, - пробормотал Артур. - Но помни: его мать умерла. И пока он это не примет, мы бессильны, как бы хреново это ни звучало.

По спине побежали мурашки. Друзья обо всем знают. Стало тошно при одной лишь мысли о необходимости смотреть в их сочувствующие лица. Мне бы этого не хотелось. Я все бы отдал, чтобы жить как раньше. Но если визит Юли что и показал, так это необходимость переходить к делу - меняться.

И я, размяв шею и ноющие от боли плечи, вошел в зал.

Женя, собиравшийся что-то возразить, закрыл рот, увидев меня. Я двинулся прямиком к столику с напитками и взял оттуда бутылку виски. Трезвым я не перенесу то, что мне сейчас предстояло. Я налил полный стакан и залпом его выпил. Только после этого повернулся к ребятам. Тут были все, кроме Олега.

Женя, уставившись в пол, вертел в руках стакан с остатками алкоголя. Егор, как и Артур мрачно смотрел на меня в ожидании. Хотя они уже все знали, было важно произнести это вслух:

- Моя мама умерла.

Я сказал это впервые.

От этих слов мне стало больнее, чем я ожидал. Даже алкоголь не помог. Именно поэтому я избегал разговора с друзьями. От разговоров становится тяжелее. Я уставился на ботинки, чтобы не пришлось видеть их реакцию. Еще никогда я не чувствовал себя таким уязвимым, как в эту минуту.

Вдруг я услышал приближающиеся шаги, и, когда поднял взгляд, передо мной стоял Артур. Он обнял меня одной рукой и крепко прижал к себе.

Я устало опустил голову ему на плечо. Руки мои были тяжелыми, как свинец, и я не мог нормально ответить на его объятие. Артур тем не менее не ослабил хватку. Почти сразу к нам подошли Егор и Женя и сделали то же самое. Мы все обнялись.

Слова оказались лишними, к тому же у меня ком в горле стоял, поэтому я не смог бы произнести ни звука. Это все длилось какое-то время, пока я снова не взял себя в руки. Потом Артур повел меня к дивану, а Женя принес стакан воды и молча протянул мне.

- Это так погано, - пробормотал Женя, садясь рядом со мной. - Ужасно жаль, что так вышло, Дань.

Мне не удалось взглянуть на него или что-нибудь ответить, поэтому я просто кивнул.

- Как это случилось? - спросил Егор немного погодя.

Я медленно приник губами к стакану. Холодная вода оказалась как нельзя кстати.

- Она... у нее случился инсульт, пока мы были в Оксфорде.

Молчание. Ни у кого не хватило духу что-то сказать. Друзья знали, что мама умерла, но последняя деталь этой трагедии шокировала их.

- Отец рассказал нам, только когда мы вернулись. Он не хотел, чтобы мы провалили собеседования. - По телу побежали мурашки. Я уставился на разбитую руку, сжимал ее в кулак и снова расслаблял.

- Мы предполагали, что случилось что-то нехорошее, - пробормотал Артур. - Я никогда тебя таким не видел. Но Настя ничего не рассказала, а ты и вовсе был не в себе...

Егор откашлялся:

- Сегодня пришло официальное сообщение для прессы от «милохины». Так мы и узнали.

Я тяжело сглотнул:

- Я просто не хотел думать об этом... ни о чем.

- Все нормально, дань, - тихо сказал Артур.

- И я боялся, что это станет правдой, если я это произнесу.

Я наконец увидел растроганные лица друзей. Глаза Егора подозрительно блестели, а щеки Жени были бледны. Я совсем не учел того, что ребята с детства знали мою маму и новость о ее смерти расстроит и их. Внезапно я осознал, насколько эгоистичной могла показаться моя реакция. Я не только игнорировал реальность и обидел Юлю, но и оттолкнул своим поведением друзей.

- Ты выдержишь. Вы выдержите, - поправился Артуру. Я проследил за его взглядом и заметил Настю и Олега в дверях. Щеки и глаза Насти стали красными. Уверен, я выглядел ничуть не лучше.

- Как бы тяжело вам сейчас ни приходилось, вы не одни. У вас есть мы. Понятно? - настойчиво продолжил Артур и сжал мое плечо. Взгляд его карих глаз был серьезным.

- Хорошо, - ответил я, хотя понятия не имел, можно ли ему верить