Глава 5
Виола
«Сады Эдема» – одно из самых дорогих заведений в Майами, и атмосфера там соответствующая. Я чувствую себя мелкой и незначительной, стоит нам только оказаться в стенах клуба: яркие картины из светодиодов мигают и переливаются, приглушенная музыка бьет по ушам, но хуже всего – громила на входе. Втиснутый в черный костюм-тройку, тот выглядел просто смешно, когда проверял наши с Терри приглашения.
Буквально сверлил нас взглядом, будто видел насквозь: никакие мы не почетные гости хозяйки вечера, а два малолетних проходимца.
Я вот знать не знаю, кто такая Анжелика Дюбуа, не говоря уже о том, чтобы любоваться ее картинами. Но если неоновые поделки – ее работа, то карьера художницы, должно быть, не задалась. Только какая разница? Вон сколько народу набилось в клуб на нее посмотреть.
Или насладиться бесплатными напитками в баре.
Я одергиваю короткое черное платье, в которое пришлось переодеться в машине, поправляю растрепавшиеся синие волосы и даже думать не хочу, как выгляжу на фоне расфуфыренных девиц и прилизанных парней, что собрались в «Садах» сегодня. А они повсюду, куда ни глянь: вон группа вчерашних студентов в костюмах от Тома Форда, или что там модно носить в этом сезоне, и очках, которые стоят как хорошая машина.
Мать его, сколько же зарабатывает Змей на этом клубе? Повезет, если хотя бы десятую часть того, что приносят ему мелкие преступные группировки и работа с ребятами вроде Отбросов и парней Гарольда.
Ходят слухи, что к Змею обращаются не только преступники – поговаривали, что пару раз к нему совались и политики. Не удивительно, что трон под ним до сих пор не пошатнулся.
Я готова поставить весь Овертаун на то, что метка Змея – нечто запредельное. Может, он гипнотизировать людей умеет или убивает взглядом. А что? Ему бы подошло, с такой-то кликухой.
Я хмыкаю себе под нос и стараюсь протиснуться к бару сквозь толпу трущихся друг о друга на танцполе людей. Твою мать, дорогим и густым парфюмом несет просто от каждого, того и гляди голова заболит.
И куда подевался Терри? Украдкой оглянувшись вокруг, я друга не замечаю. Обещал же никуда не отходить, пока мы не найдем Змея! Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из людей ублюдка Бакстера заявился сюда и попытался отловить нас поодиночке. Но в душе еще жива надежда, что Отбросы не решатся добровольно сунуть голову в петлю – на территорию Змея полезет только сумасшедший.
У бара публика явно другая: несколько мужчин за тридцать горячо обсуждают последние работы Дюбуа, спорят и стучат стаканами по стойке. А бармен с каменным лицом смотрит вдаль – туда, где на небольшой сцене то и дело мелькают яркие огни и крутятся изящные танцовщицы в легких светлых платьях, будто греческие нимфы. Я даже немного завидую их изящности, сама я могу с легкостью пробежать половину Овертауна или забраться на высотку по канату, но так танцевать... Я скорее кому-нибудь ноги отдавлю, а то и просто со сцены свалюсь.
– Какой-нибудь коктейль, – говорю я, коротко и криво улыбнувшись бармену. Остается только надеяться, что мое лицо в этот момент не напоминает жуткую гримасу. – Что-нибудь покрепче. На твой вкус.
– А не рановато? – дерзко спрашивает бармен в ответ и откидывает со лба прядь темных волос. Карие глаза поблескивают в приглушенном свете.
– Тебе какое дело? Смотри, как бы кто-нибудь из гостей тебе за такое жизнь не сломал, – хмыкаю я. – Или хотя бы нос. Могу начать, если будешь много болтать.
– Не переживай, мелочь, мне гости уж точно не угроза, – едва не смеется тот в ответ и выходит из-за барной стойки. На нем ни фартука, ни бейджика, но кто знает, в чем ходят работники «Садов». – Но не знал, что у Энджи такие дерзкие подруги. Не ляпни что-нибудь такое при Джейдене, он-то с тобой церемониться не будет, пригласи тебя хоть президент.
Несколько мгновений я не могу взять в толк, что происходит. Беспомощно оглядываюсь вокруг, хмуря густые темные брови, покусываю накрашенные блеском губы и даже тянусь к небольшой сумочке, чтобы выхватить нож, если дело запахнет жареным. Но прежде чем я успеваю выставить себя дурочкой, «бармен» и пара мужчин за стойкой заходятся громким смехом.
– Ксандер, не пугай гостей, – говорит один из них – тот, что повыше, с едва заметной темной щетиной на лице. Поправляет галстук и продолжает, повернувшись уже ко мне: – Не говорите Анжелике об этом недоразумении, Ксандер просто любит пошутить. Бармен скоро вернется, сейчас он обслуживает лаунж-зону вместе с официантами.
– Вечно ты все портишь, Лиам. – Пятерней Ксандер убирает короткие волосы с лица и подмигивает мне. – Не переживай, мелочь, даже если расскажешь, Энджи ничего мне не сделает. Так что развлекайся, пока можешь. Ладушки?
Ухмыльнувшись и напоследок сверкнув глазами, будто он знает обо мне гораздо больше, мужчина по имени Ксандер скрывается в толпе танцующих. А внутри у меня все словно покрывается ледяной коркой, насколько мне вдруг становится не по себе. Пока могу? Значит ли это, что он один из людей Бакстера? Или просто в курсе, зачем я сюда заявилась?
Да где носит Терри, чтоб его, когда он так нужен?
И когда мужчина со щетиной, кажется, его назвали Лиамом, приоткрывает рот, чтобы обратиться ко мне, друг возникает словно из ниоткуда – хватает меня под руку и отводит подальше от барной стойки, в угол помещения.
Музыка грохочет все громче, со всех сторон доносятся голоса – с танцпола, из небольших кабинок со столиками, со стороны покрытой пушистым ковром широкой лестницы. В глазах рябит от яркого света и обилия красного вокруг, и я то и дело морщусь.
Толком не замечаю ни поблескивающего бомбера Терри, ни синяков и длинной царапины у него на щеке. Совсем свежей. Она особенно сильно выделяется на бледной коже, когда под потолком включаются неоновые лампы, и друг натягивает до самых глаз тканевую маску, чтобы прикрыть ссадину.
– Я же просил подождать у входа, – вздыхает он устало, брови его сведены к переносице, кажется, еще немного, и сойдутся вместе.
– А я просила не болтаться где попало. Думаешь, я здесь себя как рыба в воде чувствую? В этом идиотском платье еще.
Я недовольно поправляю ткань обтягивающей юбки и неловко переступаю с ноги на ногу на неудобных каблуках.
– В баре я наткнулась на какого-то Ксандера, мне показалось, он знает, зачем мы сюда пришли.
– Знает, Виола, – кивает Терри. – Он информатор Змея, это его работа.
Не зря у меня внутри все похолодело. Черт побери, явиться в «Сады Эдема» и потребовать коктейль не у кого-нибудь, а у информатора короля преступного мира Майами. Не иначе как запас удачи у меня еще не иссяк, а то пристрелили бы еще вчера, когда мы кое-как свалили из квартиры Бакстера в обход нерасторопных копов.
Да и в Овертауне нас не прикончили, хотя могли. Гарольд дал нам шанс сбежать. Мне. Мне, не нам. Теперь дело за малым – не просрать всю оставшуюся удачу, облажавшись перед Змеем. Раз его информатор здесь и ничего не сказал по поводу приглашений, значит, тот не против нас принять.
Только лицо у Терри мрачнее тучи, а глаза бегают – он смотрит то на людей на танцполе, то на лестницу. На втором этаже находится та самая лаунж-зона, куда отправился бармен, а перед входом стоит такой же здоровенный охранник, как и перед парадными дверями – просто так не пройдешь.
– Мы здорово пообщались, – бросаю я как бы невзначай в попытках оправдаться. – Ничего не случилось.
– Я не об этом переживаю, Ви. Я виделся с людьми Змея – там, перед лаунжем. Один из них чуть не прикончил меня, едва я открыл рот, – продолжает Терри как ни в чем не бывало, неосознанно касаясь пораненной щеки пальцами. – Легко отделался. Но просто так мы к нему не поднимемся, придется немного подождать. Двери будут закрыты, пока сюда не спустится художница, а потом можно попробовать. Минут двадцать, не больше. Так что придется слиться с толпой и сделать вид, что мы наслаждаемся вечером.
– А если здесь ошивается кто-нибудь из Отбросов? Вытащить из клуба куда проще, чем затащить в него, котенок, – дурацкое прозвище срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановиться.
Да чтоб тебя.
– Так иди найди Ксандера. Может, он тебя защитит? – фыркает Терри недовольно и разворачивается на каблуках высоких берцев, а затем исчезает среди напыщенных парней и их подружек в блестящих платьях.
И кто тянул меня за язык? Я шумно выдыхаю и бреду обратно к бару, где за стойкой уже протирает стаканы мужчина лет сорока в черном фартуке с эмблемой клуба – яблоко раздора, кто бы сомневался. Вновь прошу коктейль покрепче и через пару минут потягиваю через трубочку отвратительно сладкую жижу с привкусом то ли водки, то ли чистого спирта. И такую дрянь подают в самом дорогом и пафосном клубе города? На презентации современной художницы, у которой наверняка денег куры не клюют? Да в баре Овертауна по пятницам и то лучше коктейли мешают.
Никакого Ксандера рядом нет и в помине, еще недавно споривших друг с другом мужчин и след простыл, а на сцене поодаль уже не изгибаются девушки в полупрозрачных платьях. Даже на танцполе все притихли, словно вот-вот должно начаться шоу. Я покрепче сжимаю в руках бокал, ожидая худшего, когда гаснет свет, но ничего особенного не происходит.
Цветной прожектор подсвечивает спускающуюся со второго этажа высокую блондинку в длинном вечернем платье темно-красного цвета. Изящно наброшенный на шею платок отчего-то напоминает удавку, а довольное, в чем-то даже хитрое выражение лица женщины – морду кошки, добравшейся до полной миски молока. Есть в ней что-то странное, нечеловеческое.
И аура у нее – у Анжелики Дюбуа, главной звезды вечера, – такая же красная, как и платье. Только вовсе не яркая, а медленно темнеющая. Может, у Бакстера раньше была такая же, пока не почернела окончательно.
На языке чувствуется явственный привкус горечи, и я спешу заглушить ощущения еще одним глотком коктейля. Алкоголь приятно обжигает горло, а сладость медленно отходит на второй план. Голос Анжелики, оказывается в десятки раз приторнее любого коктейля:
– Вы не представляете, как я рада вас видеть, дорогие. Каждый месяц мы с вами собираемся в «Садах» на презентацию и каждый месяц вы наполняете меня впечатлениями. Только благодаря вам я и могу творить. И сегодня я хотела бы представить вам одну из последних своих картин!
Анжелика изящно взмахивает рукой, указывая на опустевшую сцену. Включается проектор, и на когда-то гладкой темной стене теперь красуется картина, до жути похожая на болотную жижу на стене спальни Бакстера.
Мать твою, если и ту ерунду рисовала Анжелика Дюбуа, то я хожу по охрененно тонкому льду – ублюдок наверняка знаком с ней лично, а может, через нее выходит на Змея и только из-за того держит ее мазню у себя дома. Ладно, может, я просто ошиблась. Никогда не разбиралась в искусстве и начинать не собираюсь. Качнув головой, я опрокидываю остатки коктейля залпом и с грохотом опускаю стакан на стойку.
А художница и не думает затыкаться.
– Я назвала ее «Зеленый цвет моей души», – продолжает она, театрально заламывая руки, и шагает чуть ближе к сцене, пока наконец не восходит на нее и не смотрит на собравшихся в клубе сверху вниз. – И сегодня вечером мы по традиции проведем аукцион. Все вырученные средства пойдут на поддержку бездомных и в социальные фонды.
Дальше слушать не хочется. Я поворачиваюсь обратно к бармену и сталкиваюсь с безразличным взглядом его выцветших, когда-то голубых глаз. Не иначе как мужику болтовня Анжелики тоже не по душе.
Зеленый у нее цвет души, как же. Противно-красный, как запекшаяся кровь или подкрашенный кирпич, никакой не зеленый. Впрочем, если художница с приветом видела свою душу непроходимым болотом или лужей блевоты, то оставалось ей только посочувствовать.
Только времени на сочувствие у меня нет, как нет и часов. Прошло двадцать минут или нет, а сидеть на месте я уже не в силах
Поднявшись на ноги, пошатнувшись на непривычно высоких каблуках, я решаю чуть развеяться.
В зале не протолкнуться, так что я обхожу столпившихся вокруг Анжелики поклонников по широкой дуге: бреду вдоль кожаных диванов и веселых компаний, которым явно давно уже пора прекратить заливать в себя алкоголь. Но бутылок на столиках полным-полно, а кое-где и порошок рассыпан.
Не удивительно, что в клубе самого опасного человека в Майами собираются пусть богатые, но такие же наглухо отбитые гости. Может, половина из них здесь вовсе не ради художницы, как мы с Терри. Сейчас наглотаются всего подряд для смелости, а потом пойдут требовать у Змея денег или прикрытие. Прямо как я. Твою мать, а если он меня и слушать не захочет?
Переступив через чьи-то нагло вытянутые ноги, я сворачиваю в сторону туалетов. Небольшие помещения освещены ничуть не хуже, чем залы в клубе: повсюду неоновые картины, изображающие либо яблоки раздора, либо десятки самых разных надписей. И любит же Змей выпендриваться, оказывается.
Я качаю головой и приоткрываю двери женского туалета, да так и застываю на месте, придерживая ладонью дверную ручку. Девушка в коротком черном платье, задранном чуть ли не до груди, податливо выгибается в объятиях здоровенного амбала. Откидывает назад голову, взмахивая копной густых темных волос, и сама направляет руки амбала – заставляет того сжать ее грудь. Ни один из них даже не оборачивается, когда я едва не роняю сумочку. Для них словно и не существует ничего вокруг.
Ни меня, ни клуба, ни гребаного Змея на втором этаже. Это же, мать его, туалет, сюда может заглянуть кто угодно!
Но девушка лишь шумно стонет и подается бедрами назад, когда амбал вдалбливается в нее с таким остервенением, словно хочет проткнуть насквозь. Твою мать, ну его нахер. Решила, называется, поправить макияж перед тем, как подняться к Змею. Если у него такой бардак в клубе, удивительно, как он до сих пор железной хваткой держит большинство группировок в Майами.
И, развернувшись на каблуках неудобных туфель, я бросаюсь в сторону лестницы на второй этаж. Не оборачиваюсь и не смотрю по сторонам. Пусть даже я наступлю на ногу какому-нибудь мажору или собью с ног Анжелику – хуже моя жизнь уже не станет.
Снизу ничего толком не разглядеть, но свет там будто бы не такой яркий, да и в целом помещения выглядят иначе – стены обиты то ли кожей, то ли тканью, а на полу, судя по ступенькам, лежит паркет. И никаких сумасшедших прожекторов и скачущих между гостями танцовщиц.
– Пропуск? – холодно спрашивает громила у лестницы.
Взгляд у него пустой и безразличный, видно, что ни на какие уловки вроде милой улыбочки или наивного взгляда он не купится. Не купится даже на толстую пачку денег, потому что тогда босс от него мокрого места не оставит.
– Пропуска нет, – отвечаю я просто.
– Тогда возвращайтесь в зал. Для гостей мисс Дюбуа открыт весь первый этаж.
– Но у меня назначена встреча.
Охранник коротко поглядывает на мои яркие синие волосы, на простой макияж и сумочку, которая совсем не подходит ни к платью, ни к туфлям. Это сумочка Шерил – единственная, какую мы сумели найти, когда я собиралась в клуб.
– Со Змеем.
– Как же, как же, – хмыкает он, ни на мгновение не смягчаясь.
Но скрещенные на груди руки напрягаются, а уголки губ опускаются чуть ниже.
Что еще ему сказать? Я рефлекторно повторяю жест охранника и даже топаю ногой, пока не вспоминаю царапину на лице Терри. Кажется, он уже сполна расплатился за наш пропуск на второй этаж.
А если нет, то придется еще минут десять-пятнадцать послушать болтовню Анжелики.
– Я уже говорила с Ксандером на этот счет. Меня привел Терри Льюис.