Глава 14
Прошёл месяц. Месяц напряжённой работы, неловких взглядов, приглушённых смешков за спиной и одного самого масштабного и блестящего рейда в истории их банды. Легенда с эксклюзивным кофе сработала безупречно. Они не просто подслушали переговоры — они получили полную запись сделкі между боссом северян и коррумпированным прокурором. Пленка была уже в руках у нужных людей, а вражеская группировка разбегалась, как тараканы при свете, теряя влияние, деньги и союзников.
Их империя устояла. Более того — она стала крепче.
Вечер был тихим. Они собрались в большом зале главной safe house — не как солдаты после битвы, а как семья. Пусть и fucked up, жестокая, с окровавленными руками, но семья.
Чан сидел в своём кресле, Феликс расположился на подлокотнике, его рука лежала на плече Чана. Хёнджин и Чанбин о чём-то спорили на повышенных тонах, но без злобы. Сынмин, уткнувшись в планшет, изредка вставлял убийственные ремарки. Чонин разливал по бокалам выдержанный виски.
Минхо сил на диване. Его трость стояла рядом, уже больше как символ, чем необходимость. Он смотрел на всех них, и в его груди было странное, тёплое и тяжёлое чувство. Он был здесь. Снова. Не заслужил, но его допустили обратно.
Дверь открылась, и вошёл Джисон. Он принёс пиццу. Много пиццы. Его взгляд метнулся к Минхо, быстрый, нервный, и сразу же отскочил. С того дня «йогуртового инцидента» они избегали оставаться наедине. Работали слаженно, но между ними висела стена невысказанного.
— Эй, щенок, давай сюда эту вкуснятину! — крикнул Чанбин.
Джисон ухмыльнулся и поставил коробки на стол. Началась обычная давка, смех, перебранка из-за кусков с double pepperoni.
Минхо не двинулся с места. Он наблюдал, как Джисон смеётся, отбиваясь от Чанбина, и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. То самое «слабое место», о котором говорил Сынмин.
Чан поднялся с кресла. Разговор стих. Все взгляды обратились к нему. Он взял свой бокал.
— За победу, — сказал он просто и поднял бокал.
— ЗА ПОБЕДУ! — прогремело в ответ.
Выпили. Запили пиццей. Обстановка снова стала развязной.
Чан подошёл к Минхо и сел рядом с ним на диван. Молча. Просто сел. Это было важнее любых слов.
— Спасибо, — тихо сказал Минхо, не глядя на него. — За шанс.
— Не благодари, — так же тихо ответил Чан. — Ты его отработал. С лихвой. — Он сделал паузу. — Но это не значит, что я тебе доверяю.
Минхо кивнул. Он понимал. Доверие — это не валюта, которую можно заработать одной удачной сделкой. Это долгий путь. Возможно, всю жизнь.
— Я знаю, — сказал он.
Чан посмотрел на него, потом его взгляд переметнулся на Джисона, который что-то оживлённо рассказывал Феликсу.
— И с ним... — он начал и запнулся, подбирая слова. —...будь осторожен. Он... хрупкий. Внутри. Не смотри на его ухмылку.
Минхо снова кивнул. Он это знал. Он видел эту хрупкость каждый раз, когда их взгляды случайно встречались.
Чан хлопнул его по колену и поднялся, чтобы присоединиться к Хёнджину.
Минхо остался сидеть. Он чувствовал на себе взгляд. Он поднял глаза и поймал взгляд Джисона. Тот быстро отвернулся, но было поздно.
Минхо поднялся, взял две банки холодного колы со стола и направился к нему. Вся компания была занята своим, но он чувствовал, как несколько пар глаз следят за ним украдкой.
Он остановился перед Джисоном и протянул ему одну банку.
— Держи.
Джисон взял банку, его пальцы слегка дрожали.
— Спасибо, — пробормотал он.
— Выйдем? На балкон. Подышим, — сказал Минхо. Его голос не дрогнул, хотя внутри всё сжалось в комок.
Джисон посмотрел на него с удивлением, потом кивнул.
Они вышли на холодный ночной балкон. Дверь закрылась, приглушив шум вечеринки. Здесь было тихо. Город сверкал внизу огнями.
Они стояли молча, потягивая колу. Написание висело между ними, густое и неловкое.
— Минхо... — начал Джисон.
— Джисон... — одновременно начал Минхо.
Они замолчали.
— Я не жалею, — выпалил Минхо, глядя прямо перед собой на огни города. — О том... что произошло тогда.
Джисон обернулся к нему, его глаза блестели в темноте.
— Да? А я жалею. Что нас прервали.
Минхо посмотрел на него. На его серьёзное, не по-детски взрослое лицо. На его губы.
— Значит... — Минхо сделал шаг вперёд. — Нам нужно это исправить.
Он прикоснулся к его лицу, проводя пальцем по линии скулы. Джисон замер, его дыхание застряло в груди.
— Ты уверен? — прошептал Джисон. — Я... я не хочу быть твоей ошибкой. Снова.
— Ты не ошибка, — твёрдо сказал Минхо. — Ты... ты хаос. Ты боль в заднице. Ты гениальный щенок, который сводит меня с ума. Но ты не ошибка.
И он поцеловал его. Медленно. Внимательно. Совсем не так, как тогда, в порыве ярости и страсти. Это был поцелуй-обещание. Поцелуй-исследование. Поцелуй-извинение.
Джисон ответил ему с такой же нежностью, отдаваясь полностью, его руки обвились вокруг шеи Минхо, притягивая его ближе.
Они не видели, как за стеклянной дверью собралась вся их fucked up семья. Чанбин ухмылялся, делая неприличные жесты. Чонин тихо свистел. Хёнджин качал головой, но улыбался. Феликс прижался к Чану, который смотрел на них с тем самым усталым пониманием. Даже Сынмин снизошёл до комментария:
— Кажется, протокол безопасности окончательно скомпрометирован. Предлагаю признать его недействительным и перейти к празднованию.
Чан вздохнул, открыл дверь на балкон и громко сказал:
— Или вы там скоро закончите, или я вас обоих выброшу с этого балкона. Идите сюда. Ваша пицца стынет.
Минхо и Джисон разорвали поцелуй, покрасневшие, запыхавшиеся, но смеющиеся. Они посмотрели друг на друга, потом на всех остальных.
— Идите к чёрту, — сказал Минхо, но его голос звучал счастливо.
— Вы все — voyeurs, — добавил Джисон, но его ухмылка была самой широкой за долгое время.
Они вернулись внутрь, рука об руку. Их встретили хохотом, подколами и стаканами виски.
Их мир не стал идеальным. Шрамы остались. Доверие всё ещё было хрупким. Враги не исчезли. Но в эту ночь, в этой комнате, среди своих — таких же сломленных и восстановленных, таких же грешных и прощённых — они были целыми. Они были семьёй. Со своим fucked up, но нерушимым кодексом.
Семья — это не те, кто не предаёт. Семья — это те, кто находит силы простить предательство и дать шанс искупить вину. Даже если этот шанр — последний.»* — Бан Чан.