JANK

Все когда-то случается в первый раз, и однажды случившись, с легкостью повторяется снова и снова, и даже тогда, когда кажется, что все это закончилось навсегда...

Я отлично помню этот странный во всех пониманиях день. Серый грязный подъезд в восьмиэтажном панельном доме, место совершенно незнакомое, но нахожусь я тут отнюдь не случайно. Только что меня познакомили с африканцем по имени Джим. Так ли его звали на самом деле, мне не известно, да и не важно в принципе, главное, что у Джима было то, что мне сейчас очень нужно. Сердце волнительно стучит, и готово выпрыгнуть из грудной клетки, ведь сегодня я решился на очень странный шаг в своей жизни. Я решил стать частью «Jank», но пока ещё до конца не осознал готов ли я принять это. Джим раскрыл свою черно-белую ладонь и добродушно ощерился своим белозубым ртом:

— Ти, хочишь Сьюзи? — спросил Джим, глядя на меня своими прозрачными глазами,

— Сюзи, очинь послушный, и стоит совсем недорого!

Я покосился в приоткрытую дверь квартиры, где, скорее всего, находилась мифическая Сюзи, тело которой мне сейчас продавал черный «негр», и подумал про себя: «Ах, ты наглая рожа, что ты все улыбаешься? Какая к черту Сьюзи? Ты серьезно?»

Я посмотрел в раскрытую ладонь Джима, в которой лежали свернутые фантики от «Stimorol», а затем молча достал «кэш», и саркастически улыбаясь, помахал ими перед его лицом. Джим перестал улыбаться, и приняв деловое выражение лица, двумя пальцами вытащил купюры из моей руки, и отправил их к себе в карман. Затем, опять улыбаясь, медленно протянул мне то, за чем я к нему пришел и хрипло повторил:

— Хочишь, Сьюзи?

«Мой старый двор, мои стоптанные ботинки опять бредут по твоим переулкам. Мое сердце навечно принадлежит уютному ретриту полупустых улиц и сгорбленных под тяжестью времени домов. Оно соединяется с твоей хрупкой и ранимой душой, и готово принести себя в жертву твоему непорочному алтарю: «Я бесконечно тебя люблю! Я сроднился с тобой навсегда, я знаю каждую твою трещинку на асфальте и каждый твой поворот. Я вытираю со своих щёк счастливые капли твоего дождя, я плачу и смеюсь вместе с тобой»

Старая, знакомая с детства, скамейка под ветвистым желто-красным кленом. Капает дождь, а я сижу прячась от посторонних взглядов, засунув руки в карманы осенней куртки. Светит тусклый фонарь, капли дождя бьют по козырьку бейсболки, и шипят на тлеющей сигарете торчащей из моих губ. Сегодня, впервые в своей жизни, я прикоснулся к запретному яблоку познания, удовольствия и греха.

Джим меня не обманул, и, насколько я мог судить, товар у него был действительно отменный. Спустившись на два этажа ниже и бросив куртку на грязную лестницу, я осторожно высыпал содержимое фольги на обложку паспорта. Скрутив долларовую купюру, я осторожно вдохнул белую полоску на чёрном формате. Закурив сигарету я плюхнулся на лестницу и стал прислушиваться к своим ощущениям, но, к моему разочарованию, ничего не изменилось. Ничего не изменилось, и по дороге домой, когда я сидел в углу вагона метро, и по пути от метро до моего района. Поэтому, я заскочил в первый знакомый подъезд, и добавил ещё один вздох вдогонку. Купив в ночном магазине пачку сигарет и воду, я пошёл пешком, разбрасывая осенние листья и разбрызгивая воду из луж, в окружении серого табачного дыма. Внезапно, я почувствовал приступ мягкого, ранее не познанного тепла, которое побежало по моим девственным венам расслабляя мышцы и проясняя сознание. Будто кто-то неуверенно постучавшись в окно, топтался на пороге ожидая разрешения войти. Я отворил двери и отошёл в сторону, приглашая этого странного господина в свой тихий дом.

Прислушиваясь к незнакомым ощущениям, я присел на скамью, и расслабившись закрыл глаза. Запрокинув голову я бесконечно долго сидел в одной позе, разглядывая потустороннее измерение. Приятно чесалось лицо, да и все тело радостно откликалось на малейшие прикосновения, а через какое-то время я впал в медитативную релаксацию такой силы, что возвращаться из неё, в этот убогий и скучный мир, мне совсем не хотелось. Это был вменяемый транс — я все прекрасно понимал, но двигать своим телом мне было абсолютно лень. Я боялся пошевелиться и потеряв ступеньки в рай, спугнуть это необыкновенное чувство свободного погружения в голубую сияющую бездну. Я превратился в хрупко-ранимый цветок красно-алого цвета, одиноко торчащий в бескрайне зелёном поле, за которым высились нерушимые горы покрытые белым и вечным снегом. Я стал белой невесомой пылью, песком, который бежит неуловимой струей в колбе песочных часов.

Надомной качались кроны желто-красного клена, одинокий фонарь над скамейкой светил своим тоскливым светом, капал мелкий дождь, хлопали двери подъездов, бежала цепная реакция жизни, сухая моторика естественного хода событий и драматических развязок. Пустословие, ложные идеалы и направления, патриотизм и скопления, разлуки и совпадения. Вся эта размеренная жизнь, мне вдруг показалась дико интересной, но, все же, я стал рассматривать ее совершенно под другим углом. Я фиксировал все откровения посетившие меня в этот момент, складывая и рифмуя про себя сюжетные линии, связывая их в единое целое. В душе зашевелилась необыкновенная тяга к творению, жажда прекрасного и поэзия граничащая с безумством.

Ближе к ночи, промокший до нитки, я вернулся домой. Налив доверху ванну, разделся и с наслаждением погрузился в горячую воду. Закурив «Marlboro» и включив нетленных «The Cure», медленно потягивая холодное пиво, я предался глубокой релаксации...

Крепко сжав горящий факел в своих руках, я острожно ступил на петляющую тропу, ведущую сквозь каменное ущелье. С треском полыхал огонь, а сгорбленных тени в страхе шарахались от меня во все стороны, пряча свои хищные тела в тени деревьев. Вокруг была неприглядная тьма, в которой не было места ранимым каплям света. Я прекрасно осознавал, что для меня нет обратного пути, ведь выбрав эту тропу, я должен был идти по ней до самого конца. Вскоре тропа, по прежнему петляя, вывела меня на старый, разрушенный временем причал, к которому была привязана утлая деревянная лодка. Я оттолкнулся от берега и медленно поплыл по глянцевой воде, влекомый холодным подводным течением. Я лёг в качающейся лодке, и отдался свободному выбору влекомой пустоты. Происходящее со мной, было сознательным выбором — мои исследования привели меня в это темное место, и теперь подчиняясь свободному течению я спускался вдоль скалистых берегов Стикса, в царство мёртвого Аида.