7 глава.
Никогда еще Мирасаки не приходилось собираться с силами, чтобы с кем-то поговорить. Особенно, если это был Биншань. С клинком разговаривать было легко: он внимательно слушал, изредка спрашивал, если что-то не понимал, что-то говорил в ответ, сглаживая острые углы, если екай высказавался чересчур резко. Но сейчас были другие обстоятельства, а подобная тема разговора и вовсе никогда не поднималась между ними.
Разговор был о девушках. Не о множестве девушек, а вполне себе двух конкретных леди, к которым Мирасаки был неравнодушен. Если насчет первой, Деи, демон был уверен. Он знал, что чувствует и думает о ней, но Ила… Насчет нее не стоило и вовсе думать, потому что в голове путались все разумные мысли, а в груди неприятно кололо.
Это не было связано с каким-то внутренним чутьем, нет, это не было фантомной болью, оно было реально и было похоже на пытку раскаленными иглами — только кололи прямо в сердце, заставляя застыть на одном месте. Казалось, что кто-то или что-то было против того, чтобы Мирасаки думал о новой знакомой, пленившей его душу своей музыкой. Грешным делом мелькала мысль, что он предает Дею, все свои чувства к ней, свою любовь, забыл о своем обещании найти ее сына и позаботиться о нем.
Сейчас бродячая музыкантша была намного реальнее, чем его первая любовь с нежными поцелуями, жаркими ночами на мягкой постели, поеданием малины и персиков. Девушка была здесь, приходила к нему с гитарой и играла мелодии, уносившие его тревогу. С ней было спокойно, с ней терялось время, а вечера стали лучше, чем прежде, ведь больше не приходилось коротать время на кухне с Фрикаделькой, мурчащим свои кошачьи песенки.
— Может ты уже зайдёшь?
Дверь открылась сама по себе и по коридору из чужой обители пролился ароматный пар.
— Тебе не кажется, что твоя любовь к благовониям нас убьет? — осторожно шагнул в комнату Мирасаки. — Как ты вообще тут дышать можешь, ужасно.....
Горло продрал сухой кашель. Запах благовоний раздражал все существо екая, хотелось сбежать из комнаты или сожрать одного даосского монаха, который на его попытки начать нормально дышать только лукаво улыбался.
— Биншань... — было начал Мирасаки, но тут же был перебит.
— Хорошо, хорошо, сейчас уберу.
Щелчок, и море пара в обители просто испарилось, а запах сандала исчез. Дышать тут же стало легче. Все-таки такие методы очистки своего тела и духа явно не подходили для демона. Запах сандала вызывал тревожность, а за ним резкое желание сбежать из этой комнаты.
— О хвала твоим святым, наконец-то ты не будешь меня травить этим ужасом! — съязвил екай, подобравшись к чужой кровати и вольготно на нее усевшись.
— Будешь язвить, верну все на место, — миролюбово молвил дух, мгновенно оказавшись перед ним.
Он элегантно оправил ханьфу и сел прямо на пол, где материализовалась вполне удобная подушка. Взгляд Биншаня ничего не выражал, он просто смотрел прямо в глаза Мирасаки, ожидая пока тот начнет говорить.
— Мне тяжело, — выпалил наконец демон спустя неловкие десять минут молчания.
— А кому не тяжело, шиди? — возразил Биншань и, получив в ответ раздраженный взгляд, произнес. — Хорошо, говори дальше, обещаю слушать спокойно.
— Прекрати меня называть "шиди", мы даже не из одного ордена и вместе не обучались.
— Мы заключены с тобой в одном месте, так что вполне себе могу себе позволить называть тебя моим младшим братом по заточению.
Тяжелый вздох вырвался из груди Мирасаки. Биншань был так же неисправим, как и собственно их заключение в Доминик. Оставалось только смириться с тем, что к нему приклеилось это глупое "шиди".
Это началось еще с того момента, когда Биншань появился в особняке. К новой сущности Мирасаки отнесся с большим недоверием — он не знал, что может быть у нее на уме, принудительно запертой в огромном особняке. Они прожили около двух месяцев, никак не контактируя друг с другом. Сущность, оказавшаяся достаточно быстро адаптирующейся, засела в библиотеке, перечитывая книгу за книгой, а Доминик подкидывал ему все новые свитки.
За это время Мирасаки обследовал обновления в особняке. На нижнем этаже появилась новая дверь — благодаря ей он узнал, что сущность прибыла прямиком из Китая. С одной стороны, стоило сообщить сожителю о том, что у него есть выход в родной мир, но с некоторыми ограничениями, но с другой — к библиотеке не хотелось приближаться — к ней демон подходил только чтобы оставить еду для нового жителя.
Новые знания казались сущности бесполезными, если она не могла их с кем-то обсудить. Это и стало точкой соприкосновения с молчаливым и покорным сожителем. Сущность вещала, а Мирасаки терпеливо сидел и слушал, пока в один из таких дней обсуждения и пыток несчастных мозгов екая, сущность не начала совсем иной диалог.
— Тебе не интересно меня слушать?
Мирасаки помолчал, поднял голову и наверно впервые за несколько месяцев заговорил. Голос его слегла хрипел, как после болезни.
— На самом деле, вы хорошо рассказываете, но я и правда не понимаю большинства вещей, о которых слушаю здесь.
Сущность сощурила свои узкие желтые глаза, а красивые тонкие губы искривились в улыбке. Мурашки пробежали по спине, но Мирасаки даже не дернулся. Он буквально жил внутри огромного демона, который в случае опасности мог его защитить.
— Ценю честность. Что ж… Может наконец познакомимся, мой нелюдимый шиди? — голос сущности зазвучал будто бы внутри него самого.
— Мирасаки Сетта, екай родом из Осаки, больше ничего о себе не помню, достаточно для вас… Кто вы вообще? — юный демон насмешливо хмыкнул, осматривая сущность сверху или вниз.
— Хэй Биншань, дух кинжала, который ты так любезно вчера прибрал на кухню... может быть вернёшь его мне? Знаешь ли, не очень приятно знать, что твое тело лежит среди каких-то второсортных ножей.
— Второсортны ваши речи, госпожа Хэй, а мои ножи идеальны, — съязвил в ответ Мирасаки, глядя на духа холодным взглядом.
Сущность лишь продолжала улыбаться, положив голову на довольно когтистую руку. Интересно, а могла ли она вспороть ему горло такими коготками? Наверно да, и наверно намного быстрее, чем бы сам Мирасаки сообразил достать нож для защиты. Что ж, его противница была не так безобидна, как казалось изначально, но перестать язвить ей в ответ екай просто не мог: он соскучился по живому и колкому общению, которого Доминик дать ему не мог, к сожалению, и в остроумии и едкости фраз приходилось тренироваться на мягкой подушечке, перед которой он потом извинялся и обнимал во сне.
Здесь же был реальный собеседник… Точнее, собеседница. Хорошо, допустим так. Явно была умна, опасна, хорошо подвешена как в боях, так и в словесных баталиях — острый клинок, верно служивший своему хозяину
Конечно, постичь причину почему Доминик затащил ее к себе, Мирасаки не мог, слишком странный принцип отбора жителей был у огромного демона. Возможно ему просто было одиноко, возможно он просто хотел набрать достаточно сильных демонов, откормить их и вкусно откушать.
— Ты вообще меня слушаешь, шиди?
Глубокий кошачий голос влился в уши, будто магия гипноза, и Мирасаки слегка вздрогнул фокусируя взгляд на сидевшей перед ним сущности. В тот же момент его глаза резко округлились.
— Так ты не женщина?! — неожиданно вырвалось у екая.
— Никогда ей не был, — звонко хохотнул сидящий дух. — Но женский облик позволяет быстрее завладеть чужим вниманием, не отрицай, ты ведь купился. Я видел, что ты явно не в мои глаза пялился, шиди, — Биншань хмыкнул, смотря на потерявшего самоконтроль Мирасаки.
Шок Мирасаки не отпускал больше недели, пока дух как назло превращался в красивую женщину, как только видел екая в поле своего зрения. Со временем он привык к причудам своего сотоварища по жизни в утробе другого демона, даже немного подыгрывая ему, начиная ворчать как старый отец на неразумную дочь.
С годами Биншань стал подобен реке — спокоен и текуч, его комната стала пристанищем для измученной души екая, а их разговоры все больше затрагивали нечто возвышенное, хотя все так же перемежались с обменом колкостями. Прозвище "шиди" — младший брат по заточению — так и закрепилось за Мирасаки, и как бы он не пытался от него отстраниться, Биншань упорно продолжал его звать этой кличкой, ставя его на место.
— Шиди? Может ты вернешься из своих грез о своей ненаглядной музыкантше и наконец сможешь мне внятно объяснить, что с тобой происходит? — клинок недовольно стукнул екая длинным свитком. — У меня помимо тебя есть дела, мне нужно…
— Разобрать все свитки с историческими событиями по дате и переписать то, что с годами испортилось, — продолжил Мирасаки, морщась от удара. — О музыкантше я как раз и хотел поговорить… И с чего ты взял, что она моя?
Опешив, он даже на мгновение замер. В таком статусе он Илу не то, чтобы не видел, Мирасаки даже не мог мечтать о том, чтобы видеть его своей спутницей. Сегодня она с ним, а завтра уедет в другой город и забудет обо всем, стерев из памяти вечера, когда она пела и учила его играть на гитаре. Звучало в действительности слегка печально. Представить рутинные вечера с книгами, на кухне, в окружении самых близких теперь становилось как-то нереально. Но кто мог гарантировать, что его взаимоотношения с этой девушкой не стали такой же рутиной для него?
— Ты ко мне приходишь поговорить или просто подумать? — Биншань снова стукнул его свитком и отошел в сторону, скрывшись за полкой.
— Нет, я пришел спросить совета. Не знаю я, что мне делать, в конце концов!
— О, вот и на агрессию сорвался, — задорно прокомментировал Биншань, шелестя бумагами. — А ты с ней поговорить не думал, а не со мной? Я ведь не Ила, так ее зовут вроде? Так вот, я не она, и в голову ей не залезу, будь смелее, спроси прямо.
Мирасаки возмущенно подскочил.
— Я так не могу, ты понимаешь это?
— Дею ты завалил в свою постель спустя неделю ваших отношений, притом что не уточнял, какие у нее к тебе чувства, — на секунду дух показался из-за полки, которая начала раздражать екая тем, что не давала посмотреть в лицо тому, кто так прямолинейно отзывался о его проступках.
— Она была одинока и завалила в меня первой, — возразил Мирасаки. — Не искажай факты.
— Побрал бы Будда тебя, шиди, — Биншань наконец появился из-за полки и медленно проплыл к столу. — Она прямолинейна, умна, красива и талантлива, ты не мог этого не заметить. И все равно не можешь поговорить с ней о своих чувствах?
— Не знаю, я не пробовал даже начинать этот разговор... В последние вечера она учит играть меня на гитаре, времени на разговоры не было.
— Тогда почему не попробовать поговорить с ней сегодня?
Это стало точкой в их разговоре. Оставалось ждать лишь встречи с Илой, не зная, придет ли она сегодня. Неприятное предчувствие подпитывало его мрачные мысли о предстоящем диалоге с девушкой. Что она скажет? Откажет ему? Попросит забыть ее? Мирасаки казалось страшным даже предполагать, что могло его ждать.
Оставалась всего пара часов до заката, когда с улицы послышалось мелодичное перебирание струн уже до боли знакомой гитары. Подумать только, за такой короткий промежуток времени эти звуки стали чем-то родным, хорошо узнаваемым. Даже более того, желанным.
Не много времени понадобилось для раздумий, прежде чем екай решил спуститься вниз. Или... Слово «решился» здесь подойдет куда больше. Сердце бушевало, так и грозя выпорхнуть из груди, навстречу доносящейся с улицы мелодии, в то время как тело было скованно. Непонятно, чем именно. Страхом, чувством того, что пойдя туда, он предаст свою истинную и единственную любовь, робостью перед этой загадочной незнакомкой, что смогла в столь короткие сроки овладеть его разумом? Мирасаки и сам не знал. И, тем не менее, он медленными шагами двинулся к выходу из особняка. Медленными, потому что демону нужно было перевести дух прежде, чем он краем глаза заметит знакомую макушку. Ему казалось, что, увидь она его сейчас, он бы просто сгорел со стыда из-за собственной уязвимости и беспомощности, что читались в его глазах. Скорее всего, она бы заметила. Вспоминая эти любопытные и внимательные синие глаза, Мирасаки мог с уверенностью сказать, что заметила бы.
А потом издевалась.
И этого, откровенно говоря, ему совершенно не хотелось. Сегодня он был настроен на серьезный разговор между ними. Как-никак, нужно было прояснить ситуацию. В первую очередь, для самого демона, который метался из крайности в крайность из-за собственной нерешительности и любви к надумыванию.
Как только ноги коснулись земли двора, с уст екая слетел резкий выдох. Ну же, пора наконец приходить в себя.
Натянув на себя как можно более серьезный и собранный вид, мужчина двинулся в сторону хорошо знакомой лавочки. И стоило ему только переступить ворота, чтобы завернуть в сторону его цели, как мелодия тут же прекратилась, сопровождаемая зорким взглядом, устремленным в его сторону. Ну точно, пропал. Это было очевидно с самого начала.
Девушка, как ни в чем ни бывало, помахала рукой и поставила инструмент рядом с собой, внимательно наблюдая за приближающимся екаем и держа в одной руке что-то, что было скрыто от взгляда Мирасаки, с озорной улыбкой на губах.
— Добрый вечер. Приятно видеть тебя в здравии вновь, Мирасаки.
Хоть с их прошлой встречи прошло не так уж и много времени, и ёкай давно сказал девушке свое имя, все же было очень уж непривычно слышать его из ее уст сейчас. Казалось, будто оно звучит как-то по-особенному, исходя от нее. Может быть, она намеренно так выделяла его? Все может быть.
Но демон отмахнулся от этих мыслей через долю секунды после их возникновения, и просто кивнул в ответ.
— Здравствуй, Ила. И мне тебя... Тоже приятно видеть.
Говорит он осторожно, подходя ближе к девушке со сложенными перед собой руками. Несмотря на свои опасения, Мирасаки странным образом почувствовал некое облегчение, когда вновь оказался в присутствии музыкантши, и чуть было не испустил вздох облегчения, но вместо этого уголки его губ тронула лёгкая усмешка, подстать той, что была на лице у собеседницы.
Но уже через пару мгновений она сменилась удивлённым выражением, когда девушка вдруг подскочила и нацепила что-то ему на голову, внезапно оказываясь просто непозволительно близко, что заставило сердце екая пропустить удар, после чего он недоуменно отпрянул и поднес руку к голове. И сразу же кончики его пальцев коснулись мягких лепестков, и черты его лица смягчились. Мужчина снял с себя венок и покрутил его в руках, пальцами оглаживая цветки.
— Напугала меня до чёртиков. И все ради этого несчастного венка? Я думал, что ты вдруг захотела жизни меня лишить, — притворно-недовольным тоном проговорил ёкай, чуть усмехаясь и поднимая глаза на музыкантшу, что пристально наблюдала за реакцией демона, сложив руки на груди.
— Несчастный? Отнюдь. Как минимум потому, что был создан моими умелыми и виртуозными руками, — девушка чуть потрясла запястьями, браслеты на которых задорно зазвенели, приковывая к себе взгляд, я затем усмехнулась, — А теперь будет красоваться на твоей светлой голове. Если только, конечно, этот господин не пожелает обидеть меня и не избавится от моего особенного подарка.
Мирасаки помотал головой, чуть погодя в раздумьях. Особенный? Ему хотелось верить, что это не было синонимом к слову "прощальный". Три дня пролетело с того времени, как демон встретил девушку. Обычно по прохождении этого срока бродячие музыканты уже покидали город. Поэтому формулировка заставила мужчину слегка напрячься, а его выражение лица помрачнеть.
— Особенный? Полагаю, это связано с каким-то событием, которое нужно ознаменовать. Не о своем ли отъезде ты толкуешь с помощью этой безделушки случайно?
"Ради всего святого, не отвечай положительно. Мне ещё столько нужно с тобой обсудить. Мне нужно ещё хотя бы раз услышать твою игру. Сыграть вместе с тобой, как я и обещал. Мне нужно... Нужно, чтобы ты осталась. Пожалуйста", — мысленно взмолил Мирасаки, чуть сильнее сжимая венок в своей руке, сам того не желая, сминая нежные цветки в своей ладони.
Девушка в ответ лишь помотала головой и уселась обратно на лавочку, закидывая ногу на ногу.
— Нет-нет-нет. Слишком рано вы меня выпроваживаете, господин. Я задержусь здесь как минимум ещё на пару дней. Кибитка, на которой мы странствуем, к сожалению, сломана. И пока наш человек чинит ее, увы, далеко уйти мы не сможем.
Мирасаки расслабляется вновь, и теперь уже сам подходит к лавочке и присаживается рядом с девушкой, прикрывая глаза.
Если бы весь тот монолог про чувства был озвучен демоном вслух, то сейчас он бы с облегчением сказал девушке "спасибо". Хотя, наверное, нужно благодарить лишь судьбу, которая сделала так, что она вынуждена остаться в Лондоне на более долгий срок. Судьба...
— Это значит, ты сможешь ещё сыграть для меня. Какая замечательная новость.
Говорит он в ответ и косится взглядом на гитару, которая стояла рядом с ним. Гриф инструмента оплетается длинными пальцами, прежде чем его передают девушке.
— Прошу.
Говорит ёкай в вежливой манере, и в его глазах отчётливо читается просьба.
Для себя он решил, что разговор может подождать. Из-за своего собственного волнения он все равно не смог бы связать и пару слов, поэтому расслабиться сейчас бы не помешало. А что может помочь расслабиться лучше, чем хорошая музыка? В случае с ним — ничто.
И девушка довольно охотно идёт на поводу — забирает инструмент из рук знакомого и умощает его на коленях, на пробу проводя вниз по струнам и вдыхая прохладный вечерний воздух. Настраивается. Прежде чем вновь заставить екая на секунду задержать дыхание в восхищении и прикрыть свои глаза.
Ему это никогда не надоест. Никогда.
Слушать, как ее пальцы умело бегают по грифу, щипают струны и с лёгкостью заставляют инструмент подчиниться ее духу, заиграть так, как ей нужно и высвободить всю его истинную красоту. Прелестно. Просто прелестно.
А венок все так же покоится в ладони умиротворенного демона, что теперь мягко поглаживает лепестки большим пальцем, наслаждаясь их нежностью и податливостью в его руках. На пару секунд ёкай бросил взгляд на свои колени, чтобы разглядеть венок получше, и его губы расплылись в улыбке. Давно, уже очень давно ему не приходилось принимать какие-либо знаки внимания. И это было... Приятно. А цветы ещё и были яркого, жёлтого, почти золотистого цвета.... В тон его глаз. На белоснежных волосах, наверное, смотрелись просто чудесно. Жаль только, что ему не удалось пока это проверить. Дурак, сам из-за своего глупого испуга потерял возможность насладиться ноской этого изделия. Руки потянулись вверх, и венок снова умостился на голове, обрамляя демонические рога.
Выглядело забавно, если посмотреть на это со стороны. Демон, носящий венок из цветов? Да и слегка непрактично это было... В первую очередь из-за рогов, которые мешались. Оставишь венок позади них — его будет просто-напросто не видно. Наденешь поверх — будут скатываться на лицо.
Но что уж ни сделаешь, если хочешь наконец почувствовать себя ценным. Тем, о ком вспоминают с улыбкой на устах, кому тщательно подбирают подарок, продумывая каждую деталь. Тем, к кому хочется возвращаться.
Почувствовать себя... Любимым.
От этой мысли в груди недвусмысленно закололо. Не метафорически, а вполне себе ощутимо. Физическая, резкая, боль пронзила сердце внезапно, будто возвращая в чувство. Из-за этого на мгновение выражение лица екая изменилось, а кожа побледнела. Из-за одного особенно болезненного сокращения сердца.
Одного хватило, чтобы выбить его из колеи и напомнить, что то, что сейчас происходит, не до конца правильно. И в этом нет вины девушки, что до сих пор увлеченно играет на своем инструменте с закрытыми глазами, отдаваясь приятной неге, развивающейся по телу из-за вибрации инструмента, лежащего на коленях. Нет. Она невиновна. Он — единственный, кто посмел забыть.
Через пару мгновений мелодия достигает своего логического завершения, и девушка приглушает рукой струны, тяжело вздыхая, наполняя лёгкие воздухом и медленно выпуская его наружу. Улыбка не спадала с ее лица с тех пор, как она пришла сюда, но слегка притупилась из-за одного взгляда, брошенного на демона.
— Ты в порядке?
Задаётся вопросом она обеспокоенно. Каждый раз, приходя сюда, музыкантша наблюдает нечто подобное. Стоит екаю расслабиться хоть на мгновение — и его тут же сковывает что-то изнутри.
На этот раз он быстро приходит в себя и качает головой.
— Да. Все хорошо. Я в норме. Просто вспомнил кое-что очень важное, — ёкай переводит взгляд обратно на свои колени и задумчиво осматривает свои ладони, на которых, едва заметно, покоилась пыльца с тех цветов, что ещё недавно красовались у него в руках. Мужчина инстинктивно потирает место, где скопилась пыльца и растирает ее меж пальцев под слегка недоумевающие взгляд спутницы. Девушка молчит, не желая прерывать его. Как и в прошлый раз.
Она ни словом не обмолвилась, когда он вдруг подскочил со скамейки и начал теряться между мирами. И сейчас все так же молча наблюдает, просто находясь рядом. Не наблюдает, а следит. Внимательно глазами пробегается по стану Мирасаки, вбирая в себя малейшие крупицы информации: опустившиеся плечи, будто из-за тяжёлой ноши, хаотичное движение пальцев рук, пустой взгляд. Следила так внимательно, будто готова была в любой момент при появлении каких-либо изменений в состоянии мужчины, сидящего рядом, начать действовать.
Но затем она отвернулась, возвращаясь к инструменту и заводя ещё одну мелодию. Респевную, медленную... Приносящую умиротворение.
Ёкай сразу же уловил ее, с самых первых нот. И перевел взгляд на девушку, которая играла незамысловатый перебор, но теперь уже не закрывая глаза — она смотрела перед собой, в даль. Находясь будто в трансе и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Вновь завораживает, чертовка. Даже без магии ей удается приковать к себе внимание Мирасаки, и тот не может себя за это не корить. За то, что воспринимает ее музыку не как обычную игру бродячих музыкантш, которую ему приходилось слушать сотни раз до этого. А как милую сердцу отдушину. Так быть не должно. Никто бы не смог сравниться с ней. С такой далекой и недосягаемой. Нежной, чуткой и податливой. Деей.
И, на самом деле, Иле и не нужно было на нее равняться. Сейчас, когда Мирасаки задумывался об этом, та мелодия, которую она играла в первый раз, которая так была похожа на ту, что играла Дея... Она ведь была совершенно другой. Это его сознание решило совершить неожиданную подмену, заставив его поверить в то, что она была той самой. Потому что демон отчаянно не хотел верить, что музыка, исполненная другой женщиной, сможет возбудить в нем те же эмоции, что и музыка его бывшей возлюбленной.
Теперь Мирасаки это понимал.
Его плечи расслабились, а на губах появилась лёгкая улыбка, и теперь уже он одаривал девушку внимательным и изучающим взглядом.
— Вот же. Как малый ребенок, честное слово. Опять ведь не поговорит, — где-то из окна приговаривает Биншань, вальяжно раскинувшись на одном из подоконников особняка и наблюдая за тем, как парочка взаимодействует друг с другом. Теперь он начинал сам понимать, какое действие оказывала на него эта барышня. И почему тот не мог заговорить с ней. Из несвязной болтовни екая ранее было тяжело уловить хоть что-то. Но смотря на происходящее... С ней было приятно просто молчать. Музыка заменяла им разговоры, объяснения в чувствах, была их точкой соприкосновения. Хотя, по рассказам Мирасаки ранее можно было предположить, что она и собеседницей была неплохой. Только вот, говорили они все время на какие-то отвлеченные темы. Два дурака.
А если так подумать, может быть и не дурака, если вспомнить о том, что встретились они относительно недавно. Стоило ли откровенничать на этом этапе? Может быть, оно и к лучшему, что они молчат. Скорее всего, если бы открыли рты, то только бы оттолкнули друг друга.
Музыка вновь замолкает, и теперь Ила сама тяжело вздыхает, кладя подбородок на инструмент, подпирая его рукой в задумчивости.
Пару секунд они молчат, просто наслаждаясь тишиной. Но затем девушка заводит разговор.
— Как-то... Странно все это.
Неоднозначная фраза заставила екая вскинуть бровь в удивлении.
— Что именно, Ила? — спрашивает он слегка робко и переводит взгляд на нее, почему-то сам боясь того, что она может сказать дальше.
— Всё это. Наше знакомство. Ваше поведение, господин. Создаётся впечатление, что из-за меня здесь происходит какой-то переполох, — она поворачивает голову в сторону екая, встречаясь с ним взглядом. Лишь на пару секунд, затем он отворачивается, слегка нахмурившись. Ему не нравилось, к чему это все начинало вести, — Моя музыка как-то странно на вас действует. Каждый раз, когда я играю, вы начинаете вести себя... Неоднозначно. И от вас веет... Бурей. Самым настоящим ураганом.
Она решила заговорить первой об этом, значит. Кулаки слегка сжались, и Мирасаки тяжело вздохнул.
— Господин...
—Мирасаки. Ты знаешь мое имя. Поэтому используй его. — он внезапно перебивает, вновь встречаясь взглядом с девушкой. Ну и зачем нужно было это делать? Все будет только сложнее. Сетта, ты идиот.
—... Не так важно, как именно я к тебе обращусь. Потому что вопрос все ещё носит то же содержание. Я хочу знать...
Глаза девушки сузились, и брови слегка сдвинулись к переносице.
—... Какие отношения тебя связывают с музыкой. Почему ты просишь меня вернуться, если страдаешь во время моих визитов.
— Ты не она.
Ила резко вздернула бровь, оглядывая екая, мявшегося перед ней как юная девица перед первым партнером.
— Что?
Не сказать, что она была удивлена — от Мирасаки можно было ожидать что угодно, но сама фраза будто что-то неприятно задело внутри. Что он вообще имел в виду?
Мирасаки вновь замолчал, собираясь со мыслями. Говорить прямо было тяжело, как подвести туманные размышления к сути, он и понятия не имел, словно все его хваленное красноречие исчезло в один миг рядом с этой непостижимой девушкой. Язвить, доказывать свои позицию екай умел отлично, а говорить о чувствах — нет.
— Возможно, я не совсем правильно понимаю то, что происходит. И объяснить себе это сам тоже не могу.
Мирасаки совсем стушевался. Вздох и он протянул руку к гитаре, намереваясь ее забрать у Илы, чтобы сыграть и облегчить себе душу. Руки коснулись струн, мелодия полилась немного фальшивая и нескладная, но звучала она уже намного лучше, чем в прошлые разы.
Мирасаки и не собирался уходить от разговора, но проще было переключить внимание на что-то другое, нежели стоять здесь в потугах что-то сказать. Ему казалось, что Ила и так все понимает: его сумбурные чувства к ней остынут после того, как она покинет город. Сейчас ему не хотелось портить миг их традиционной встречи с музыкой, которую они вдвоем умели читать лучше слов – но увы, порой по-разному.
Безмолвный наблюдатель хлопнул себя рукой по лицу, забыв о своем облике высоконравственного демона. Биншань не смог сдержать ругательств на своего бестолкового протеже и поспешно ретировался от окна. Фрикаделька, умилительно развалившийся на кипе бумаг на столе, получил очередную порцию неожиданных поглаживаний и возмущенную фразу «Я его убью, клянусь тебе, котик!», а после приоткрыл глаза и неспешно исчез из комнаты. Без его помощи ситуация явно накалялась.
Элегантными прыжками кот сокращал расстояние между собой и этой несносной парочкой, уже примерно представляя в своей голове, как будет действовать. Про себя это животное уже давно поняло, что давать Мирасаки свободу в выражении эмоций — все равно, что бросать его с обрыва, не подарив крыльев: обречь на полнейший провал. Поэтому, чтобы наконец заставить его быть честным с самим собой, потребовалось бы применить немного принуждения.... Совсем каплю. Чтобы он сам начал двигаться навстречу своим желаниям и страхам, и смог преодолеть это испытание, на которое же сам себя и обрёк.
Глупый демон, ничего не скажешь.
Вскоре, подбежав к забору — единственному препятствию между им и парой — кот замедлился, делая вид, что он просто гулял по округе. Будто и не имел никаких злостных намерений. Неспеша он подходит к уже знакомой нам лавочке и трётся о ногу девушки, которая с меланхоличным взглядом наблюдала за игрой своего спутника, находясь будто в трансе. Но стоило пушистой шерстке коснуться ее голени, как она тут же опустила голову вниз и ухмыльнулась.
— А я-то думала,что ты больше не появишься, мой друг, — произносит особа и тянется длинными пальцами, чтобы погладить животное за ухом, отчего то блаженно откидывает голову назад и прикрывает глаза. Мирасаки тоже заметил присутствие кота, но не придал этому особого значения, лишь бросив на него секундный взгляд. Он знал, что тот рано или поздно заявится. К гостье он имел особый интерес, и это было видно с самой их первой встречи. Прошлой ночью, когда Ила так же приходила, тот хоть носу и не показал, но сидел и тихо наблюдал за их встречей исподтишка, медленно покачивая хвостом и недовольно фыркая. Не один Биншань был раздражен этими двумя.
Тем временем Фрикаделька уже успел нагло запрыгнуть на чужие колени, удобно располагаясь на них и с жадностью ластясь к рукам теперь уже знакомой и приятной девушки, которая не могла отказать, зарываясь пальцами в черную шерсть с легким смешком, срывающимся с ее губ. Потеряв бдительность, она и не заметила, или не захотела останавливать, кота, который вместо того, чтобы спокойно улечься и поспать, утопая в блаженстве из-за прикосновений, уже встал на задние лапы и стал потираться мордочкой о девичье лицо, передние лапки оставив покоиться на ее груди.
Тут уже Мирасаки слегка напрягся, хмурясь и приостанавливая свою игру на инструменте.
"И что же ты задумал, маленький дьявол", — думал он, наблюдая за ситуацией. Со стороны легко могло показаться, что он будто ревнует животное — так внимательно вглядывался, и настолько недовольным казалось его выражение лица.
Пара секунд, и вместо мягкой шерстки на своем подбородке девушка почувствовала резкую боль от укуса — безобидный зверёк вдруг ни с того ни с сего вцепился в ее кожу клыками.
Девушка вздрогнула, скорее от неожиданности, чем от чего-то ещё. Укус показался ей не таким уж и сильным, просто заставил откинуть голову назад и потереть укушенное место рукой. А Фрикаделька тем временем лишь довольно опустился обратно на колени, поглядывая вверх на девушку и краем глаза замечая теперь уже по-настоящему недовольное лицо Мирасаки. Демон, сам того не осознавая, потянулся рукой к подбородку музыкантши, чтобы осмотреть место укуса.
— Вот же неблагодарное животное. Его гладят, а он... — не успел ёкай договорить, как его перебила Ила, кладя руку поверх ладони екая и усмехаясь.
— Да перестань. Коты так иногда проявляют свою любовь. Это нормально. Ничего не поделаешь. Видимо, малыш не смог справиться с приливом чувств.
Мирасаки саркастично фыркает и убирает руку с чужого подбородка, поглядывая на черного проказника, который сидел на ногах у девушки и смотрел в ответ, будто довольно щурясь и усмехаясь над непутевым екаем.
Ила не придала значения этим переглядкам и вновь протянула руки к пушистому, в то время, как ее плечо вдруг начало саднить. Музыкантша слегка нахмурилась, потирая больное место, пытаясь убедить себя в том, что эта боль далеко не фантомная, и она действительно есть. Но вот откуда она взялась — было не до конца понятно. Все же было хорошо.
Демон наблюдал за этой картиной и в нем начало нарастать беспокойство. Что произошло? Почему у нее такое выражение лица? Он хотел было спросить, и тогда его взгляд встретился с ее, и встретил лишь подобный, обеспокоенный взгляд сам.
—... Мирасаки, ты в порядке?
Боль с опозданием настигла его. Жгучая, она пронеслась от предплечья прямо к сердцу, словно выжигая на нем клеймо предателя, посмевшего полюбить другую женщину, затмевая образ прекрасной феи из прошлого. Со стороны выглядело так будто его резко сразил приступ сердечного недуга: демон начал падать на хрупкую девушку, задыхаясь, держась за грудь, а после беспомощно свалившись к ее коленям.
Ила обеспокоенно обхватила его за плечи, пытаясь привести в чувство.
— Мирасаки, посмотри на меня.
Он поднял на нее покрытые пеленой боли глаза, пытаясь зацепиться хотя бы за какую-то деталь на ее лице, пока судороги продолжали трясти тело. Попытался что-то сказать, но голос отказал – сдавленный хрип вырвался из горла и, измученный, екай просто замер на месте.
— Ох ты ж Будда, — выругался Биншань, наблюдавший за происходящим с подоконника.
Он молнией распахнул окно и одним прыжком оказался рядом с заметно паникующей девушкой, державшей его несчастного друга за голову. Кинув быстрое «Позвольте», клинок перекинул тело Мирасаки на себя, опустившись рядом с ним на колени, и, скрутив пальцы в причудливом знаке, со своей силы опустил их на грудь содрогавшегося екая.
— Нет уж, шиди, собрался помирать, так будь добр отойти в мир иной от моей руки, а не твоего проклятия.
— Что с ним происходит? — спросила Ила, смотря на то, как вероятно сожитель Мирасаки пытался облегчить его страдания.
— Предлагаю вам обо всем поговорить внутри дома. Здесь ему только хуже будет, — ответил ей Биншань и, поднявшись с земли и взвалив екая на себя, понес его в сторону Доминик. Девушка молча, с толикой сомнения проследовала за клинком, заходя в этот странный дом, который, как и в первый раз, принял всех посетителей с распростертыми объятиями.
Снова это знакомое тепло в груди.