Глава 1.
Сентябрь — а в моей крошечной, пропахшей сыростью квартире всё равно было душно. Духота не от жары, нет. Она поднималась изнутри, липкой тишиной прилипая к коже, не давая дышать. Часы на стене тикали так громко, словно отсчитывали минуты до моего личного конца света. Полночь давно миновала, а чëртов сон даже не собирался приходить.
Я ворочалась на продавленном диване, прислушиваясь к скрипу старой водосточной трубы за окном. Веки были тяжёлыми, но мозг отказывался отключаться. Внутри меня кипел какой-то странный коктейль из тоски, обиды и тягучего, свинцового бессилия, которое заставляло кулаки сжиматься. На мир, на людей, на себя, блин, за то, что я такая. Тихая, замкнутая, словно призрак, но внутри… внутри меня водились такие черти, о которых никто и не подозревал. Особенно после того, как бабушка ушла. Она была единственной, кто видел меня насквозь и не осуждал. Теперь я была одна, как тот скрип в ночи.
— Да какого хрена? – прошептала я в темноту, садясь на диване. Оставаться здесь было невыносимо. Стены давили, потолок опускался. Нужно было выйти. Просто идти куда-нибудь, пока эта духота не выветрится из головы.
Я натянула старые джинсы, накинула потёртую толстовку и тихонько выскользнула из квартиры. Город спал, но не до конца. Узкие улочки, словно вены, тянулись в темноте, освещённые лишь редкими, мигающими фонарями. Тени от заборов казались когтистыми лапами, тянущимися из-под земли. Старые, обшарпанные дома смотрели пустыми глазницами окон, и казалось, что за каждым из них скрывается нечто, не спящее. Воздух был холодным, но он был живым, не то что в моей проклятой квартире.
Я шла, куда глаза глядят, пока не услышала шорох у мусорных баков. Пара бродячих собак: тощие, с ввалившимися боками, но с такими умными, настороженными глазами. Я всегда носила с собой кусок хлеба или что-то, что оставалось от моего скудного ужина. Я присела на корточки, протягивая им еду. Они осторожно подошли, понюхали, потом жадно схватили.
— Привет, мои хорошие, – пробормотала я, поглаживая одну из них по голове. Шерсть была жёсткой, но удивительно тёплой.
—Тоже не спится? Тоже, никому не пригодны — потому и свободны?
Я любила бездомных собак. В них было столько отчаяния и столько же силы одновременно. Они были как я: никому не нужные, выброшенные, но всё равно цепляющиеся за жизнь, ищущие свой кусок счастья. Колючие ёжики, прячущиеся от мира, потому что он слишком часто бьёт.
Мои ноги снова несли меня к морю. Я чувствовала его притяжение, как магнит. Улицы становились шире, дома — ниже, и вот, наконец, впереди замерцала тёмная, бескрайняя гладь. Море. Оно было не таким, как город — не давящим и... Чистым. Оно было огромным, свободным, и в его шуме я всегда находила утешение.
Я вышла на берег. Ветер был сильным, трепал волосы, но не казался враждебным. Волны бились о песок, унося с собой тревоги, обиды, всю эту внутреннюю боль, что заставляла сжиматься челюсти. Море было невероятно красивым в эту ночь. Тёмная вода, отражающая редкие звёзды, и лунная дорожка, словно серебряная нить, тянущаяся к горизонту. Оно дышало, живое, огромное, и я чувствовала себя такой маленькой рядом с ним, такой незначительной, но в то же время частью чего-то большего.
Я легла на холодный песок, завернувшись в толстовку. Звук прибоя был колыбельной, которая наконец-то убаюкивала мои измученные нервы. Странно было вот так, одной, засыпать под открытым небом, на холодном песке, где любая волна могла бы накрыть с головой. Но страха не было. Было лишь изнеможение и какое-то дикое, выстраданное спокойствие. Море обнимало меня своим шумом, и я, наконец, почувствовала, как веки тяжелеют. Я закрыла глаза, отдаваясь его объятиям, и провалилась в сон: глубокий, безмятежный, впервые за долгое время.
***
Я проснулась от того, как солнце уже припекало сквозь толстовку. Море шумело по-прежнему, но теперь его рокот казался умиротворяющим, а не убаюкивающим. Тело ломило от сырости и холода, но голова была на удивление ясной. Впервые за долгое время я спала без кошмаров, без той тревоги, что преследовала даже во сне. Я поднялась, отряхивая песок с джинсов, и побрела обратно в город.
Реальность обрушилась сразу, как только я переступила порог своей квартиры. Духота, тишина, запах сырости — всё, как и было. Скрипка стояла в углу, напоминая о единственном, что имело смысл. Но сейчас мне нужно было в колледж.
Я училась на повара. Чёрт возьми, на повара. Это было так же далеко от моей души, как я от нормальной жизни. Я вдыхала этот запах жира, ощущала бесконечную тяжесть ножа в руках, предназначенных для тонких струн, нехотя листала глупые рецепты. Всё это вызывало отвращение. Но я обещала бабушке. "Хоть какое-то образование, Кайя. Чтобы ты не пропала." Она так хотела, чтобы я была "как все", чтобы у меня было будущее. А я… я просто хотела играть.
В колледже было, как всегда, отвратительно. Стоило мне войти в аудиторию, как я почувствовала на себе эти взгляды. Шёпот, смешки. "Скрипачка-неудачница", "фрикушка", "бабушкина дочка". Их слова, острые, как осколки, вонзались в самое нутро, но я научилась не показывать, как больно. Моё лицо оставалось каменным, хотя внутри всё сжималось от злости и обиды.
На перемене я сидела в углу, пытаясь настроить скрипку. Моя мечта – стать известной скрипачкой, играть на больших сценах, чтобы моя музыка заполняла огромные залы, а не только пустынный берег. Я пыталась. Пыталась вести блог, выкладывать свои записи. Но собрала пару десятков лайков от таких же одиночек, как я, и забросила. Кому, блин, нужна моя музыка? Никто не разглядел во мне ничего, кроме странной, замкнутой девчонки.
После колледжа я, как обычно, направилась к морю — поиграть.Я играла долго, пока пальцы не начали болеть. Мои мелодии были полны благодарности. В последнее время я замечала: стоит пожаловаться морю или о чём-то попросить, оно словно помогает. К примеру, недавно я потеряла второй наушник где-то в квартире и, отчаявшись, прошептала об этом морю. А вернувшись домой, увидела его на тумбочке у зеркала. Было странно до жути, но в моём состоянии, когда голова вечно забита всякой ерундой, я могла быть просто растяпой и не заметить его раньше. И всё же… такое происходило слишком часто, чтобы быть совпадением. Мне хотелось верить, что море слышало меня.
Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом, я поспешила на работу. Моя вторая "радость" – ночной продавец на заправке. Две ночи через две, по двенадцать часов. График – дерьмо, зарплата – чуть выше прожиточного минимума. Но хватало, чтобы платить за квартиру и кое-как выживать, пока я "училась".
Смена началась, как обычно, с запаха бензина и кофе. Около двух ночи заехал какой-то урод. Опухший алкаш с бодуна, с красными, мутными глазами и трясущимися руками. Он швырнул деньги на прилавок, требуя сигарет. От него несло перегаром и чем-то кислым, отвратительным. Таким же отвратительным, как дух моего мерзкого папаши.
Мои кулаки сжались. Внутри меня зашевелился тот самый "чёрт из табакерки", который не давал мне покоя. Я ненавидела своего отца. Ненавидела за то, что из-за него мама начала пить, за то, что он бил еë, меня маленькую, и даже бабушку. А ещё я до сих пор ощущала его грязные, липкие прикосновения. Хорошо, что он сдох раньше, чем успел зайти дальше. Умер от цирроза, когда мне было восемь. Следом умерла и мама — перепила, и её сердце не выдержало.
— Че ты там мямлишь, мелочь? Давай быстрее шевели задом и дай мне пачку "Крепких".
— Я не мямлю, это ты походу слух пропил уже, – отрезала я, глядя этому ублюдку прямо в глаза. Мой голос был низким и колким, как осколок стекла. — Или можешь поискать сигареты в другом месте.
Его глаза расширились от удивления, потом сузились. Он хотел что-то сказать, но я уже протягивала ему пачку. Он схватил её и, бросив на меня злобный взгляд, вышел.
Я выдохнула. Чёрт. Опять. Если начальство просмотрит камеры, я снова получу выговор. А то и штраф. А мне нужно было погасить долги за коммуналку, которые накопились после бабушкиной смерти. Каждый рубль был на счету.
Я отвернулась, чтобы протереть прилавок, когда телефон завибрировал. Сообщение в мессенджере. Ник: СуперМакс.
Я улыбнулась уголком рта. СуперМакс. Мы познакомились в одной онлайн-игре, где я пряталась от реальности. Он был… милым. Не таким, как те, кто смеялся надо мной в колледже, не таким, как этот урод с пикапа. Он слушал, когда я писала о своих мыслях, и не называл меня фриком.
"Привет, Кайя," – гласило сообщение. "Хочешь встретиться? Выпить кофе? Я тут в городе проездом."
Мое сердце забилось быстрее. В животе запорхали бабочки. Свидание? Настоящее? Мое настроение изменилось в одно мгновение, словно кто-то включил свет в тёмной комнате. Впервые за долгое время в моей душе зародилась крошечная, хрупкая надежда. Вдруг… вдруг у меня появится хотя бы друг?