Под маской.
Иногда я думал, что Чэён родилась для сцены.
Она выходила под свет софитов — и казалось, что всё вокруг замирает.
Но я видел то, чего не видел зал.
Однажды я зашёл к ней в гримёрку перед совместным эфиром.
Дверь была приоткрыта, и я собирался пошутить, как обычно, но замер.
Она сидела перед зеркалом. Губы дрожали.
Тонкая кисть с помадой замерла в воздухе.
В отражении её глаза были покрасневшими, а в руках — крошечный флакон с успокоительными таблетками.
— Чэ… — тихо позвал я.
Она вздрогнула, быстро спрятала флакон в косметичку и натянула улыбку.
— Чимин! Я просто… репетировала выражение лица. Видишь? — она криво улыбнулась. — Как будто счастлива.
Мне стало холодно.
Я хотел что-то сказать, но за дверью позвали: «Чхве Чэён, на сцену через пять минут!»
И она, словно по команде, поднялась, надела ту самую идеальную улыбку и пошла к свету.
После выступления она упала в кресло, а я поставил перед ней бутылку воды.
— Ты в порядке? — спросил я.
Она кивнула, но не посмотрела мне в глаза.
— Ты же знаешь, Чим… в этой индустрии нет времени на то, чтобы быть слабой.
Эти слова застряли в моей голове.
Я видел, как фанаты в комментариях писали: «Она всегда такая жизнерадостная!»
А я знал, что за этой радостью была тьма, о которой никто не догадывался.