hometown [Han Jisung|Lee Minho]

Грунтовая дорога хрустит под шинами, когда Джисон заворачивает за угол. Здесь заканчивается всякая цивилизация как таковая — дальше лес и озеро, а тут, в метрах ста, его родной дом. Он не был тут порядка трёх лет, уехал ещё совсем мальчишкой в большой город за светлым будущим. Сначала всё оказалось именно так, как он себе и представлял — огромные небоскрёбы, казалось, упирающиеся в луну, шумные улицы и крутые тусовки. А где крутые тусовки — там и моря алкоголя с берегами из белого порошка. Джисон пробовал всего один раз, начитавшись в интернете о том, что все мировые звёзды нюхают. Возможно, он ожидал таким образом узнать секрет популярности. Ему не понравилось, ожидаемого кайфа он не словил и решил, что всё это — переоценённое дерьмо. До сих пор так думает.

Джисон снимает квартиру на окраине города на пару со своим вроде знакомым. Это странный тип, который приходит домой раз в неделю, но платит исправно и хлопот не доставляет. Он спит на лежащем на полу матрасе и уверяет себя, что скоро они заработают. Ещё чуть-чуть и они станут популярными. Он даже ни разу не снял деньги, которые присылали родители, чтобы доказать, что и сам неплохо живёт. На деле же сбережения Джисона закончились на пятой неделе, сейчас ему с трудом хватало даже на лапшу быстрого приготовления и молоко.

Он тормозит напротив секционных ворот и пару секунд гипнотизирует их взглядом. Ему хочется разглядеть, есть ли за ними вообще жизнь. Джисону совершенно непонятно решение родителей сделать сплошной каменный забор, за которым ничего не видно. Ещё и тень гигантская. Наконец, собравшись с мыслями, он вдавливает кнопку на ключах и наблюдает за тем, как ворота медленно ползут вверх. Солнечный свет вдруг падает на машину, попадая ему в лицо. Там внутри всё такое же, как и раньше. Также безлюдно и чисто. Дом будто вылизали, чтобы выставить на продажу, отталкивает даже.

Джисон паркуется снаружи — в гараже уже нет места. Похоже, что на день рождения отца съехалась вся семья. Все машины кажутся ему незнакомыми. Он один приехал на той же, на которой и уезжал отсюда. Обидно даже как-то.

Хлопнув дверью, он вылезает из машины. Никто даже не заметил его приезда, вся семья находится в доме и готовится к празднику. Джисон осматривается — пара тропинок ведут в подвал и на задний двор, там, кажется, кто-то есть, возле аккуратно подстриженного куста лежит какая-то кошка. Чья-то из гостей? Родители терпеть не могут животных, его даже наказали в детстве, когда он притащил с улицы бездомного щенка. У фонтана лежит забытый кем-то телефон. Он ступает прямо по газону, игнорируя дорожки, и засовывает тот себе в карман. Нужно будет поискать владельца. Тут более-менее солнечно и спокойно. В доме же его ждёт настоящий хаос. Там всегда кипела бурная деятельность, а уж во время праздников начиналось безумие. Он такое, честно, не любит. Вечеринки и клубы — это одно, а дома всегда хотелось тишины. В этом вообще вся прелесть дома.

Хан мнётся на крыльце, теребя лямку рюкзака. Если он позвонит в звонок — это покажется слишком официальным, как будто он важный и ожидаемый гость. На деле же никто не ожидает, что он тут будет. Ему прислали приглашение чисто для галочки, дабы показать, что о нём не забыли. Обычно он всё пропускал и даже не отвечал, а тут решил приехать. Ещё и с подарком — в багажнике у него лежит виниловая пластинка с их первым альбомом. Знает же, что мама такое обожает. У них по всему дому, по крайней мере, десять проигрывателей.

Неделю назад он даже нашёл человека, который занимается записыванием музыки на эти самые пластинки, и наскрёб денег. Ему хочется, чтобы родители оценили его творчество, чтобы поняли, что он делом занимается, а не в игрушки играет. Что это, в конце концов, может приносить доход и удовольствие.

Когда он открывает дверь — никто даже не замечает. Все носятся по дому, как угорелые, и только и делают, что верещат о праздничном меню. К чему всё это величие? Он осматривает прихожую — всё почти так же, как и было. Отец вообще не любит что-то менять.

Вдруг он вспоминает, как они с братьями носились тут в грязных сапогах после прогулки и кидались принесёнными с улицы снежками. Одна из горничных, Джисон почти забыл её имя, ругала их, грозив матерью. Они не боялись, маме никогда не было до них дела. Конечно, она заботилась о том, чтобы они были обучены, одеты и сыты, но не более. Иногда это радовало, они могли делать всё, что им вздумается, и получать в ответ лишь нервные выдохи, но порой он завидовал одноклассникам. Ему тоже хотелось гулять с родителями по парку и есть мороженое, собирать вместе с ними гербарий и смотреть мультфильмы. Хотя, на это у него были братья, так он особо не жалуется.

Чужой телефон вибрирует в его кармане пару раз и Джисон, прижавшись спиной к стене возле тумбы с ключами, проводит пальцем по экрану. Он вчитывается пару раз в пришедшее сообщение и, поняв, что это что-то на испанском, и он ни за что этого не поймёт, поднимает телефон над головой, прикрывая глаза. Он всегда так делал ещё будучи подростком, так его братья или сёстры, приезжавшие обычно на пару недель в году, быстрее замечали его и обнаруживали свои вещи.

— О, ты нашёл мой телефон, — Рюджин выхватывает его из пальцев Хана быстрее, чем он успевает что-то сказать, а затем окидывает его оценивающим взглядом. О, как же он ненавидит этот взгляд. После него обычно шла какая-то обидная реплика, вроде: «Тебе бы не помешало выкинуть эту футболку, ты в ней прямо, как клоун», но она лишь приподнимает брови и идёт дальше, бросив напоследок: — Джисон? Ты что, ещё не упился до смерти в каком-то дешёвом клубе? Тётя явно не будет рада тебя увидеть.

Рюджин — его двоюродная сестра — стерва та ещё. Она одновременно и та самая двоюродная сестра, которую вы видите лишь по праздникам и считаете её взрослой и крутой, и та бесячая девчонка из вашего класса, которая вечно цокает языком и пытается замутить с каким-то взрослым байкером в косухе. Она старше Хана на три года, но в детстве она казалась ему взрослой и самостоятельной женщиной, которая добилась всего, чего только можно. Сейчас же он понимает, что она всё ещё пытается добиться какого-то байкера.

Джисон знает, что сейчас она расскажет о его приезде всей семье, и скандал начнётся уже с порога. Вообще, он надеялся незаметно пробраться в свою комнату, а потом, разложив все свои вещи, совершенно обыденно заявиться на семейный ужин. Будто он и не уезжал никуда.

Но теперь ему поскорее нужно сбежать к себе и с потными ладонями надеяться, что Рюджин хоть немного повзрослела, а не осталась такой же мелкой-взрослой ябедой. Джисон быстро перебегает холл, хватаясь за перила лестницы, и оглядывается по сторонам. Мимо него проходит какая-то незнакомая ему девушка из прислуги, даже не кинув на него взгляд. Их что, совершенно не интересует то, что в доме стоит незнакомый им человек? Или они видели его портрет, висящий в зале, поэтому узнали?

Джисон быстро переступает по широким деревянным ступеням, задержав дыхание. И только его нога касается пола второго этажа, как за спиной под тихое хихиканье Рюджин раздаётся недовольный голос матери:

— Джисон? — она скрещивает руки на груди и молчит до тех пор, пока он не оборачивается, вставая к ней лицом. — ты правда считаешь нормальным пропустить абсолютно все семейные праздники, а затем заявиться без предупреждения и причины? На тебя и еды-то не было рассчитано.

— Могла бы начать с банального приветствия, — фыркает он себе под нос, а затем, улыбнувшись, опирается на перила руками. — А вы правда считаете нормальным не написать мне ни одного нормального письма или сообщения за три года, а потом возмущаться, что я про вас забыл? А еды, еды мне и не надо. Не на пир приехал.

Мать лишь недовольно хмурится и сверлит его взглядом. Конечно, она не рада тому, что Джисон характером пошёл в неё. Братья покладистые умницы, даже Сынмин, скрывая своё недовольство и гордость, делал так, как ему велят. А Джисону всегда всё не так, он всегда делает по-своему и идёт напролом. Их с матерью вообще опасно наедине оставлять, это все знают. Эти двое разнесут в щепки всё и всех вокруг, но останутся при своём мнении.

Он даже удивляется, когда она, поджав губы, хватает Рюджин под локоть и спокойно говорит ему:

— Веди себя прилично, наши коллеги тоже будут здесь. — наконец выдыхает она, закусив губу. — Сказать Чонину, что ты приехал?

— Не надо. — мотает он головой, пальцами выхватывая один цветок роз, стоящих в вазе. — Сам узнает.

Он взглядом провожает мать, уходящую в гостиную с нечитаемым выражением лица. Её глаза, как обычно, выражали королевское спокойствие, а губы были плотно сжаты в тонкую линию. Конечно, она недовольна, что Джисон точная её копия. Конечно, ей не нравится то, что она на самом деле была абсолютно такой же в его возрасте. И, конечно, она это скрывает. Но Джисон знает. Когда-то в детстве он находил альбом с её фотографиями. И там был и алкоголь, и красиво разрисованные бас-гитары с каких-то рок-концертов, и, кажется, даже ярко окрашенные волосы.

Сделав пару глотков воздуха, он наконец толкает дверь своей комнаты. Она уже не скрипит, как раньше — возможно, они всё-таки готовились к его приезду, хоть и скрывают. Внутри чисто, хотя на книжных полках с фигурками его любимых персонажей лежит толстый — даже пальцем нормально не сотрёшь — слой пыли. Он не был против того, что в его комнату будут порой заходить, хотя полки трогать запретил строго-настрого. Запомнили, даже не протирали. Возможно, это единственное, что позволяет ему не возненавидеть собственную мать.

Родная кровать встречает его запахом кондиционера для белья и пыли. Завтра день рождения, завтра приедет ещё с десяток гостей, которым мама будет рассказывать неловкие ситуации из его детства. Когда он не приезжал на праздники, она так почему-то не делала. Он знает это от Чонина — они какое-то время после его отъезда перекидываль сообщениями, пару раз созванивались, но не более.

Ужин будет часов в шесть, он даже почти помнит. Идти туда откровенно не хочется, ему придётся отвечать на глупые вопросы отца, заламывать пальцы от шуток Рюджин в его сторону и непременно что-то кому-то доказывать. Он ничего им не доказал в тот раз, так на что он надеется сейчас?

Лучшим способом откосить от чего угодно он всегда считал сон. Никто его не будил — матери всё равно, что он делает, лишь бы не ходил по дому с недовольным лицом. Как, впрочем, делает и сама. Поэтому Джисон, взбив подушку и вытащив из шкафа своего плюшевого медведя, забрался под одеяло с головой, оставив маленькое отверстие для воздуха, и скрутился чуть ли не в спираль. Так всегда лучше засыпалось, когда во всём доме стоял жуткий шум, а изо всех щелей светило солнце. Он всегда опускал жалюзи, а солнце делал себе сам, вырезая из бумаги и привязывая на нитку к люстре. Его персональное солнце. Оно вроде как и было, а вроде и не светило ему прямо в глаза по утрам. Оно загоралось только вместе с лампочками в люстре. Всяко лучше настоящего.

Он проснулся, когда где-то сзади тихо закрылась дверь, а перед глазами замельтешил белый свет. Кто-то включил настольную лампу. Сколько бы раз Джисон не просил так не делать, все его игнорировали, порой заставляя его думать, что он попал в рай. О чём ещё можно подумать, когда в полудрёме открываешь глаза, а перед тобой яркое белое пятно? Только о том, что на него нужно непременно идти и все проблемы отпустят. Конечно.

Он переворачивается на спину и со свистящим выдохом выгибается в затёкшей спине до хруста. Ему говорили, что так можно к чертям растянуть связки и вывихнуть позвонки, но ему как-то всё равно. Он смотрит на покачивающееся над потолком солнце и скидывает с себя одеяло. Жарко, в его комнате всегда жарко, хотя в остальном доме стабильно весь год стоит дубак. Джисон принюхивается и приподнимает голову над подушкой, вставая на локтях. На его столе стоит тарелка с ужином. Есть сейчас не хочется, сейчас бы проснуться нормально.

Обычно, если он опаздывал — то оставался без ужина. В этот же раз его тарелка попалась на глаза кому-то неравнодушному. Или мама считает, что он совсем не ест в городе. Впрочем, так и есть, по большей части. Джисон обычно заскакивал по утрам за какими-то печеньями в магазин и ел их на протяжении всего дня. Иногда ещё покупал содовую или мороженое, но это уж совсем раскошелиться надо да и съедается до обидного быстро. Грустно, но вкусно.

Он садится на кровати и тянется к валяющемуся у кровати рюкзаку, выуживая из него телефон. Половина десятого. Вообще, Джисон планировал проспать хотя бы до двух, а потом ходить и будто заново изучать свою комнату ещё половину ночи. Он привычно надувает губы и прислушивается. В соседней комнате слышится смех и голоса. По крайней мере один из них — Джисону не знаком. Он даже припомнить не может чей-то такой до жути высокий девичий голос. Разговаривать фальцетом — это, конечно, сильно. Он обидчиво вздыхает, когда там все разом начинают смеяться. Обычно они все собирались примерно в это время, чтобы поиграть в приставку или настольные игры, поэтому он особо не удивляется. Но резкий порыв присоединиться всё же останавливает. Не хочется сейчас всего этого шума и веселья, хочется просто поговорить.

Он встаёт-таки с кровати, подходя к столу. Оглядывает содержимое тарелки и сжимает губы. Давно он не ел нормальной еды. Джисон правда отвык от этого всего, отвыкал долго и болезненно, а в итоге отвык настолько, что подобная жизнь где-то на подкорке мозга вызывала отвращение. Будь он сейчас у себя — точно бы заказал пиццу и сидел жевал её перед телевизором, оставив пару кусков на завтра, и был бы вполне доволен. А тут, посмотрите, рыба, овощи и ещё что-то, что он очень любил в детстве, а сейчас не мог вспомнить даже названия.

Всё-таки Чонин был прав — он никогда бы не остался прежним, прожив три года совершенно иной жизнью. Тут он не привык к рёву моторов и запаху бензина, не привык к звуку сигналящих машин и вечно спешащим людям на улицах. Конечно, они были в городе и на соревнованиях, и в торговых центрах, но даже эти поездки были куда тише, чем просто ночь в его квартире.

Поднять пыльные — не вытирали, кажись, жалюзи. Оказывается сложнее, чем он думал. Подоконник узкий и Джисон еле умещается на нём, всё ещё полустоя. Отсюда ему видно два окна соседского дома и их задний двор. На него вмиг накатывают воспоминания, когда он, нахмурившись, высматривает свою старую баскетбольную джерси на стене. Он подарил её Минхо после одной из удачных игр, а тот так и пригвоздил майку к стене, оставив пару дырок. Почему до сих пор не снял?

Они познакомились ещё когда под стол пешком ходили. Их родители в честь переезда и знакомства с новыми соседями решили устроить что-то вроде совместного ужина. В тот вечер — Джисон помнит, — один из них, вроде Минхо, пролил на другого стакан сока. Апельсинового сока. Джисон не любит апельсины. Потом они вместе играли на заднем дворе и в лесу, далеко, около какого-то полуразрушенного сарая. Там дальше — в конце леса почти — есть заброшенная ещё в седых семидесятых ферма. Они пару раз лазали там, даже нашли на чердаке амбара старый фотоальбом тех лет. Ходить они туда перестали, когда нашли где-то в подвале чьи-то полусгнившие кости. Минхо тогда чуть не вывернуло.

В школе они пересекались всего пару раз — Джисон видел, как он сидит в столовой в компании своих друзей, пару раз ловил его взгляд на играх, когда пробегал возле трибун. Там Минхо обычно сидел где-то в углу и упорно делал вид, что пришёл сюда за чем-то совершенно иным, никак не связанным с Джисоном. А ещё они сидели вместе на уроках испанского.

Джисон продолжает смотреть. Видит, как Минхо выходит на задний двор с одеялом-пледом-он-понятия-не-имеет на плечах. Встаёт около какой-то клумбы и, резким движением расправив одеяло, расстилает его на траве. Секунд тридцать спустя, когда ему даже начинает наскучивать эта слежка, выходит ещё кто-то. Джисон хмурит брови, силясь разглядеть лицо, но там слишком темно. Вообще-то, ему всё равно. Этот кто-то садится рядом с Минхо, будто переплетая с ним пальцы.

Они сидят и разговаривают — открыть окно, чтобы подслушать, он считает верхом безумия — до тех пор, пока Минхо резко не бросает на него свой взгляд. Смотрит так пронзительно и удивлённо, что привлекает внимание своего кого-то.

Джисон отшатывается от окна, быстро и резко, захлебнувшись воздухом от неожиданности. Он вообще не учёл того, что на фоне света в комнате его будет ой как видно. И выглядеть это будет жутко, даже очень. Даже будучи неуверенным, что Минхо посмотрел именно на него, тревога начинает сжимать лёгкие где-то в груди, и Джисон усаживается обратно на кровать. Он не хочет с ним пересекаться, даже взглядами, и, тем более, не хочет иметь с ним что-то общее. Они поссорились у Минхо в комнате лет пять назад, когда Джисон лежал на кровати, закинув ноги на стену, а Минхо что-то черкал в тетради. Тогда родители в очередной раз поставили его Джисону в пример. Он нагрубил ему что-то, а потом ушёл, громко хлопнув дверью. Больше они не общались. Только встретились ненавистными взглядами, когда Джисон на рассвете загружал сумки в багажник.

Сейчас же Джисон забыл его — у него появились друзья лучшие, которых в пример не ставят. Которые не пьют только по четвергам почему-то и курят дешёвый Винстон. Которые спят у Джисона под дверью и вместе с ним сидят у него на кухне, потягивая минералку и вдыхая противный утренний воздух. Он нашёл настоящих друзей, как ему кажется.

Он ковыряет вилкой мясо на тарелке, боясь подойти к окну. Кажется — он будто параноик, — что Минхо действительно до сих пор стоит там и ждёт, пока Джисон подойдёт к окну. Конечно, он уже ушёл, конечно, ему нет до Джисона дела.

Он, Минхо, писал ему пару раз смски со всякими поздравлениями, типа «С Рождеством» или «С Днём рождения, ублюдок». Джисон не отвечал, просто оставлял сообщения прочитанными до его следующего порыва в дружбу. Ещё он порой интересовался его самочувствием. Так просто, чуть дерзко, будто ему не всё равно, но в то же время его это не интересует. В какой-то момент сообщения перестали приходить, а номер стал недоступным. Вообще, так даже легче.

Джисон выходит из душа с обёрнутым вокруг бёдер полотенцем именно в тот момент, когда экран телефона потухает от пришедшего сообщения. Тем не менее, он замечает. Вытирает волосы полотенцем, отбрасывает его в корзину для грязного белья и включает телефон. Минхо его разблокировал.

Завтра ко мне приедут друзья, мы хотим съездить в город и вечером поиграть в баскетбол или типа того. Ты поедешь с нами? Можешь взять своих.

Обычно он писал отрывистыми короткими сообщениями, теперь он будто вырос из этого. Джисон бросает взгляд на зеркало, в секунду осматривая себя. Они не виделись много лет, а Минхо просто вот так зовёт его с гулять с какими-то ещё друзьями? Чушь какая-то. Обтерев мокрые пальцы о полотенце на нём, Джисон быстро печатает:

Возможно

А затем, секунд через пять, добавляет:

Давай

И ещё:

Мы на своей будем, можете ждать у ворот

Утром, в жутко раннем часу его будит зашедшая в комнату Рюджин, что совсем не знает о правилах этикета — хлопнула дверью и сейчас рылась в его вещах. «Мне нужна эта твоя чёрная кепка с такой надписью…». Какая к чёрту кепка, он только проснулся. Джисон запускает в неё подушкой, когда она наконец выходит, снова шумно — до чего же шумно — бахнув дверью. Она определённо снесёт её с петель к концу недели.

Джисон трёт глаза и жмурится от светящего в глаза солнца, вчера он забыл опустить жалюзи и теперь оно выжигает ему сетчатку и волосы. И как только он был капитаном команды со своей-то безответственностью? Часы противно тикают на стене — половина девятого. Через полчаса завтрак. Он так давно не завтракал в чьей-то компании, ведь какая-то девушка из клуба с потёкшей тушью не считается. С такими он обычно делил стакан кофе или воды и пару подгоревших яиц после бурной ночи.

Умываясь, он смотрит на себя в зеркало и плескает себе в лицо ледяную воду. Скулы приятно-неприятно — когда как — сводит, и он улыбается. Приглаживает пятернёй растрепавшиеся за ночь волосы и, запутавшись перед этим в полотенце и уронив пару шампуней, выходит из душа. Набирает ему сообщение, хотя знает, что Минхо ещё спит.

Он вообще только и делает, что спит и ест, так что он понятия не имеет, как они дружили.

Во сколько поедем?

Джисон хмурится, когда ответ приходит не больше, чем через минуту. Что поменялось со времени его отъезда и куда делся тот Минхо, м?

Что?

Будто бы и ничего, он просто проснулся раньше. Возможно, из-за того придурка. Такой расклад Джисона не устраивал совершенно.

Время. Мне нужно время, Минхо

Около часа дня, я думаю..?

Он не думает, Минхо абсолютно не пунктуален, и Джисона это порой раздражает. Но он, по крайней мере, в курсе, поэтому всё не так плохо. Откинув полотенце, он достаёт из спортивной сумки, которую поди принесли из машины утром, чёрную майку. Любимая его, с красивым красным отпечатком чьих-то губ и следами от ногтей — или он за что-то зацепился? — в ней он впервые пробовал петь в каких-то придорожных клубах с аудиторией в виде полуживых подростков. Им даже вроде понравилось.

Спортивные штаны он стянул у Чонина перед отъездом, а тот будто и не заметил. Они удобные, в них классно пинать пустые банки из-под газировки, сидя на бордюре возле заправки. А ещё на них вообще не оставалось пятен, всё будто обычной водой можно было очистить, даже кровь.

Порой он заходил не в те районы и сталкивался не с теми людьми, поэтому щеголять разбитой бровью и красными пятнами на штанах было привычным делом.

Чёрная футболка и какая-то красная олимпийка сверху — он готов покорять их пригород. Покорять тут правда некого, потому что с одной стороны лес, с другой же пасутся овцы. Ну, и Минхо гуляет со своим этим. «Его этот» — лучшее для него описание, Джисону так кажется. Они хоть и не знакомы, ему кажется, что тот парень является полным мудаком. Просто потому, что Минхо в жизни везёт на мудаков.

Спустившись вниз на никогда не спящий первый этаж, он почти сразу налетает на Рюджин, что как обычно не высовывалась из телефона. Она привычно окидывает его взглядом, усмехается и идёт себе дальше, будто ничего и не было. Он молчит. Молчит, но сверлит её взглядом до того момента, пока подол её яркой юбки не скрывается в коридоре.

— Иди за стол, милый, — зовёт его мать и Джисон кивает ей, проходя в столовую. «Милый» — как же ему от этого странно. И ведь никогда внимания не обращал. В городе к нему обращались не иначе, как «Эй, ты!» и «Слышь, пидор», так что он, и правда, отвык.

Столовая большая, ужасно светлая и просторная. Уж лучше его сеульская, маленькая и пыльная, не развернуться, но зато такая родная. За столом уже сидит Чонин. Он лишь приподнимает руку в приветственном жесте и продолжает крутить в руках вилку, второй печатая что-то на ноутбуке. Его, Джисона, ноутбуке.

— У тебя своего что ли нет? — спрашивает он, усаживаясь на стул рядом с Чонином. Тот, не поворачивая головы и не переставая стучать пальцами по клавишам, отвечает монотонно:

— Он разрядился.

— Заряди?

— Ждать долго.

— Работай, пока он на зарядке?

— Неполезно для аккумулятора.

— Ну, поменяй потом свой аккум, в чём проблема-то? — Джисон не выспался, Джисона всё бесит. Вот прям вообще всё, а этому малолетнему придурку и вовсе хочется по морде заехать.

— Пустая трата денег, которую возможно избежать.

Джисону нечего на это ответить.

— Ты поедешь с нами в город? Погулять по ТЦ, в зоопарк сходить, в баскетбол поиграть, м?

— И когда? — Чонин сохраняет файл и захлопывает ноутбук. На крышке тупые стикеры с котами, которые Сон наклеил в пьяном угаре лет семь назад. Вот блять. Хотя, его брат не лучше, сам же подарил наклейки.

— Допустим, прямо сейчас.

— Ну, ладно, — он непозволительно редко соглашался на подобное вот так просто.

Завтракали молча. Джисон чувствовал себя неуютно и мерзко. Перед ним вообще стоял вообще неаппетитный завтрак с сосисками и яичницей, от которого его начинало подташнивать. Нет, столь ранние приёмы пищи определённо не для него. Взрослые завтракали где-то в ресторане, оказалось, Чонин позаботился об этом ещё вчера. За столом сидели только его братья и сёстры, Рюджин смотрела на него, как на прокажённого, как на какого-то изгоя. Это выводило из себя похлеще Минхо, якшающегося с непонятным парнем.

Похлеще самого Минхо, если честно.

— Джисон, — Рюджин смотрит на него с противоположного конца стола и мило улыбается. Она не умеет мило улыбаться. Любая её улыбка сочилась ядом, только этого почему-то мало, кто замечал. — Как там твоё недохобби?

Снова.

— Всё прекрасно, мы уже выступаем в клубах… — «И нас там слушают человека три от силы» заканчивает Джисон про себя. Он также улыбается в ответ. В его голосе паника, страх.

— А как же родительский бизнес? — продолжает она. — Твой отец хотел бы передать его тебе, а так он уйдет ко мне, к сожалению. И как же я сама справлюсь? Такими делами должна заниматься люди очень умные. Вроде твоего отца, ага?

Сама же не поняла, что назвала себя дурой. Притом на виду у всех. Чонин прыснул в кулак, сидя справа от него.

— Занимайтесь этим с ним, — он кивает на брата, — а меня оставьте с моей музыкой. Ваша помощь мне ни к чему, не маленький ведь.

— Сынмин, — Чонин окликивает его и как-то стыдливо смотрит на Джисона. — Ты не против поехать с нами в город?

— Если там будет, на кого поглазеть и что выпить — я всегда за.

— Отлично, — Джисон приподнмает брови, зыркает на Сынмина недоверчивым взглядом и мотает головой, смотря на Рюджин. Нет уж, её они брать не будут. — Тогда возьмите машину побольше.

— Дядина подойдёт? Он обычно не против, если мы её берём.

Выйти из дома всей гомонящей толпой оказалось совсем непросто и муторно. Все толкались, пытались отыскать: «Ну эти кеды голубые, с ромашками такими, помните?» и недовольно ворчали. Чонин же снимал на телефон, то и дело тыча тем Джисону в лицо. Тому думалось, что всю семью собирать было вообще необязательно и им всем это потом покажется адской пыткой, сродни тем, о каких они смотрели стрёмные ролики по ночам про всяких маньяков. Возможно, всё будет, куда хуже. Джисон старался быть чуть более оптимистичным. Ему было необходимо, в какой-то мере.

Шагнув за порог он, наконец, вдохнул полной грудью. Было хоть и жарко, жутко жарко, настолько, что печь начинало с первых секунд, но не прям душно, как бывает. Котёнка, которого он приметил вчера, уже не было. На что он надеялся? Джисон так и стоит, наблюдая за пролетающими по такому сейчас красивому — оно напоминало ему лунный камень или что-то вроде — небу чайками.

— Нихрена себе — Дуранго! — присвистывает Сынмин, открывая гараж. Что за «Дуранго» Джисон — не фанат авто — понятия не имеет, но явно что-то крутое. Тот мало что считал крутым, так что крутое вдвойне. — Мне бы такой.

Он хлопает ладонью по чёрному капоту и улыбается. Действительно улыбается, вот по-настоящему. Это явление редкое и очень, на самом-то деле, классное. Для Джисона уж точно.

— Я могу вести, я полагаю? — Сынмин спрашивает только для виду. Никто даже не удивился, когда он, не дождавшись ответа, запрыгнул на переднее сиденье, хлопнув дверью, и склонился над центром мультимедия. Машина и правда была напичкана всем, о чём только можно подумать. — А вот с такими комплектациями я ещё не знаком.

Джисон усаживается на одно из задних сидений, прямо за Сынмином, и начинает нервно вертеть головой. За воротами кто-то сигналит. Блять. Блять-блять-блять. Джисон борется с желанием сунуть в уши наушники и отвлечься фильмом, когда к нему падает Чонин и суёт ему в руку пачку чипсов.

— Я не наелся, — просто говорит он с набитым ртом и вставляет в подставку для напитков банку колы. — И не напился.

Джисон чувствует себя неуютно и вообще как-то нехорошо. Ворота открываются слишком медленно, по его мнению, и он видит стоящего у полной машины и оперевшегося спиной на дверь Минхо. Они выезжают на дорогу, останавливаясь напротив, и Сынмин улыбается ему слишком — непозволительно — ослепительно. Он улыбается так всем, но Джисон никак не привыкнет.

— У нас больше нет места, — говорит вдруг Минхо, заламывая пальцы. Джисона ему оттуда не видно, ну и хорошо. — Не против, если мы с Хёнджином подсядем к вам?

— Садитесь! — орёт Чонин откуда-то сзади, перелезая на третий ряд сидений и задевая голову Джисона кроссовкой. Нет, пожалуйста, избавьте меня от этой пытки. — Мне и сзади неплохо. Только чипсы отдайте.

Минхо неловко смеётся и обходит машину. Его парень — Хёнджин? — шагает следом. Дверь открывается, Минхо залезает в машину и двигается вплотную к Джисону, спешно пожимая тому руку. А у него уже мурашки по рукам бегут, когда он ловит взгляд Хёнджина на себе. Противный, изучающий, недоверчивый. Ревнивый. Джисон смотрит также в ответ.

Теперь им, наверное, стоит восстановить старые отношения?

— Давно не виделись, — Минхо хлопает его по колену и бегает глазами по забытому за столько лет лицу. — а ран на лице только больше.

И что ему блять следует сделать? Кивнуть, подтверждая то, что он так и остался тупым драчуном? Сказать, что это он где-то упал? Минхо подумает, что он шатался по улицам пьяный в стельку, так делал конечно, но зачем Минхо об этом знать? Поэтому он просто смеётся. Тот смеётся в ответ. Значит ли это, что он сделал всё правильно?

— Ну, куда сначала? — Сынмин бьёт по газам и машина трогается.

— Хочу в торговый це-ентр, — Чонин тянет с задних сидений и закидывает ноги на спинки. И снова его кроссовки возле головы Джисона. Ну что ж такое. — Там есть классный магазин с плюшевыми игрушками.

— Ему семь? — Хёнджин спрашивает тихо и усмехается. Джисон молчит.

— Втрое больше, — Минхо шикает на него и пихает локтём.

— Семнадцать? — спрашивает он.

— Придурок, пожалуйста, — выдыхает Минхо безысходно, — не позорься перед моими друзьями.

Ехали долго, разговаривали ни о чём и порой толкались. Минхо даже добавил его в ватсап и накидал тупых сообщений. В его стиле. Его парень так и кидал на них двоих ненавистные взгляды. Джисона это порой раздражало. До болезненных спазмов, до крепко сжатых кулаков.

Чонин мерно что-то жевал, Сынмин матерился, разговаривая с кем-то по телефону, то и дело принимаясь стучать по рулю пальцами, Джисон же отнял у Минхо наушник и слушал его — Минхо — музыку. Девчачью и стрёмную, как ему казалось. Они переписывались, стараясь, изо всех сил стараясь, вот реально, не улыбаться.

Ты мог бы зайти к нам вечером

Нам много чего стоит обсудить

Пишет ему Минхо и закрывает телефон рукой, понижая яркость. Боится. Парня своего же боится.

Твой Хёнджин меня по стенке размажет, бро

И тем не менее я с ним счастлив. Я могу с ним поговорить, возможно?

И это счастливые отношения?

Ты безусловно можешь, Минхо. Но он всё равно мне вмажет

И Джисон слышит его выдох. И столько в нём безысходности и тревоги, что ком в горле встаёт. Солнце светит им обоим в глаза сквозь тонированные стёкла и они втроём на своих местах — у Сынмина солнцезащитные очки, а Чонину вообще всё равно — жмурятся. А Джисон ловит взгляд Сынмина в зеркале. И улыбается он не ему — Хёнджину. Вот сука. Суки. Оба.

Машина останавливается через какое-то время. Они успели поговорить с Минхо ещё немного, поэтому он не разочарован. Поездка длилась ровно столько, сколько им было нужно, и это прекрасно. Перед ними огромный — действительно огромный — торговый центр. Джисон был там несколько раз, один из которых даже сопровождался Минхо, но почти ничего не помнит.

Они вылезают друг за другом, Минхо хватает его за руку и не отпускает до тех пор, пока не доходит до дверей. Джисону страшно. Это классно, что они не вспоминают о прошлом, и у них почти получилось возобновить нормальное общение. Минхо делает всё возможное, чтобы забыть о том, что было, и он ему за это правда благодарен, но существование Хёнджина в рамках этой вселенной никто не отменял. И его взгляды-молнии на пальцы бойфренда, сжимающие запястье Джисона тоже. И как бы не влетело им обоим, как бы не влетело Минхо. О, за Минхо он волнуется куда больше, чем за свою рожу.

Они идут рядом, его парень идёт позади. Чонин ведёт их за собой куда-то вглубь всего этого безумства, куда-то навстречу гомонящей толпе и бесконечным терминалам, где они оставят все деньги. Джисон смотрит по сторонам и не видит ничего необычного. Минхо же напротив чуть ли не трясётся от каждого звука, превышающего по громкости восемьдесят децибел. А тут превышают все.

Он не привык.

— Джисон, — зовёт он его, — не уходи, пожалуйста, никуда. Будь рядом.

Джисон только кивает.

Всей компанией завернуть в продуктовый — что-то вроде обязательного пункта, который они негласно выполняют каждый раз. Сон тут же вручает ему корзину и сжимает его плечо, вставая у стеллажа. Минхо становится легче. Хёнджин встаёт рядом с ними, и они оба понимают, что кому-то стоит покинуть эту площадь в три квадратных метра. Этим кем-то оказывается Джисон. Если им так угодно…

Они встречаются глазами и в его бесконечных — какая-то едва различимая тоска и смех. Он подносит к нему корзину, а Джисон молча кидает туда баллончик взбитых сливок. Шоколадных. Минхо любил просто выдавливать те себе в рот и медленно глотать. И он был единственным человеком, после которого Джисон не брезговал пользоваться баллоном. Обычно же ему было мерзко, раньше он был жутко вреден и привередлив.

Выходят из магазина с двумя пакетами продуктов и оперативно впихивают те в руки Хёнджина, предварительно достав оттуда банку газировки и мороженое. Тот шёл позади всех, надев наушники и непрерывно следя за Джисоном. За каждым его чуть более громким вздохом и лишним движением.

Затем Чонин ведёт их в сторону того самого, наверное, магазина игрушек. Он уже издалека режет глаза своей яркой вывеской. А ещё находится прямо напротив секс-шопа и вот он привлекал их всех чуть — совсем немного — больше. И вывеска там не такая яркая. Но они всё равно идут направо.

Там также ярко и многолюдно, но Минхо будто оживает. Глаза бегают по полкам, а пальцы скользят по коробкам с конструкторами и машинками. Он ходит между рядами и всматривается в каждый катер и самосвал. Они часто заходили в подобные магазины с братьями, покупали кучу разных игрушек, а через неделю, когда играть уже становилось уже совсем скучно, отвозили те в детские дома.

— У меня был такой в детстве, помнишь? — говорит Минхо, указывая на большой белый катер на радиоуправлении. Джисон помнит, конечно, он помнит. — Мы запускали его в бассейне. Можем ли мы сделать то же самое сейчас?

— Конечно, — Джисон улыбается и хватает коробку со стенда, убегая от него с громким смехом.

И носиться вот так по магазину игрушек кажется ему чем-то слишком классным и нереальным. Его будто откинуло лет так на пять назад, когда всё было просто и его радовало даже тупое настоящее солнце — оно приятно грело румяные щёки и подставленные когда-то поздним сентябрём ладони — на небе и пролетающий по нему вертолёт.

— Я тоже буду летать, — уверенно, слишком для семилетнего ребёнка, заявлял Джисон Минхо и вставал в эффектную позу.

— Не будешь, — отвечал тот, кривя губы. И оказался прав. Джисон так ни разу и не полетал ни на вертолёте, ни на планере. Вечно просил у родителей, умолял его пустить, но натыкался на отказы. Мать до жути и сжатых на его плечах пальцах боится высоты.

Теперь же они стоят на кассе. У Сынмина в руках коробка лего и он делает вид, упорно пытается, что ему вообще на него всё равно. И только Джисон знает, что если бы не его этот образ альфы, то он бы уже давно скакал вокруг них и радостно визжал. Минхо держит в руках тот катер и ещё какую-то игрушку для засыпания. Такие маленькие животные, в которых есть грелка и динамик, чтобы включать колыбельные, а ещё они имитируют дыхание. Вообще подобные покупают маленьким детям, чтобы они не теряли маму во сне и успокаивались, но Джисон бы не отказался от такого и сейчас. А ещё он знает, что у Минхо проблемы со сном.

У него в руках глупый пушистый и очень мягкий кот, коробка пазлов и пачка мармелада, он покупает это всё не себе. Хотя и ему порой очень хотелось почувствовать себя ребёнком. Чонин стоит рядом и держит две куклы Барби и набор аксессуаров для них.

— Зачем тебе две? — спрашивает Джисон, доставая телефон из кармана.

— Во-первых: одна блондинка, а другая шатенка, во-вторых: блондинка с собакой на поводке, а шатенка с кучей шарниров. И в-третьих: почему бы собственно и нет?

В машине Джисон пихает Минхо в руки всё то, что он купил, и как-то сконфуженно улыбается. Тот под уже не столь тяжёлым взглядом Хёнджина принимает и притискивает к себе кота, разрывая пачку мармелада.

— Ты любишь кислый?

— Вроде того, — Минхо приподнимает брови. — Я купил коалу, чтобы лучше спать. У меня в последнее время проблемы со сном, знаешь.

— Это прекрасно, — говорит Джисон и слышит в этих словах свою мать. Это достаточно странно. — Я про коалу, не про сон.

Минхо понимающе кивает. Сынмин включает какую-то свою музыку, Джисону она не нравится, всем остальным всё равно. А Минхо щурится, пытаясь разглядеть название. Он не знал, что у того подобный вкус в музыке.

По дороге они ещё останавливаются, потому что: «Ну ребят, ну я писать хочу», «А можно хотдог вон в том кафе купить?» и «Почему вы купили так мало мороженого, я уже всё съел», а ещё Минхо очень удивился, когда руль резко выкрутили влево до предела, машину занесло, а они поехали в сторону городского зоопарка, оставив за собой тёмные следы шин на асфальте.

— Зоопарк?

— Я давно хотел посмотреть на обезьян, — Джисон подмигивает ему и откидывается на сиденье. — Они крутые такие.

— В зеркало посмотрись, — Хёнджин сидит уже на переднем сиденье и больше заинтересован в разглядывании водителя, чем слежкой за своим парнем.

— Я такой же красивый, знаю, — улыбается Джисон.

Минхо делится с ним мармеладом и открывает банку фраппучино. Сахар буквально скрипит на зубах, и Джисон думает о том, что баскетбольный тренер бы переломал ему ноги за такую вольность. Раньше он мог позволить себе только латте на миндальном за завтраком. Воспоминания о том, как он раньше проводил свой день вгоняли в ужас:

Подъём в шесть сорок, латте и омлет на завтрак, грустный взгляд в сторону брата с пачкой шоколадного печенья в руках и ледяная вода в лицо. Потом пара минут восхищения Уилтом Чемберленом, ещё пять на то, чтобы собрать сумку, а потом школа. В школе показать язык толпе влюблённых девчонок, улыбнуться чирлидерше, которую все звали Моника, хотя у неё обычное имя, а потом сидеть с Минхо на последней парте и мечтать о мороженом. Джисон был рад такому только потому, что чувствовал себя крутым американским подростком.

— Я приду на матч, — говорил Минхо, переплетая с ним пальцы. — И пронесу туда чипсы, чтобы тебя дразнить.

— Ты задира, — отвечал Джисон. — Вот теперь иди и сломай шкафчик какому-то ботану Кевину, а я пойду тренироваться в окружении красоток-чирлидерш. Честно, я мечтаю о таком.

Зоопарк встречает их громкими криками животных и табличкой «Не курить». Сынмин тут же достаёт пачку.

— Это чтобы там не хотелось, понимаете? — поясняет он.

Чонин же вовсю хвастается своим браслетом — их выдают на входе — ему достался оранжевый, в то время как остальные довольствуются синими. «Это ведь значит, что я избранный?».

Сначала они останавливаются возле тигров, те даже не обращают внимания, лежат себе, будто ничего и не происходит. Наверное, они уже привыкли. Джисон тоже привык со временем к гулу и крику на матчах, перестал обращать на это внимание, а раньше у него руки ходуном ходить начинали от мысли о том, что все эти люди смотрят на него и ждут… чего? Мяча в сетке? Пока он уйдёт с поля? Пока сделает что-то смешное? Потом он понял, что людям надо что-то не от него, а от команды. Так жить стало чуточку легче.

Дальше — еноты, которые оперативно стащили у Сынмина солнцезащитные очки. Им даже пришлось обращаться к работникам, чтобы вернуть пропажу, потому что:  «Да хрена с два я с ними расстанусь! Они вообще-то счастливые — мне в них первый раз девушка дала.» Минхо, кажется, боялся. Он вообще чувствовал себя как-то неуютно в таких местах, где есть риск остаться буквально без штанов. Еноты стаскивали и их. Нет, действительно, в этот раз не повезло уже Джисону, который припёрся в спортивных штанах без ремня. Соответственно, без должной защиты от мелких лапок непоседливых енотов.

Они успели обойти почти всё за обозначенное время, которое было написано на браслетах. Им нельзя было находиться в зоопарке больше трёх с половиной часов, иначе придётся ещё доплачивать. А у всех была только наличка, да и та на исходе. Посмотреть получилось рыбок и акул, покормить дельфинов и погладить, чёрт возьми, панд. В их небольшом городе живёт панда. Эти зверьки действительно вымирают, а одного из них привозят сюда? Это было сюрпризом.

— Надеюсь, тебе хорошо у нас, приятель, — говорит кто-то из них, отходя в сторону.

А затем то, чего Минхо боялся больше всего, а Джисон визжал, будто только что выиграл в номинации на Кубок Ларри О’Брайена — вольер с обезьянами. Вольер. Так они думали, пока их взору не открылась огромная местность, где всё было сделано лишь для этих маленьких неугомонных ребят. Да им там воссоздали целые джунгли в масштабах один к одному, ну или так казалось. Основатель или кто там главный дядька в зоопарке, наверное, очень любил обезьян.

— Сука, какого хрена она творит, Джисон?! — Минхо вцепился пальцами себе в лицо, сильно жмуря глаза, когда одна из обезьянок запрыгнула ему на голову и схватила за волосы.

— Просто играет, — пожимает плечами тот и протягивает той руку с каким-то кормом. На входе в зону можно было купить пакетики с ним. — Смотри!

Обезьяны носились повсюду, визжали и перепрыгивали с ветки на ветку, возможно, иногда даже перелетали, как птицы. Посетителей было немного. Вход стоил достаточно, поэтому большинство предпочитало оставаться за стеклянными стенами и наблюдать оттуда. Да и не каждый решится зайти в одно помещение с такими животными. Нет, тут были и спокойные, которые мирно сидели где-то в уголке и жевали кузнечиков, но…

— Ещё и кузнечики! — Минхо подпрыгивает на месте и вцепляется в его руку. Джисон переводит взволнованный взгляд с него на таких же перепуганных от его крика обезьян, а затем обратно. Остальная часть их компании уже ушла дальше с работником, что проводит мини-экскурсию и рассказывает, с какой стороны лучше подойти к зверькам.

— Ну что ты боишься? — Джисон прижимает его к себе, путает пальцы в растрёпанных обезьянкой волосах, и подзывает одну из них к себе. — Ну, посмотри. Она же почти ручная!

— Нет-нет-нет, — мотает тот головой. — это всё точно не для меня.

Когда они уже возвращаются домой, проезжая чуть ли не весь город, солнце уже заходит. Оно неприятно светит в глаза, поэтому они с Минхо прячутся на задних сиденьях возле Чонина и тихо смотрят мультики на планшете. Джисон даже немного задремал, когда машина резко остановилась.

— Что такое? — спрашивает Чонин, приподнимаясь на сиденье. — Да ну, зачем это?

— Что-то случилось? — Джисон сонно жмурится, трогая подушечками пальцев щёку, на которой остались следы от футболки Минхо.

— Полиция, они просто проверят документы, я думаю.

— Эти придурки на передних сиденьях слишком громко ржут и выглядят, как два наркомана. Ещё и гавайская рубашка твоего брата… — ворчит Минхо. — Ты, кстати, теперь полосатый. У меня слишком мятые футболки.

Джисон осматривает себя в отражении экрана планшета. На щёке и правда несколько полос. Он выглядит растрёпанным и уставшим, но тем не менее счастливым.

— По крайней мере, я не похож на наркоторговца.

Минхо прыскает в кулак.

Время возвращаться домой.

Солнце мажет по коротким волосам и до томных вздохов «быстрей-бы-стемнело-а» закатывается за горизонт. Они вылезают из машины, их друзья громко смеются и машут Джисону, тот приподнимает руку в ответ. Тот следует за ним до крыльца, пока вся их компания отправляется к дому Минхо. Он стоит возле двери и смотрит Джисону прямо в глаза.

— Мы типа снова друзья?

— Типа да, — кивает Джисон, его губы вытягиваются в тонкую полоску. — И у тебя всё ещё есть парень, не забывай об этом.

— Он уже вовсю зажимается у меня в комнате с Сынмином, ага, — Минхо сжимает ледяными пальцами его ладонь и достаёт из кармана пачку сигарет.

— Даже думать об этом не смей, слышишь? Я тебе друг. Просто старый друг, который тебя вечно бесит, разбивает тебе окна баскетбольными мячами и возвращается раз в пять лет, чтобы вновь вынести мозг. Ни больше, ни меньше, Минхо. — Джисон смотрит на зажигалку — какую-то крутую, навороченную, — в его руках. — И с чего это ты курить взялся?

Минхо молчит, и в голове у него пусто, только ветер колышет порой пролетающие мысли. Слышит хруст колен и тяжёлый выдох справа от себя. Облокачивается спиной о дверь и всё ещё держит зубы сомкнутыми.

— Я устал.

— Ты пойдёшь играть в баскетбол с нами? Ребята должны были поделиться на две команды, а мне нужен лучший баскетбольный капитан в этом городе. Понятно?

— Прошло уже то время моего стирания пальцев в кровь, знаешь, — хмыкает он и переводит взгляд на свои руки. — Я не лучший. Не лучший и никогда им не был.

— Заткнись, джерси «не лучшего» бы никогда не висела у меня на стене.

И Джисон хлопает дверью, оставляя Минхо курить в одиночестве. Он обжигает пальцы и давит окурок мыском кеда.

— Сука.

Минхо падает на стул, стоящий на веранде и улыбается ребятам, втайне поглядывая на тень в окне. Нет, ему всё равно. Честно. Он не думает о том, обиделся ли Джисон, выйдет ли он ещё и всё такое. В его руках зажаты края собственной футболки. Он успел сбегать домой, сделать пару жадных глотков минералки и переодеться. Теперь на его спине большими красными буквами написано:

Хан Джисон

Он чувствует, как буквы прожигают ему спину, как въедаются, проникают прямо под кожу. Никогда прежде он ничего подобного не чувствовал. И это так странно, теплеет что-то в животе и сдавливает тугим узлом в лёгких.

Джисон выходит.

Потягивается на крыльце, отпивает Ред Булл из жестяной банки, а потом разбегается и одним резким движением перепрыгивает через забор, даже того не коснувшись. И всё-таки не растерял он тех навыков.

— Ну, и где моя команда? — спрашивает он громко, чётко, как настоящий капитан. Банка летит в мусорный бак и также звонко ударяется о… бутылку лимонада, возможно?

К Минхо на колени приходит одна из кошек. Он проводит рукой вдоль туловища до хвоста и кричит, что присоединится позже. Джи хмыкает в ответ и мяч летит в корзину ровно через секунду. Вылетает через мгновенье, и вот он снова в его руках. Сетки нет, мяч не задерживается. А вы вообще видели сетку у баскетбольного кольца хоть в одном дворе, а?

Кажется, вот он — старый добрый Джисон, пьёт Ред Булл днями напролёт, ходит в их же — Ред Булла — ветровке, слушает панк-рок и не появляется на улице без баскетбольного мяча. Всё прекрасно. Но что-то не то в его глазах, что-то точно безвозвратно поменялось и уже никогда не станет прежним.

— Эй-эй-эй, стоять! — кричит Джисон как будто из другой вселенной. — Это не по правилам, вы, идиоты!

Минхо всегда привлекало это бунтарство в нём, этот менталитет чемпиона и непокорство. В Джисоне всегда было что-то такое. Оно есть и сейчас, никто не спорит. Но теперь это меньше проявляется, что ли. Он понятия не имеет.

Минхо присоединяется уже тогда, когда команда Джисона ведёт в счёте. Сто пять — семьдесят. Ну нихрена себе, думается ему, когда он занимает место где-то возле него и чувствует жар его тела. Джисон сейчас — настоящий зверь. В его глазах — азарт, в венах кипит кровь, а тело горячее настолько, что чувствуют это все. И Минхо в их числе.

Мяч как-то молниеносно прилетает к нему в руки. Минхо не знает, что делать.

Один…

Два…

— Ну, бросай же! — кричит кто-то из его друзей. И он бросает.

Сто восемь — семьдесят.

Сто одиннадцать — семьдесят два.

Сто тринадцать — семьдесять три.

Сто…

— Всё! — объявляет Джисон, вскидывая руки вверх. — Матч окончен, мы выиграли.

Сынмин цокает языком, Хёнджин повторяет. Минхо безусловно находит это странным, но ничего не говорит.

Он с едва слышным и полным облегчения выдохом садится на стул, стоящий на террасе. Джисон стоит рядом, рукой оперевшись о спинку, и подаёт ему бутылку воды. Та приятно стекает по волосам и лбу, холодом обдаёт тонкую шею, когда Минхо поливает себя. Ему нужно как-то охладиться.

— Я может быть даже люблю тебя, — говорит ему Джисон, поджимая губы. — Но ты не должен брать это в голову, потому что ты не такой, как я.

— И какой же я?

— Способный. Способный на нечто большее, чем петь свои песни в грязных барах за пару купюр, как я. Ты сможешь найти нормальную работу и что-то там ещё, о чём я не в курсе, понимаешь?

— Честно, нет. Но попытаюсь.

Везде у них это «но».

— И да, твой парень тебе точно изменяет. Вот на это непременно стоит обратить внимание.

Джисон снова уходит.

Он возвращается домой как раз к ужину, переодевает потную джерси с именем Майкла Джордана — на игры во дворе свои именные он не надевал — бросает странный взгляд на Чонина, а затем спускается вниз. Нет, семейного ужина он не выдержит. Только не сейчас.

— Мне снова не здоровится. Давно не играл. Можете оставить мне или отнести наверх? — просит он у брата и ретируется на второй этаж, замирая у двери своей комнаты. Джисон устремляет взгляд вглубь тёмного коридора с белой дверью в самом конце.

Он знает, что за ней.

И он не в силах сопротивляться.

В два широких шага Джисон приближается к двери и дёргает за ручку. Со скрипом та отворяется, впуская его внутрь. Темно, он видит только холодильник с кучей магнитов из разных стран и стиральную машину. Это что-то наподобие кладовки, здесь, в холодильнике, они обычно хранили йогурты, мороженое и прочие вкусные штуки, за которыми было можно быстро сбегать.

Джисон открывает. Внутри пусто, только одна упаковка молочного коктейля со вкусом черники. На удивление, новая, срок годности в порядке. Значит, этим помещением ещё кто-то пользуется?

Он отставляет упаковку на полку, а сам, не включая свет, на ощупь пытается найти швабру. Ей можно будет подцепить дверцу, ведущую на чердак. Чердак — место его самых ярких воспоминаний. Он поддевает ручку дверцы концом щётки и р-р-раз! Лестница в мгновение выпадает к его ногам.

Джисон смотрит на неё пару секунд, а затем ставит ногу на ступеньку. Потом снова и снова, пока он не оказывается на тёмном чердаке.

Тут пыльно и стоит куча коробок, на стене висит ещё парочка баскетбольных джерси, а в самом центре, укрытая тонкой льняной тканью, стоит его гордость. Его любовь, вещь, которая помогала забыться в самые трудные моменты в жизни.

Он заходит на чердак, делает три с половиной шага и хватает пальцами край ткани. Что-то внутри тут же сжимается, он чувствует приятную дрожь.

Вдох.

Выдох.

Резким движением Джисон сдёргивает ткань и смотрит на старенькое обшарпанное пианино. Ему уже больше двадцати лет, они почти одного возраста. Он чихает от летящей во все стороны пыли, закрывая рот ладонью. Сюда, видимо, не заходили дольше, чем в его собственную комнату.

Сидеть за ним спустя столько лет — непередаваемое чувство. Его подрагивающие пальцы касаются чуть желтоватых клавиш, и он слышит первые неуверенные ноты. В горле встаёт ком. Он сам не помнит ни одной мелодии наизусть, его руки двигаются сами по себе, перебегая туда-сюда.

В какой-то момент он начинает узнавать какую-то из своих любимых композиций. Путая ноты, перескакивая с первой октавы на вторую, он слышит Моцарта.

Моцарт блять. Спустя столько лет он возвращается к этому.

Тут жарко. Джисону и подавно. Он вдруг прерывается, чтобы открыть окно и впустить на чердак поток свежего воздуха. Его взгляд скользит по крыше дома Минхо и он замечает отсутствие света в комнате. Возможно, они решили остаться на улице?

Сынмин ещё с ними, на самом деле, ушёл домой только Джисон.

С улицы доносятся далёкие звуки, смех, крики. Джисон хочет немного отдохнуть от этого.

Он вновь садится за пианино.

Что там у нас? Моцарт.

Пальцы принимаются бегать по клавишам с былой силой, он прикрывает глаза, путая ноты и сталкиваясь руками. Он уже всё почти позабыл, откуда-то из самых дальних уголков сознания его разум цепляет эти мелодии, воспроизводя, принося в жизнь.

Как же ему это знакомо.

Телефон в кармане вдруг вибрирует, музыка прерывается пришедшим уведомлением.

Приехал его заказ с тапочками-енотами?

Минхо.

я на самом деле сейчас сижу у себя в комнате и слушаю тебя

классно играешь

в баскетбол тоже ага

Джисон считает нужным ответить. Тем не менее, он чувствует себя неловко.

Спасибо

могу прийти

если ты хочешь

толькоеслитынепротив

бро

Он не называл его так класса с пятого.

Приходи

Джисон поднимается с места и отходит в другой конец комнаты, прикусывая большой палец. Он не ожидал, что всё будет вот так. Конечно, не ожидал.

Он пытается выглянуть в окно и зацепиться за что-то, хоть отдалённо напоминающее Минхо, но ничего не выходит. Чердак слишком высоко. И как он только мог услышать? Отсюда даже с открытым окном не так-то просто.

Он ждёт Минхо минут пять, попутно листая ленту социальной сети. Чего Джисон точно не предполагал, так это того, что наткнётся на его страничку. Чонин просто отметил его на совместной фотографии, где они оба сидят на качелях в каком-то парке.

Минхо улыбается.

Красиво улыбается.

Джисон раньше не замечал этого, он вообще много чего не замечал. Например того, что у Минхо пиздец ровный нос и ему бы такой, что у Минхо классный вкус в одежде и крутые кеды. А ещё, что у него красивые руки.

Ему хочется распечатать фотку и повесить её у себя над кроватью, предварительно заменив Чонина на себя в фотошопе. Нет, было бы и правда круто.

Он заходит на страницу и листает немного вниз. Фотографии его кошек, какого-то красивого рисунка на кофе и нового плаката на стене. Среди прочих фото из комнаты Минхо Джисон узнаёт и свою джерси. И то, что он сам отмечен на этом посте. Отмечен в описании.

@sup.sungie мы бы могли поиграть в баскетбол, но ты бросил меня и уехал в Сеул: ((

Почему он не знал о существовании этого?

Затем Джисон натыкается на их совместную фотографию из детства. Там они вместе стоят на школьной линейке. Минхо — с букетом цветов и огромным рюкзаком за спиной. Джисон же в футболке с пятнами краски по дереву на ней и фиолетовом бомбере с названием школы.

я и мой классный бро @sup.sungie в школе. тогда он ещё был со мной. сейчас он в большом городе занимается музыкой, а меня с собой не позвал. ну и дурак. Сони, если увидишь пост — то это отличный знак взять меня в группу. и вообще-то я скучаю.

— Джисон! — зовёт его кто-то с первого этажа. — Джисон! К тебе пришли!

— Хэй, — произносит Джисон одними губами и неловко улыбается ему.

— Привет, — уголки его губ чуть приподнимаются, Джисон это замечает. — Снова.

Минхо всё ещё одет в его джерси, она потная и мятая, но выглядит почти неношеной. Он оставляет олимпийку на вешалке в прихожей и в гробовом молчании следует за Джисоном на чердак.

— Всё в порядке? — спрашивает Джисон, нарушая тишину. Он ставит ногу на ступень и оборачивается.

— Да, почему нет?

Рука Минхо проносится над столом, а экран телефона резко загорается, разблокированный. Брови Джисона приподнимаются, когда он видит, как Минхо хмурится, увидев свою же страницу в социальной сети.

— Ты всё же соизволил зайти, — выдыхает он спустя секунду. — Сколько раз я отмечал тебя? Десять, не меньше.

— Оу. Я просто особо не захожу ту…

— Да-да, я помню. Поэтому у тебя каждую неделю фотки с каких-то гулянок.

Джисон замолкает. Нет, он и правда как-то не замечал уведомления об отметках, либо же он и вовсе отключил их. Раньше Минхо по тысяче раз отмечал его, где не лень, а его это очень бесило. А что про фотки с гулянок… Он выкладывает их по пьяни во всяких клубах, даже не помня этого, а потом просто забывает удалить.

И тот факт, что Минхо заходит на его профиль.

Оу. Это… интересно.

Когда они оказываются на чердаке, Минхо наконец улыбается. Раньше это было местом их сбора и всяких ночёвок. Именно поэтому на стенах висят плакаты рок-групп, а в мешке на полу скручены два матраса. Они любили проводить здесь всё время после школы и смотреть фильмы, обсуждать одноклассников и просто слушать тишину. А ещё здесь Джисон впервые сыграл ему.

— Так давно тут не был, — в уголках его глаз мелкие морщинки. — я соскучился по этому месту.

— Я тоже на самом-то деле. Мне кажется, я не был на собственном чердаке дольше, чем ты. Вы же вроде ходили сюда с Чонином, да?

— Пару раз, чтобы помочь с коробками, я ничего толком не успевал рассмотреть. Твоё пианино…

— Оно самое. Самая дорогая мне штука, знаешь ли.

— Мне бы не знать. Сыграешь мне что-то?

И Джисон играет. Он садится за пианино, краем глаза замечая в глянцевой поверхности улыбку Минхо, кладёт пальцы на пианино и начинает.

Минхо кажется, что они оба не дышат, когда музыка вдруг начинает играть. Сначала тихо, а потом всё громче и громче, ударяя по барабанным перепонкам и заполняя каждую клеточку тела своей красотой. Минхо медленно сползает по стене на пол и смотрит Джисону в спину, смотрит, как напрягаются мышцы под футболкой. Он часто играл ему в детстве, пытался повторить мелодии из их любимых мультфильмов и сериалов.

Это, кажется, было несколько столетий назад.

— Круто, — на выдохе произносит Минхо, моргая. — Мне не знакомо. Откуда это?

Верхняя часть лица Джисона чуть розовеет, Минхо видит это даже в темноте чердака.

— Я сочинил её сам.

— Сам? Ты пишешь музыку? — брови Минхо чуть приподнимаются. Нет, он знал, что Джисон умеет классно играть на пианино. Но своё он никогда ему не играл.

— Мы…

— Да, я слышал, что вы с ребятами там занимаетесь музыкой, — в его голосе еле заметные нотки какой-то детской обиды, Джисон это запоминает. — Но я не знал, что этим занимаешься конкретно ты. Я думал, что ты… ну, поёшь, наверное.

— Пою я тоже.

— Оу. Это… круто?

Джисон поднимается, делает два шага напротив и садится возле Минхо, переплетая с ним пальцы. Кожа его рук непривычно мягкая и нежная. Он почти чувствует его обжигающее дыхание на своей щеке, но упорно это игнорирует.

У него есть парень. У Джисона тоже порой кто-то возникает на личном фронте, так что да.

— Ты бы хотел со мной? — спрашивает он. И почти слышит, как в мозге у Минхо скрипят шестерёнки.

— Что с тобой?

— Заниматься музыкой. Состоять в группе. Жить в большом городе и снимать квартиру вместе. Я и сам понятия не имею, о чём говорю. Просто хочу какое-нибудь «с тобой».

— Я на самом деле никогда не пел или что-то в этом роде. Я умею танцевать. Вам это подойдёт? Преподователи по хореографии меня даже хвалят, — он хвастается.

— Было бы неплохо.

Они замолкают. Тишина с Минхо слишком громкая, она давит на виски и стучит в ушах, с ним некомфортно молчать. С ним хочется говорить, лаять на прохожих, смеяться во весь голос, что угодно, только не молчать. Они слышат дыхание друг друга и не находят вообще никаких слов. В горле будто стоит ком, а в головах пусто.

— Поцелуй меня, — Минхо говорит вполголоса.

Джисон определённо хотел, чтобы тишина прервалась. Но не так же, мать твою. Возможно, он придумывает это себе сам.

— Ну? Поцелуй, — он повторяет громче.

Джисон поворачивает голову, приоткрывая рот. Ему хочется, сказать, что Минхо просто в отчаянии, что это пройдёт, но его губы вдруг встречаются с чужими за долю секунды. Минхо пахнет лавандой, его губы на вкус, как малина, и у Джисона начинает кружиться голова. Ему чертовски нехорошо прямо сейчас, пальцами он хватается за худи парня, крепко сжимая.

Минхо целует дерзко — это на него не похоже. Языком проводит по кромке зубов, проникает внутрь и хнычет Джисону в губы. Его руки оглаживают спину и нажимают где-то в районе лопаток, прижимая Джисона к себе ещё сильнее.

Они отрываются друг от друга, тут же хватая ртом воздух и хлопая ресницами. Зрачки расширены, в уголках глаз мелкие слезинки. Джисон облизывает губы и хватает Минхо за рукав. Тот улыбается вот этой своей улыбкой и кусает потрескавшиеся губы, вставая на колени.

— Ты снился мне, — шепчет Минхо ему на ухо, чуть прихватывая зубами мочку. Его шёпот обжигает, и Джисон догадывается, о каких снах он говорит. — С тех пор, как ты уехал.

Он вжимается губами Джисону в шею и оставляет на ней мелкие больные укусы, заключив его запястья в кольцо сильных пальцев. Джисон дышит прерывисто и ему слишком жарко и хорошо сейчас, чтобы вырываться. Он прижимается ближе, чувствуя вторую руку Минхо у себя на бедре, и с его губ срывается громкий свистящий выдох.

В одно движение Минхо оказывается сверху, прижимая Джисона к полу и занося его руки над головой. Тот жмурится, когда чужие пальцы забираются под футболку, очерчивая мышцы пресса, задевая соски. Минхо дышит ему в щёку, короткими поцелуями проходится по линии челюсти, а потом вдруг смотрит ему в глаза. Его взгляд затуманенный и беспокойный, уголки губ чуть приподняты.

— Ты хочешь этого? — спрашивает он тихо, его голос даже не нарушает общую тишину, за что Джисон ему благодарен. Одними губами он произносит «да», и Минхо этого достаточно.

Он резко снимает майку через голову, проводя ладонью Джисона по своей груди. Даёт возможность трогать, наслаждаться, смотреть. Даёт разрешение делать с собой всё, что угодно. И Джисон пользуется этим, обхватывая ногами его бёдра и руками обвивая шею. Он пытается потереться ширинкой о живот Минхо, но тот лишь ухмыляется, уворачиваясь.

— Не так быстро, — он тянет за края футболки Джисона, обнажая живот и грудь, а затем снимая до конца. — Это будет слишком скучно.

Он снова кусает его за мочку уха, пальцами обхватывая член сквозь ткань штанов. Джисон в ответ на это тихо стонет и жмурится, вскидывая бёдра. Минхо тянет штаны вниз вместе с нижним бельём, а сам спускается дорожкой поцелуев от груди до пупка, кое-где оставляя алеть яркие засосы. Джисон выгибается под ним и что-то шепчет, чего Минхо не в силах разобрать.

Когда среднего размера член оказывается у него перед глазами, Минхо облизывает пересохшие губы и тяжело сглатывает. Привставший член покачивается перед ним и он, поместив пальцы в рот и обильно смочив их слюной, обхватывает ствол под громкий вздох. Он водит рукой вверх-вниз, не отрывая глаз от сочащейся смазкой головки, а затем обводит ту большим пальцем, размазывая предэякулят. Джисон в ответ на это скулит в голос, зажимая рот рукой и оставляя на ребре ладони пару укусов.

Он не может сдержать громкого стона, когда Минхо берёт в рот почти наполовину, даже не подавившись. Тот языком скользит по члену, обводя каждую пульсирующую венку. Джисон протягивает руку, пятерню вплетая в короткие волосы на затылке Минхо, отчего тот мычит, посылая по члену лёгкую вибрацию.

— Твой рот даже лучше, чем я думал, — хрипит он, не узнавая своего голоса.

— Так значит думал? — Минхо с пошлым причмокиванием выпускает член изо рта и ухмыляется.

— Не отвлекайся, — просит он, надавливая на затылок и шире разводя колени в стороны.

Джисон стонет в голос и прикусывает ребро ладони, вновь дёргая волосы Минхо. Тот сосёт уверенно со знанием дела, и он даже знает, почему. Догадывается. Его бёдра неприятно сжимаются, член, сжатый мягкими губами, пульсирует. Минхо двигается резко, втягивает щёки и позволяет толкаться себе в глотку, расслабляя горло. У Джисона от этого кружится голова, с губ слетают шумные вздохи, а пальцы подрагивают.

— Подожди, — вдруг просит он, отстраняя Минхо от себя и приподнимаясь на локтях. — Стой. Я хочу…

Минхо понимает без слов, резко вскакивает на ноги, чуть пошатываясь, и лязгает пряжкой ремня, снимая штаны. Джисон скользит затуманенным взглядом по стройным ногам и разводит ноги шире, погружая пальцы в рот. Минхо от этого, кажется, задыхается, его глаза блестят, по подбородку течёт слюна. Оставаясь в одной футболке, он склоняется над Джисоном и оставляет укус возле уха.

— Растяни себя, — шепчет Минхо, пальцами проходя по груди Джисона.

Тот стонет бесстыдно, вынимая мокрые пальцы изо рта, поднося их к сжавшемуся кольцу мышц, и кружит вокруг всего пару секунд. Когда он входит, член Минхо дёргается в предвкушении.

— Двух достаточно? — спрашивает Джисон, кусая губы и пытаясь разобрать эмоции на лице Минхо во тьме чердака.

— Добавь третий, детка, — ухмыляется он, и у Джисона едет крыша, он резко вводит третий палец и делает два быстрых движения, обвивая ногами торс Минхо.

— Всё, всё, — он жмурится и тяжело дышит, — я готов.

Готов, как никогда.

Джисон чувствует, как Минхо подставляет головку члена к толком не растянутому входу и проводит рукой по своим волосам.

— Точно?

Джисон кивает, сдавленно что-то бормоча, и Минхо двигает бёдрами, одним движением входя до конца. Они сталкиваются лбами и стонут в унисон. Джисон хватается за плечи парня, ногтями царапая широкую спину. У него никого не было последние пару месяцев, он действительно отвык, но Минхо об этом знать ни к чему. Сейчас не хочется лишних слов и переживаний. Сейчас хочется его.

Минхо наращивает темп, одной рукой упираясь в деревянный пол, а вторую запустив Джисону в волосы. Тот стонет под ним, кажется, слишком громко. И их явно слышно, но сейчас и правда всё равно. От пошлых шлепков кожи о кожу у Джисона темнеет в глазах, его собственный член ноет, и он тянет к нему руку, обхватывая ствол. Он даже сам не заметил, как у него вновь встал.

— Детка, — Минхо загнанно дышит, его глаза закатываются сами по себе. — Я сейчас…

Джисон стонет всё громче, почти кричит, его ногти впиваются в спину Минхо. Двумя движениями сжатых пальцев по члену он доводит себя до оргазма. Внутри него как будто всё взрывается, на пару секунд Джисон попадает куда-то на небеса. Его тело содрогается, а пальцы ног поднимаются. Минхо кончает следом, лбом уткнувшись ему в шею и громко выстанывая его имя.

Они лежат на полу чердака и считают звёзды, что проглядываются из маленького окошка в крыше дома. Грудь Минхо часто вздымается, а футболка неприятно липнет к телу, но он даже не думает о том, чтобы её снимать.

— Ну так что, ты согласен заниматься музыкой? — спрашивает Джисон, закидывая руки за голову. — Я выгоню того придурка из квартиры, и будем снимать её вместе, м?

— Было бы неплохо. Жить в большом городе всегда было моей мечтой, после этого городка-тьмы.

В их родном городе они никто, но он верит, что в Сеуле у них наконец-то получится.

Получится победить.