Глава 1 : Ева.
С первых утренних лучей свет не торопится достигнуть моей комнаты. Он просачивается сквозь жалюзи и рисует золотые полосы на стенах, но я лежу в кровати и смотрю на пыль, которая кружится в воздухе, будто маленькие звезды, сбежавшие со сцены. Я не хочу подниматься. Не хочу никуда идти. Не хочу видеть людей, не хочу слышать их голоса, не хочу отвечать на вопросы, которых никто не задаёт вслух, но которые бродят в воздухе тихо и громко одновременно.
Я узнала об уходе его. Мой лучший друг, мой возлюбленный — и я думала, что это просто очередная ссора, испытание, которое мы переживём вместе. Но дверь между нами захлопнулась без обещаний и без прощаний. Он ушёл так же легко, как выключают свет в пустом школьном коридоре, когда ты понимаешь, что больше не нужен. И мысль, что он больше не придёт, стала острым камнем в груди: каждый вдох — давление, каждый выдох — попытка выпрямить что-то, что уже сломалось.
В школе всё изменилось прежде, чем я привыкла к новым словам, которые люди произносили и забывали через секунду. Я стала тенью. Не та таинственная тень, которая приковывает взгляд, а та, что исчезает в стенах, когда прихожу в класс. Я слушала, как одноклассники шепчутся за спиной — жалобы на то, что никто не понимает их, и на то, как «она» исчезает в пустоте, но никто не замечает настоящую пустоту внутри меня. Я стала экспериментальным экспериментом в жизни других: как они реагируют на чужую боль, как она искривляет их рассказы и превращает их дневники в дневники чужих чувств.
Её — моя младшая сестра Полина — я ненавижу её не потому, что она плохая, а потому, что она будто аккуратно держит в руках те нити, которыми когда-то держалось моё детство. Ей удаётся улыбаться без оглядки, тогда как моя улыбка стала редким артефактом, который ищут в археологических раскопках. Она словно забирала время, которое у меня было в детстве: тихие утренние чая и рисунки на салфетках, которые мать всегда ставила перед нами, чтобы мы могли мечтать. А Полина, как зеркало, отражает слишком ярко то, чем я больше не являюсь. Я вижу её, и вижу свою собственную ничтожность одновременно — и этот двойной образ повисает в воздухе, давит плечи и делает каждую минуту тяжёлее.
Семья — это место, где я ожидала найти опору. Но из-за того, что у меня забрали часть внимания, я чувствую, что родители не видят меня совсем. Они замечают только Полину — ту, которая стала идеалом того, каким якобы должна быть семья: спокойная, успешная, безмятежная. А меня никто не слушает, и, если слушает, то чтобы сделать вывод, что «ей» нужно больше помощи, как будто моя боль — это рецепт лечения сильнее чем моя собственная воля. Я начинаю думать: может быть, моя боль нужна им как напоминание о том, что они хорошие родители, потому что «их дочь не нуждается в помощи так сильно, как хотят думать». Но на самом деле мне нужна помощь, и я не знаю, где её искать, и кому её просить. Так часто глухие стены дома становятся моими единственными друзьями.
Докторами, учителями, соседями — все они время от времени приходят с советами, как стать сильнее, как держаться, как быть «нормальной», как не думать слишком много и не думать вообще. Но эти советы выглядят как клей, которым пытаются закрыть трещину на стекле: снаружи всё красиво, а внутри — вода, и она просачивается, проливая холод на сердце. Есть ли способ пережить такую боль без того, чтобы потерять себя в этом процессе? Я пробую. Я пытаюсь найти маленькие удовольствия: запах кофе по утрам, который остаётся ещё до того момента, когда мое сознание просыпается; прогулки, где слышно, как шум города покрывает мои мысли; музыка, которая заставляет моё сердце двигаться в такт невыносимой тишине. Но всё это — как маленькие свечи в темноте: они горят, но свет не освобождает от холода.
Я мало говорю с Полиной. Ее смех — резонансный и резкий — иногда проникает в тишину, и я вспоминаю, как раньше смеялись мы вместе: как мы строили замки из подушек, как мама подбрасывала нам маленькие сюрпризы, и как я чувствовала себя победительницей в игре, которая называлась детство. Теперь же её смех превращается в напоминание о том, что я больше не в игре — я в тени, где никто не ищет моё имя и не зовёт меня к себе. Я пытаюсь уйти и не уйти одновременно — уйти от боли, но не от жизни. Это странное ощущение: быть здесь и в то же время не быть здесь вовсе.
Где-то в глубине души поднимается вопрос: а можно ли начать заново? Можно ли вернуть то, что было, хотя бы частично? Я пытаюсь imagined-версию себя, которая могла бы быть счастливой без его присутствия. Я понимаю, что это неправда и что под этой иллюзией — страх одиночества и сожаления. Но я держусь за этот мир, потому что другой мир мне не знаком, и мне страшно в нём оказаться единственной. Я ищу в себе силу — не ту, которую можно подчеркнуть на экзамене или в спортивной секции, а ту, которая держит меня на поверхности воды, когда волна обрушивается на голову.
Полина любит внешнюю блеску и порой кажется, что всё идёт по плану: мама радуется её достижениям, папа ценит её дисциплину, и весь дом дышит тем укладом, который она символически представляет для каждого из нас. А я — как пустой угол в комнате, который никто не замечает, пока не наступает ночь и не раздаётся шёпот ветра, который как будто зовёт меня к себе. Я понимаю, что мне нужно найти людей, которым не всё равно, даже если они не знают меня так хорошо, как моя семья. Мне нужен человек, который скажет: ты не одна, ты не безнадёжна, ты не должна падать лицом к стене. Я хочу вернуться к тем моментам, когда мы могли говорить свободно, без страха, без наказаний, без того, чтобы кто-то говорил: «ты слишком драматизируешь» или «ты просто переживаешь обычную подростковую бурю». Хочу, чтобы кто-то понял, что моя боль — не повод для вины, а сигнал к тому, что мне нужна поддержка.
И всё же есть маленькие моменты света. Например, когда учитель искусства просит меня нарисовать что-то, что объясняет, почему я так молчу. Я беру карандаши и рисую путь, который ведёт меня сквозь тьму: ярко-оранжевые линии, как огонь, который не сгорит сам, а согреет тех, кто рядом. Или когда мы сидим на школьной экскурсии и я нахожу в этом шуме и движении некую ритмику, которая напоминает дыхание. Это — не победа, но шаг к тому, чтобы снова почувствовать себя существующей, реальной. Возможно, друг мой, который ушёл, не хотел бы видеть меня в таком состоянии. Возможно, он думал, что это меня ломает, но на самом деле я пытаюсь собрать себя по кускам, чтобы не исчезнуть совсем.
Я знаю, что путь будет длинным и непростым. Я знаю, что мне придётся сталкиваться с вопросами, которые не дают мне покоя: кто я без него? смогу ли я быть самой собой или же навсегда останусь в чьём-то тени? Но я также знаю, что жить — это не просто существовать. Это пытаться снова поверить, что мир может быть мягче, чем кажется, что люди вокруг меня могут дать ту поддержку, которую я ищу, и что мой голос имеет смысл, даже если он звучит шепотом в тишине.
Глава близится к концу первой главы моей новой ночи. Я опускаю карандаш и встаю, медленно переступаю через тёплый след утра на полу и направляюсь к окну. За стеклом ночь уступила место серому свету. Я дышу глубже, как будто пытаюсь вспомнить, как дышать не ради того, чтобы выжить, а ради самой жизни. Я знаю, что впереди — трудности и боли, но и шаги к чему-то, что может быть ближе к миру внутри меня, к тому, чтобы снова почувствовать, что я не одинока со своей историей. И если мне повезёт, возможно, однажды кто-то скажет: ты нужна здесь, твоя боль важна, и ты сможешь стать снова собой.