Глава 1
Глава 1
Музыка кружилась. Взлетела и падала. Зимней поземкой кружилась под ногами, падала под своды арок и переходов, дробилась и растворялась в шуме поездов. Окутывала шаги. И неизменно, раненной птицей снова взмывала под своды. Проникала. Проникала повсюду. В глаза, души, сердца. Её можно было попробовать даже на вкус. И для каждого он был свой. Для кого то она была первым в жизни пломбиром, для кого то тягучим ароматным вином в знойный вечер. Но какую бы форму, вкус или аромат она бы не приобретала. Она проникала. Невольно замедлялись шаги, и равнодушие взглядов наполнила осмысленность, словно в них по каплям наливали жизнь. Миша Стой! Миша, не беги! Раздался нервозный голос возвысившийся резкими обертонами над фоновом гулом подземки. Маленький мальчик волоча одной рукой усталую мамашу, а другой стискивая потрепанного серого слоника, подошёл к краю людского полукруга. В его карих глазенках плескалось море. Море детского искреннего восторга граничившего с удивлением. Мама, мама! Что Миша? Устало, но уже не так нервозно, как пару минут назад отозвалась женщина. С её лица будто веником смели равнодушие и раздражение. Что сынок? Уже ласково спросила она. Голос её теплел. И словно повинуясь неземной, проникающей силе музыки в нем зазвучала неподдельная любовь матери к сыну. Мама, снова позвал Миша. Почему дедушка плачет? Он ушибся? Ему больно? Рядом, покачиваясь стоял старик, в каракулевом пальто вышедшем из моды полвека назад и в шапке пирожке из под которой пробивались белые как снег волосы. В руках он держал видавшую виды палку, но не опирался на неё. Две слезы из уголков выцветших серых глаз прокладывали себе путь в белой щетине, как сани по первому нетронутому снегу.
А почему тётя так стоит? не унимался Миша. Слева от старика стояла молодая девушка в которой сразу угадывался редкий посетитель подземки. Причёска сделанная в недешевом салоне, соболиный полушубок, сумочка от Луи Витон и мобильник инкрустированный камнями, выдавали как минимум пассажирку бентли а не московского метрополитена. Привычную Пренебрежительную надменность на ее лице вымывало проникающими ласковыми звуками. И лицо словно разглаживаясь под этими звуками становилось растерянным, приятным и добрым. С него комками отваливались высокомерие презрительность, недоступность. Лена? Лена!? Алло! Надрывался мобильник в ее руке. Но Лена была далеко. Она путешествовала. Музыка унесла её в далекую Воркуту на улочку рядом с аэропортом, в дом, который периодически содрогался то от идущих на посадку самолётов, то от поездов пролетающих в ночи. В маленькую квартирку из окошек которой было видно крышу соседнего дома и щекочущим усам отца возвратившегося из очередной двухмесячной вахты. Папы, которой пах сигаретами, углем, и её любимым одеколоном название которого растворилось в детстве. Нннезнаю Миша. Неуверенно ответила женщина и в глазах её заблестели капельки влаги. А музыка истаивала. Как робкая снежинка она медленно кружась опускалась все ниже, ниже и затихла, растаяв у ног игравшего.
Вязанная, надвинутая на лоб шапка с ушами цвета болота не давали никакого представления о волосах игравшего. Такого же цвета куртка с полосатым шарфом обмотанным вокруг шеи представляли собой архитектурный ансамбль, который на удивление гармонично вписывался в общий вид человека. Дыры в джинсах обнажали худые коленки. Кеды, всем своим видом говорили что они устали жить и молили о покое в забвении. Когда последние звуки музыки упав к ногам отжили, он отвел смычек и правая рука его повисла плетью. Левая же, тонкими пальцами все ещё зажимала верхнее соль на грифе, и казалось что худенькие пальчики сжимают его из последних сил.
Распахнутый кофр, в котором валялись несколько смятых купюр и монет, не двусмысленно извещал о материальном положении игравшего. А ну вас к черту! Неожиданно зло выругался скрипач. И вдруг стало понятно что это маленькая и худенькая девушка которой можно было дать не больше 14, но взгляд её зелёных глаз говорил что она уже хлебнула в этой жизни и она явно старше. Бросив скрипку в футляр, она оглядела собравшихся вокруг людей. Толпа постепенно начала приходить в себя, расползаться. Дед трясущимися руками полез во внутренний карман пальто и извлек видавшее виды портмоне. Открыл его, вздохнул, достал сотенную и хотел было бросить в футляр но увидев уже лежавшую в нем скрипку замешкался и был остановлен мягким с хрипотцой то ли от сигарет то ли от простуды голосом. Дедушка не надо! Что? А? Встрепенулся старик. Не надо я говорю. Сказала девушка скрипачка. Я же вижу что у вас там больше нет. И мне не надо. Да как же?. Почему же? заполошился старик., потом как-то внезапно сник, и дрогнувшим голосом сказал. Я вспомнил её.. Смахнул пальцем слезы, словно удивившись откуда они там взялись. Доченька, Пойдем ко мне чайку попьем а? Я один живу, тут не далеко. Пойдем а? Спасибо, сказала девушка, мне ещё обратно ехать через весь город. Если будешь тут рядом играть... засуетился дед.... Приходи мой дом за углом сразу у выхода, квартира номер один. Зовут меня Прокопий Андреевич, меня там все знают...
Спасибо дедушка... В голосе девушки прозвучала грусть. На! Держи! Он мне сказал что хочет к тебе. Сказал Миша протягивая игравшей своего слоника. Он говорит ему понравилась твоя музыка. Девушка опустилась на колени, голые ноги вошли в контакт с холодным мрамором. Как его зовут? спросила она. Его зовут Слон. Гордо сказал Миша. Спасибо грустно ответила девушка. Я его буду любить.... Толпа расходилась. Девушка с сумкой Луи Витон опомнившись сказала алло, но там уже положили трубку. Немного постояв она раскрыла её, достала сотню долларов и ни слова не говоря засунула их в карман куртки скрипачки и ушла. Миша вдалеке перехода спрашивал маму, почему та не поет ему таких колыбельных на ночь. Тоннель перехода вновь захватило шарканье ног, звонки мобильных и гул разговоров...
Усталость и апатия с равнодушным аппетитом безразлично поглощали силу воли, устремления, желания... Хотелось одного. Покоя. скрипка в футляре становилась все тяжелее с каждым шагом, ручка его безразлично поскрипывала. Сейчас скрипка молчала, и казалось та жизнь, сила, эмоции что ещё совсем недавно наполнили её, ушли навсегда. девушка в полудреме словно озябший воробушек в своей смешной шапке и куртке прыгала с ветки на ветку пробираясь на окраину столицы. Выйдя на конечной, она привычно отправилась к автобусной остановке. Черт, проездной кончился, бессильно выругалась она. Изучив количество наличности и закинув скрипку за плечо она пошла в сторону от остановки тяжёлой походкой совсем не свойственной молодой девушке. Надо ещё в аптеку зайти бабушке купить лекарств... вдали ядовитые неоном мерцал зеленый крест обещавший всем если не вечную жизнь, то как минимум гарантированное здоровье. Протянув рецепт сонному фармацевту она устало облокотилась на прилавок. Девушка! девушка! А?! Что? Я говорю с вас тысяча восемьсот шестьдесят. она устало расплатилась, забрала аптечный пакет и устало побрела к выходу. До дома два квартала, деньги кончились. Пойду пешком. Решила она. Большой рекламный щит финишной лентой указал окончание её маршрута. ручка футляра продолжала безразлично скрипеть а щит все никак не приближался. кое как донеся себя до подъезда она негнущимися пальцами набрала код домофона, вскарабкалась на третий этаж, звеня ключами открыла дверь. Бабушка? Баааб!? Ты спишь? В полутемной прихожей маленькой двухкомнатной квартиры было холодно. Казалось что свет замерзает едва отлетев от лампы. Стащив с головы шапку и Отбросив за плечи водопад пшеничных волос которые блеснули в холодном свете лампы она размотала шарф и сняла куртку. Вынув мокрые ноги из кроссовок и привычно посмотрев сквозь них на свет, удрученно вздохнула. Долго не протянут... Решила она. Пройдя в комнату она выключила работавший телевизор. Подоткнула одеяло, и прислушалась к дыханью спящей. Хуже.. Пройдя на маленькую кухоньку, зажегши газ и поставив маленький белый чайник с отбитой щербатой эмалью на которой были нарисованы ягоды калины, протянула над ним подрагивающие руки согревая озябшие пальцы. Согревшись пустым чаем из пакетика она достала купленные лекарства и разложила их на столе. Подорожали. Скоро ни бабушкиной пенсии, ни её заработков не хватит. Тяжело вздохнув она побросала лекарства в ящик. Вымыла кружку. И пошла спать.
Уже в кровати, покачиваясь на волнах полусна, она слышала музыку.
Музыка кружила.
Парила над землёй и она была с ней единым целым. Она охватывала собой весь мир и это мир был ей. Она летала. Она проникала. уже проваливаясь в сон она с удивлением слушала её не понимая что эта музыка одно целое с ней. Что эта музыка она.