"-Что ж я делаю не так?"
Из открытого окна вырвался настолько сильный поток ветра, что отворил створку настежь, давая полную свободу своим действиям. И не исключено, что если бы окно было закрыто, то ветер мог бы вырвать его с корнями.
—о бля-я,—Влад подошёл к окну и закрыв его, несколько раз надавил, будто склеивая, либо проверяя, плотно ли то прижалось.—ветренно сегодня так
Никита с Андреем одновременно кивнули, соглашаясь на скрытое замечание Влада. Дима же, будто не услышав ничего, промолчал, так же как и промолчали его действия, принимая кивки одногруппников, как ответ за него самого.
—ладно, сегодня мы должны отработать за два дня. Встаём!—Влад помахал руками снизу вверх, побуждая остальных встать на свои места и сам себе послужил примером.
Расстановка закончилась. Весь "Лом", включая музыкальные инструменты, были готовы и ранее проверены на работоспособность.
Все так же. Все по новой.
Смирнову, по хорошему, должны уже были надоесть эти натирания медиатором об струны гитары, создающие все те же, ни чем не отличающиеся ноты, но не надоедает. Не надоедает не музыка, не сама песня, не чувства, которые с каждым разом по непонятной причине проявляются с первым же стуком барабанных палочек. Не их одиноковость, не их повторение, ничего этого не даёт малейшему психу проснуться. И, если считать все это, легко можно было, не соврав, сказать, что Никите это нравится. Но действительно ли страсть к музыке растянется на всю его жизнь? Этого не знает даже Никита и знать не хочет. Пока, он живёт лишь музыкой, ничего ему так не нравилось кроме нее и думать о том, что спектор поддержки и успокоения скоро растворится в его сердце, не хочется ну прям в край. Медиатор скакал по струнам автоматически, что если начать думать, он мог бы слететь и отлететь на метров так пять.
Из-за сплочённости и уже набитой руки, первый проигрыш закончился быстро, даже очень.
—Вла-ад, давай отдохнём,—предложил Никита, состроив уставшую гримасу.
—о-ох, ладно, а я покурю пока,—отзвучил Влад и тут же скрылся на дверями студии.
За хлопком двери тут же встал Андрей и пошел в сторону ухода Влада.
—ты куда?—поинтересовался Смирнов, смотря на Андрея.
—авторши захотели, чтобы я с Владом оставили вас наедине.—озвучил он и тут же его фигура испарилась, провожаясь звуком хлопка.
В студии стало значительно тише, слышно было если только свое же дыхание и возможные шуршания, и шум за окном.
—Дима-а,—позвал того Смирнов.
Минин лишь закатил глаза, морально готовясь к разговорному изнасилованию и отошёл от своего места к стене, после съежая по ней спиной и садясь на пол. Никита сочтел это за приглашение, хотя таковым оно не являлось и подойдя, присел рядом.
—как поспал кстати?
—отвянь.
—ну, Дим, мы же не вместе шли сегодня, скажи-и,—не унимаясь, продолжал Никита.
—отстань.
—ну, Дима
—отъебись.
Никита, положил руку на плечо Минина.
—Ди..—Смирнов не успел договорить много раз повторяющееся имя. Слово то надарвалось, то остальная часть его беззвучно вылетела из-за рта.
Минин сжал руку Никиты с такой силой, что слова о прекращении никак нельзя было выговорить. Смирнов положил вторую руку на руку Димы, пытаясь растопырить пальцы того, но следом получил лишь не менее сильный удар в лицо. Замах кулака он не видел, его внимание было полностью отдано восвобождению руки. Нижняя правая часть лица ужасно болела, нижняя губа ядовито щипала, а рука, копируя ощущения пострадавших частей, болела не слабее. Никита повалился на пол, а на него тут же накинулся Минин.
—сказал же, отъебись!—тон голоса Димы значительно увеличился.
Смирнов впервые видел Минина в таком состоянии, поэтому глаза расширились сами по себе, а брови поднялись. Дима схватил нижнего за воротник футболки в оглавлении следующего удара, но тот ушёл из удивления и начал сопротивляться, отталкивая двумя руками верхнего за плечи, не взирая на боль. Оба молчали, ведь сказать что-то, было бы роковой ошибкой, которая, будет в этой ситуации как стекло в горле.
Прошло секунд десять и в студию, не торопясь вошли Влад и Андрей, но увидев, что происходит, оторопели. Влад опомнился и подбежал первым, и подхватив Диму под руки, пытался оттащить. Андрей же, помог оттащить Минина спереди, давя тому на грудь и убирая от Смирнова.
—Дима, успокойся,—голос Влада и впрямь был спокойным, что не скажешь о внутренней реакции.
—пусти нахуй!—выкрикнул Дима, выбиваясь из хватки Влада.
Андрей взял Никиту под руку, оповещая о том, что надо бы отползти подальше. Никита так и сделал. Он отполз и нащупал рукой губу, прикоснулся к ней и тут же почувствовал едкое щипание.
—что у вас двоих произошло?—не в тему спросил Андрей, на что, как и ожидалось, нормального ответа не получил.
—тя ебет? Торчок..—Дима цокнул.
Его грудь энергично сдучалась и раздувалась; нос шумно вдыхал и выдыхал воздух. Минин стиснул зубы, смотря на Смирнова, а после убрал взгляд, более и менее успокаиваясь. Влад, поняв, что время давать свободу действиям Минина, отпрянул, убирая руки, но остался стоять рядом, чтобы если что, оттащить его от Смирнова. Дима, опираясь на руки, встал и окинув взглядом каждого, исчез из студии, выйдя на улицу. Остальные трое провели взглядом Минина, а после Влад и Андрей стали взирать на Никиту, вынимая из того информацию.
—Никита, что это щас было?—озвучил Влад, и так понятно читаемый вопрос на их лицах.
—не берите в голову..—Смирнов встал и, зачем то, пошеркая по коленям, отряхивая их, вздохнул.—будем репетировать?
—кхм..—Влад, повторив за Никитой, вздохнул и посмотрел на Андрея, в поисках моральной поддержки.—видимо, репетиции сегодня тоже не будет...
—супер,—с наигранной радостью сказал Андрей.
Через минут пять подошёл Дима. Услышав новость об отмененной репетиции, на его лице не проскочила не малейшая доля какой либо эмоции; не радости, не разочарования на нем не было. Тот сразу забросил гитару на плечо и его в студии сию секунду как не бывало. Влад с Андреем выдохнули одновременно, с мыслью, что только что произошедшее, не повторится и сами они не получат. Никита взирал на гитару, лежащую на полу, будто соображал над ответом на вопрос "взять гитару или хуй с ней?". Поняв, что ни хуй, ни остальное, кроме него самого, не будут с ней и уж тем более не будут следить, он выдохнул через рот намного шумнее Влада и Андрея. Он закинул гитару на плечо, а корпус повернул на двух сидящих на рядом стоящем диване. Смирнов махнул рукой вверх, как бы прощаясь и попытался скривить рот в улыбке, но уголки губ будто специально сопротивлялись и опускались вниз, из чего получались какие-то нервные дергания. Дождавшись прощального маха рукой, Никита удалился из студии, а после и из самого здания.
На крыльце как обычно никто не стоял, ожидая его, стоял лишь ветреный гул и чириканье птиц, которое изредка приглушал шум мимо проезжающих машин. Было ясно и облака, почти невидимые из-за сливания с небом, небольшими кусками сахарной ваты распределились по всему простору неба. А если приглядеться, и не отрывать от неба взгляд больше десяти секунд, можно увидеть, как облака медленно и беззаботно плыли все в одну сторону.
Никита не заметил как запрокинул голову и стал заметно долго и настойчиво смотреть наверх. Он опустил голову и горизонт сразу сменился на ряд многоэтажек, мусорки и асфальт, а на нем вчерашние лужи и зелёные опавшие листья..видимо ветер посудил их лишними в своей же стае. Рука Смирнова, не спрашивая его самого, будто автоматически потянулась до губы, а как дотронулась, редко отпрянула, сопровождаясь шипением из-за рта.
—о, боже...—проговорил себе под нос Никита и тут же ринулся вниз по лестнице, а после свернул в знакомую сторону.
В самом далеке был введен знакомый силуэт и Смирнов точно знал кому он принадлежит. Он остановился, будто при движении его извилены в голове бы не работали, а после, сведя мысли в одно решение, двинулся вперёд.. обычной ходьбой. Желание догнать объект внимания было, но где-то в глубине, а Смирнов видимо, поленился его достать, ведь в самой середине подсознания хорошо читалось, что догонять ему некого.
Сам он может и хотел, но ноги не переставлялисб быстрее, а руки не подавали темп.
Через минут пятнадцать Смирнов был уже дома. Да, на часа два пораньше он вернулся точно. Ольга, приоткрыла рот, хотела спросить понятный для Никиты вопрос, по типу "чего так быстро?", но по непонятной причине отказалась произносить, сочтя свой ответ в голове правильным. Никита, разувшись, сразу прошел в комнату.
По старинке, облокотив гитару на шкаф, он расставил руки в стороны и плюхнулся на кровать лицом вниз. Будто боясь задохнутся, он перевернулся на спину и вздохнул.
—чтож я делаю не так...—еле слышно для самого себя проговорил Никита, и оперевшись руками об кровать, принял положение сидя, подогнул колени.
Резко все смолкло, в ушах от этой противной тишины зазвенело. Она будто специально давила на вески ядовитыми волнами, чтоб те заболели. Так и случилось. Вески заболели, а с ними связалась и грудь, передавая ощущения боли и в какой-то степени даже едкого щипания, к себе. Хорошо, что звон в ушах перекрыл шум, доносящийся из телевизора и все вокруг бесить тот час перестало. Но зато вески заболели сильнее и надавили на глаза, которые тут же начали слезиться. Прерывая поток нахлынувшей волны грусти, Никита поджал губы, что стало наверно решающим фактором для эмоций. Недавно ненесаенная живая рана защипала, боль отозвалась не только в ней самой, но и в других уголках тела. Из-за рта вылетел подавленный и приглушенный крик, с которым ту же опустились руки и голова. Не взирая на боль, Смирнов снова поджал губы, задерживая все грумкие звуки, пытающиеся выйти наружу. Грудь заболела, сердце редко, но метко покалывало в нем. Глаза, щеки были мокрыми, а из глаз выходила новая порция, скатываясь по щекам, по губам и падая на джинсы.
За что он получил, было понятно, но было не ясно одно: действительно ли Дима вложил в удар всю свою осознанную и правильную ненависть или сделал это в потоке агрессии?
Ну, в любом случае, этот удар для Смирнова послужил концом с жирной черной точкой. Сам себе он поверить не мог, оругим не мог, даже Минину не мог, он серьезно так надоел? Стоит ли поговорить или это усугубит ситуацию? Стоит ли вести себя как прежде или Минин не подхватит и начнет жить сегодняшним? Все варианты казались проигрышными, но в остальные просто верить не хотелось.
Точно не стоит агрессировать из-за этого, точно не стоит от этом напоминать.
Это полетело уже как утверждения, а волна муторной боли окинула уже все голову, взяв с собой и конечности. Плечи подпрыгивали от каждого вздоха и приглушенного крика, который зачастую заменялся мычанием.
—о, боже...—снова, еле слышно поговорил Смирнов и закрыл глаза, положив голову на колени, а их, в свою очередь, обмотать руками.
Кончики лезущих рыжих кудрявых волосы намокли, потом учто каждый раз соприкасались с источником влез, когда Смирнов хотел убрать его останки.
Никита поднял голову и снова открыл глаза. От мокроты, четкость была не выше не видящего человека. Все было размыто и все куда-то съезжало, что можно было даже описать головокружением. Он похлопал глазами, но сочтя эту попытку убрать слезы провальной, осмелился вытереть их рукой, а после и воротником футболки. Сфокусировав зрение так, чтобы более менее было все видно, Смирнов оглядел комнату, а после потянул руку к прикроватной тумбочке. Когда первая рука брала наушиники, вторая машинально потянулась за телефоном. Удостоверевшись в существовании обоих объектов покрутив тех в руках, Никита воткнул провод в телефон, а два конца наушников-в уши. Перед лицом приторно засветился свет из экрана, Никита аж зажмурился. Возможно, он преувеличивал, но щас, любые эмоции вырывались наружу так, что тот их не контролировал.
Что-то потыкав кончиками пальцев, Смирнов облокатился на стену, а телефон положил на живот. Веки сомкнулись, а уши наполнились звуками. Тревожность и грусть существовала в Никите и отпечатывалась снаружи очень жирно, но ее, хоть и немного, приглушало что-то знакомое для него самого."разные, но мы связаны"...несколько раз повторилось то ли в подсознании, то ли в сердце, Никита не понял. Он почти сразу, как заслышал это, заснул. И, скорее всего, если бы окружающего вокруг не было, он бы и не проснулся, оставшись с самим собой. Но по своей натуре так он сделать бы не смог. Зная самого себя, сам себе он бы не позволил, чтобы не случилось. Голова болела даже во сне. И все от мыслей, о произошедшем, о другом, о самом себе. Была бы возможность, он бы наверное пристрелил себя во сне, продырявив висок, чтоб нескончаемая боль, прекратилась так же внезапно, как и началась, но не смог бы, понимая, что так, делают когда нет выхода, а выход для Смирнова, есть всегда...практически.