Часть 1
*Сцена первая*
Семьдесят восемь миллионов в инстаграме.
Вообще, в сумме, наверное, давно перевалило за сотню.
Порче не считает.
Порче за этим вообще не следит. Для этого у него есть люди, которым он платит просто непозволительно крупные, даже по меркам американской индустрии, деньги и которые держат его в курсе его же медийности. Просто, чтобы знать какого размера будут стадионы в следующем туре (Мэдисон четыре ночи подряд, если кому интересно) и может ли он выйти за кофе не боясь попасть под камеры (может, это Голливудские холмы, тут он в безопасности).
У него четвертая годовщина с дебюта.
Фанаты заваливают поздравлениями с раннего утра.
Порче открывает бутылку вина, включает меланхоличный джаз (благослови Будда Корею за Тэхена) и идет в ванную. Куча свечей, музыка и вино, которое он уже давно перестал наливать в бокалы. На кровати заправлено постельное, по цене крыла от самолета – натуральный красный шелк, окрашенный вручную – подарок Танкхуна.
Порче делает это все один раз в год.
В годовщину дебюта.
В годовщину своего разбитого сердца, оставленного на пороге жилого дома Кимхана.
Красное вино, красная от соли с красителем, вода, красное постельное и красные, выплаканные глаза. Единственный день, когда он позволяет себе чувствовать. Когда понял, что и через полгода ни черта не отболело, ушел с головой в музыку. Порш помог с продвижением, Кхун сотворил ему имидж разочарованного жизнью парнишки, у которого за спиной два посеревших крыла.
Толпа прозвала его Падшим.
Бэмби – прозвал Танкхун.
Сам Порче крутил буквы, как мог. А потом Макао назвал его Вальтер, апеллируя к его инициалам.
Имя пристало, как банный лист, и Порче согласился его оставить. Под маской было приятно, со временем стало привычно. Не нужно было ничего объяснять, от него не ждали откровений, не ждали долгих задушевных интервью о личном. Только дерущей все внутренности музыки, в которую он все это с энтузиазмом запихивал.
Из раза в раз признаваясь толпам в своей боли, показывая неизлеченную, едва живую от механического существования душу.
Порче делает глоток, ставит бутылку на пол рядом с ванной.
Опускается под воду с головой. Позволяет заполнить перепонки, полностью поглотить тело.
Темнота.
Пустота.
Он теряет ощущение пространства.
Ким выныривает, истерически хватая ртом воздух и пытается понять, где он. Течение едва не сносит его, снова опуская под воду. На этот раз он готов лучше, глотает воздуха в легкие и открывает глаза, находя в мутной воде очертания берега. Глаза жжет, как кислотой, легкие горят, но он уверенно плывет туда, где течение слабее и можно будет выбраться.
Очередное задание от братца. В это раз его почти поймали копы, и пришлось сигануть с моста вместе с почти удушенным ублюдком. Как знал, что надо был брать на дело ствол. Ким усаживается на берегу, проверяет телефон и отправляет сообщение Арму.
Пять лет назад, потеряв веру, надежду и больную, полумертвую любовь, Ким ушел в подполье.
WIK отправился в далекий пыльный ящик, из которого на свет он достал ножи, скальпели и шприцы.
Покойный папочка может им гордиться.
Сзади слышится шум колес внедорожника. Он встает с земли, даже не отряхиваясь, только мотает головой, как мокрый пес, стряхивая капли воды с остриженных волос. Телохранитель протягивает пачку сигарет, закуривает тоже. Отношения с охраной у него теперь совсем другие – Ким со своей командой разве что не сросся.
– Купаться не стоило.
Ким кивает, заправляет волосы назад и морщится от неприятной тянущей боли. Черные четные розы на предплечье. По одной на каждый счастливый месяц.
– Да похуй, – он выкидывает сигарету и открывает дверь тачки, – поехали.
*Сцена вторая*
Порче открывает бутылку апельсинового сока. Лед в стакане трещит, охлаждая уже налитые гренадин и вермут. Просто ради вкуса, сегодня пить особо нельзя – завтра запись и голос ему пока нужен. А вот лишние эмоции ни к чему.
Он слышит сигнал откатных ворот и даже не поворачивается ко входу.
В два часа ночи к нему могли приехать всего два человека. и так уж вышло, что от обоих спрятаться можно было только на Марсе, а он пока планировал пожить на Земле.
– Опять пьешь.
Голос Макао веселый и похабный. Точно пришел вывалить на него очередной гениальный план или обсудить хорошую закрытую сделку. Порче временами жалеет, что приволок того за собой. Но понимает, что без доверенного юриста его в Штатах подписали бы в легитимное рабство. Као, каким бы придурком не был на вид, все же успешно закончил Гарвард.
– Опять нудишь, – Порче садится на диван и отпивает из бокала, – какого рожна тебе надо?
– Приехал вытащить своего мужа на семейное торжество.
Као усаживается на другой край дивана, закидывая ноги на журнальный столик и улыбается, закуривая.
– Во-первых, ваши семейные посиделки – цирк на выезде.
– Ты давно не был дома. Кхун подуспокоился.
– Во-вторых, у меня завтра запись, послезавтра концерт. В целом вся неделя забита.
– Та я и не предлагаю тебе завтра домой лететь. Месяц еще.
– И, в-третьих, – Порче отставляет стакан и тоже закуривает, – а хули ты мужа своего в моей хате ищешь?
– Тэ дома. Но без тебя ехать отказывается. Ты ж сопьешься сам.
Порче хмыкает, стряхивая пепел от сигареты прямо на стеклянную поверхность стола.
Когда он только начинал ему здорово помог друг Кинна – Тэ. Мужчина знал нужных людей, владел собственной студией и когда-то также помог Киму, пусть тот об этом и не знал (или знал, с ним не поймешь). Потом переехал с ним в США, и весьма торжественно послал нахуй бывшего, женившись на Макао.
Свадьба была тошнотворно-сладкой. Порче вытерпел только первые двадцать минут и слинял, боясь впасть в диабетическую кому.
Парень кивает и поднимает бокал, смотря на лед в высоком стакане.
Металлическая трубочка ловит отблеск ламп.
Стенки медленно запотевают и покрываются маленькими капельками.
Громкая музыка бьет по ушам, но Ким ее игнорирует, умело отыгрывая роль жертвы. Вместо этого подмешивает в стакан своего ухажера какой-то порошок, выданный штатным химиком. Улыбается мягко и сладко, глотает голубую лагуну, в которой рома больше, чем льда.
– Может продолжим у меня?
Мужик подается вперед и Ким едва сдерживается от того, чтобы не врезать ублюдку по зубам. Кивает, улыбаясь снова, тянет мужика за руку к черному выходу (чел не доживет до последней ступеньки, зная его химиков). Ублюдок катится вниз по ступенькам, Ким выскальзывает в двери черного входа.
Его уже ждет привычный черный внедорожник. Он устраивается на заднем сидении, Телохранитель смотрит на него в зеркало заднего вида.
– Кхун звал на ужин через пару недель.
Ким закатывает глаза, закуривая прямо в машине, вертит в пальцах бабочку, отвлекаясь от мыслей.
– Нет.
– Он очень настаивал.
– Настаивать эта бешенная куропатка может только самогон на клюкве. А я такое не пью.
Ким достает телефон и втыкает музыку в наушниках, обозначая конец диалога. В голове первые ноты знакомых и выученных до зубной боли песен. Родной голос поет о боли и страхах, о любви и предательстве.
Город светит фонарями, в телефоне лена в инстаграме и новости.
«Вальтер покоряет новые горизонты»
Порче позвали на Summertime ball. Ким не знает, что должен чествовать из-за этого. Вряд ли он вообще способен чувствовать хоть что-то сейчас, смотря на заставку телефона, с которой ему улыбаются оленьи глаза заматеревшего подростка.
Теперь фанючка здесь Кимхан.
Теперь вместо стены расследований – алтарь милого Ангела.
*Сцена третья*
Ким заходит на студию с ощущением, что это не принесет ему ничего хорошего.
Не то чтобы он собирался возвращаться ради музыки. Обратной дороги в индустрию он не желал. Тонкий слой пыли покрывал почти все поверхности. Забытые и заброшенные гитарные чехлы лежали друг на дружке огромной стопкой у стены. Микрофонные стойки и кабинеты, накрытые пленкой.
Он берет верхний чехол с гитарой, стряхивая с него пыль тряпкой и отдает короб охраннику.
– Эту мы забираем.
– Покупатели уже поднимаются.
Ким смотрит на телохранителя. Майк с ним уже шестой год. Прошел с ним долгий и жуткий путь. Киму кажется, что мужчина понимает, каково ему. Хотя сам до конца не определился с тем, что чувствует. Помещение ему не мешало, но тянуло обратно мыслями.
Ким садится за фортепьяно.
Вчера приходил настройщик, так что инструмент звучит весьма привычно.
Пальцы бегают в полузабытом ритме, наигрывая мелодию, которую он так и не сыграл толпе. Которую только и смог, что отправить Порче. Слова сами просятся наружу, рвутся из груди.
Голос мешается со звуками, отражается от плохо заизолированных стен и высокого потолка.
Плач фортепьяно словно песня из сказки.
Голос срывается в хрип на непривычных высоких нотах.
Затихает.
– Хорошо, но смазано. Может еще раз?
Звуковик смотрит на него через окно студии. Порче не может решить, а готов ли играть ее. Он хранил эту песню с тех пор, как получил. Не играл ни разу, даже не думал записывать, но проснулся утром и понял, что нужно.
Пока партитура все еще сидит в памяти.
Притащился на студию в пять утра, пару часов насиловал синтезатор, прежде чем пересесть за рояль и, наконец, сыграть. Музыка получалась словно сама собой, словно в ней не было боли и страхов, громкого, рвущего душу признания. Менеджер смотрит на него, как на больного, поехавшего бесповоротно.
Порче себя именно так и чувствует.
– Я не буду ее писать сейчас, – Че поворачивается к команде, – давайте лучше прогоним сэт к концерту.
Партитура остается лежать на рояле.
*Сцена четвертая*
Он соглашается приехать.
Переживает тринадцатичасовой перелет через тихий океан, засыпая в самом начале. Напрочь игнорирует окружающую обстановку (он очень не хочет видеть, как Тэ усаживается на колени Као, требуя внимания). В конце полета выпивает кофе, пытаясь уровнять сбитые биоритмы, запивает кофе виски, старше себя самого.
На взлетной полосе его ждет светящийся каким-то внеземным светом Порш. Барта он видеть рад. Хоть отношения у них перед отъездом в Штаты испортились, но разлука и частые звонки сгладили углы, помогли Поршу понять, что младшенький вырос.
– Ты как? Готов к хаосу?
Порш обнимает его за плечи, треплет волосы.
– К Кхуну невозможно быть готовым.
– Скажи спасибо, что Кинн отговорил его от пиньяты и конкурсов по стрельбе.
Порче смеется, поднимая футболку, показывая оружие.
– Я свое имя могу и подтвердить.
Порш смеется в ответ. Знает, что брат за себя постоять может. Еще когда жил в Тае, напросился на уроки стрельбы и бокс. Не хотел быть совсем уж слабым местом для него. В итоге стал слишком крупной фигурой, чтобы кто-то пытался.
Порче краем глаза видит репортеров, невесть откуда вылезших на частной полосе аэропорта. Рядом морщится от вторжения в личное пространство Тэ, отвлекая на себя внимание жарким поцелуем с Као.
Их пару обожали.
Порче устраивается в машине, укладывая голову на колени брату, сворачивается в клубочек из сомнений и страхов. Сам не знает, боится он увидеть Кима сегодня или наоборот боится не увидеть. В панорамном окне на крыше мелькают кроны деревьев.
Тайское небо слишком светлое, жжет глаза яркостью.
От жары словно становится совсем белым.
В боковом стекле появляются ворота особняка.
Ким складывает кресло. Поправляет футболку и еще раз проверяет оружие. Семейные посиделки или нет – нельзя быть совсем уж беспечным. Он заходит следом за телохранителем в дом.
– А я тебя не ждал уже.
Ким послушно подходит к брату, обнимая Кинна, на мгновение прижимаясь щекой к крепкому плечу. Их отношения стали лучше со временем. Возвращение Кима и долгие посиделки за разговорами, часто переходящими в личную плоскость сделали их связь крепче, чем она когда-либо была.
– Я не собирался. Но потом решил уважить Хиа.
– Выпьешь?
Кинн протягивает ему бокал. Братья выходят в сад через откатные двери террасы.
– Как дела дома?
Кинн не успевает ответить, потому что Ким обводит взглядом собравшихся гостей и бокал выскальзывает у него из рук. На звук разбитого стекла оборачиваются вообще все. Его телохранитель на секунду даже тянется за стволом.
Ким смотрит на Порче, ему кажется, что глюки от недосыпа и колес его, все-таки, догнали.
Порче видит Кима. Судьба смеется ему в лицо, пока он выбивает ей оставшиеся зубы.
Отличный, блядь, вечер.
*Сцена пятая*
Порче не знает, чем он думал.
Не знает, что было в его голове, когда он соглашался ехать в душный и чужой Таиланд. Когда он не свалил в ту же секунду, как увидел Кима. Когда постил фотку в сеть, не посмотрев сначала на задний план.
Его менеджер была готова его сожрать. Макао и Тэ смеялись, как два долбодятла, хваля его глазастых фанатов. Фанклуб разглядел (не то, чтобы приближение можно было так назвать) на фотографии WIK'а, официально бывшего МИА последние пять лет. И теперь донимала его твиттер вопросами.
– Это был WIK?!
Клэр возмущается так, как будто на заднем фоне был не подстриженный и похудевший бывший кумир миллионов, а труп этого самого кумира.
– Давай не будем об этом.
Порче закуривает, упираясь лицом в тетрадку с текстами.
– WIK, Порче! Откуда вы вообще друг друга знаете?!
– Долгая история.
– У меня ненормированный рабочий день, за который ты прекрасно мне платишь.
– Вот и работай. А в жизнь мою – не лезь.
Он жалеет, что поехал. Поднимает телефон и решается на авантюру. Хотя бы потому, что посмотрев на Кимхана в живую понял – больше не злиться. Понял, что и Киму тоже не так чтобы хорошо. А увидев чужую заставку на телефоне, окончательно убедился, что они оба – идиоты.
Твиттер срывается от неожиданного поста от Вальтера.
«@WiK у меня есть для тебя куплет. Если из-под камня выберешься»
«@Walter считай, что я уже у тебя под домом»
Ким не совсем под домом, но уже звонит в аэропорт, готовить самолет к вылету.
Он не знал, что это так закончится, но готов попытаться еще раз. Готов вцепиться в выданный шанс всеми конечностями, чтобы не потерять нить надежды. Черные розы на предплечье зудят жутко. Ким смотрит на них и понимает – соскучился, как сука.
Со стены на него смотрит Порче.
Множеством разных образов. С концертов, спрятав половину лица за ладонями, обхватывающими микрофон. С показов, в дорогущих шмотках, с выражением вселенской скуки на лице рассматривая новые выверты сознания известных кутюрье. С подиума Гремми, забирая первую награду, поправляющий ярко-красный костюм.
Киму не стыдно.
Он зависим. Глупо, болезненно, до скулежа и нехватки в самой глубине души. Превратился из кумира в фаната, готового сдохнуть за один приязненный взгляд того, кого когда-то мог держать в своих руках.
В спальне его ждет пустой и давно не видевший света чемодан. Он набирает Тэ, просит помочь с подготовкой. WIK'у предстоит возвращение в индустрию. Киму даже страшно от того, как его полудохлая фанбаза воспримет эти новости.
*Сцена шестая*
Толпа бесится.
Порче смотрит на тонкий профиль Кима на сцене Мэдисон. Мужчина в костюме от Валентино, из старой коллекции, но уже успевшей стать классикой. На каблуках в семь сантиметров, чтобы сравняться с ним в росте. Красивый, растрепанный от танцев, держащий микрофон тонкими кистями в ажурных перчатках.
Они в самом сердце стадиона. Из первых рядов Вип-ложи на них смотрит почти вся семья. Даже вечно недовольный Вегас приехал, чтобы полюбоваться возвращением кузена на большую сцену. Порче больно и страшно. Он не может ни думать, ни понимать, что происходит.
Не хочет понимать.
Собственные эмоции режут глотку. Че преодолевает пару шагов, которые разделяют его и Кимхана. Цепляет мужчину за шею и наклоняется к самому уху, выдирая монитор.
– Отвечай, Кимхан. Ты меня когда-нибудь любил?
Отодвигается, смотрит в глаза, пряча микрофон за спиной. Видит, как Ким опускает стойку.
– Всегда, Ангел. Все еще люблю.
Не врет. Порче видит. Ломается в чужих руках, сжавших талию до боли и синяков.
– Не убегай больше.
Ким не успевает кивнуть. Порче целует его. Соединяет их губы, тут же обводя языком, прижимается ближе. Толпа чуть не сносит их звуковой волной. Плевать на имидж, на мнение, на жизнь.
Сейчас существуют только мягкие, вкусные губы, поцеловать которые хотелось долгие чертовы пять лет.
В груди сворачивает узел и расцветает бутоном красных роз.
Красных, как заслезившиеся глаза обоих, пока голоса поют «Why don't you stay», зная, что теперь останутся.
Красных, как шелковые простыни Че, на которых белокожий Ким преступно красив.
Красных, как полосы на спине и плечах Порче, оставленные тонкими ногтями, когда парень накрывает Кима собой, начиная двигаться.
Красных, как два их имени, светящихся на новой афише в Нью-Йорке.