Глава 1
Шанталь сидела за старинным деревянным столом у окна, склонившись над листом кремовой бумаги. Перо в её руке дрожало едва заметно, но девушка уверенно выводила буквы, придавая письму ту торжественность, которую оно заслуживало.
Капли дождя стекали по оконному стеклу, оставляя тонкие извилистые следы, а в камине потрескивали дрова, наполняя комнату мягким, мерцающим светом. Аромат чая с бергамотом витал в воздухе, смешиваясь с тонким запахом бумаги и чернил.
«Дорогая бабушка, — писала она, слегка закусив губу, — теперь, когда у меня появилось немного времени, я хочу рассказать тебе, как продвигается моя учёба в Академии. В этом году я заканчиваю свой путь в обучении. Близятся выпускные экзамены, а сегодня первогодки будут только бороться за право поступления. Мы приглашены на их прослушивание. Должно быть, они волнуются так же, как когда-то волновалась я.... Спасибо, что поддерживали меня в тот тяжелый период».
Она улыбнулась, предаваясь воспоминаниям.
Тогда всё это казалось невозможным. Академия Святой Сесиль была не более, чем мечтой, которой не суждено было сбыться. Здесь учились дворянские отпрыски богатейших семей Европы, чьи родители сулили им музыкальную карьеру, а также дети известных деятелей этой сферы - музыкантов, певцов, композиторов и дерижеров.
Семью Шанталь нельзя было назвать бедной - отец был уважаемым во всей Франции политическим деятелем, с чьим мнением считался даже король. Он был абсолютно консервативен, а потому, узнав, что его дочь, которой он предвещал лишь судьбу жены и матери, желает получить музыкальное образование и построить карьеру в этом направлении, тотчас присёк его.
Мать девушки была выпускницей Школы Благородных Девиц. По юности музицировала, писала стихи и каждые выходные посещала балет. В дочери и её любви к искусству она видела себя, а потому желала найти способ поддержать её талант и рвение к учёбе. И ей это удалось.
В год набора первогодок, женщина постоянно твердила о том, что дополнительные навыки сильно поднимут стоимость их дочери среди будущих невест. Юные аристократы и их зажиточные родители скорее обратят внимание на хорошо образованную девицу из богатой семьи, нежели на простушку без "изюминки". И отец сдался.
Внезапно девушка вздрогнула. От далеких воспоминаний её оторвал звон колокола - сигнал о скором начале прослушивания поступающих в этом году.
Шанталь посмотрела на недописанное письмо, на котором образовалось несколько клякс от чернил, стёкших по перу. Девушка убрала пишущие принадлежности в сторону, поправила юбку серого платья школьной формы и малость растрепанную прическу.
Перешагнув порог своей комнаты, она встретилась со взглядами уже знакомых ей людей - студенты академии из её потока. Благородные юноши и прекрасные девушки направлялись в концертный зал, где ежегодно проходит выступления учеников Академии, а вместе с ними вступительные и выпускные экзамены.
Благородные юноши - ещё одна причина, убедившая отца отправить дочь на обучение. Здесь можно было легко найти достойную партию, которая принесет выгоду семье. Только вот за все эти годы Шанталь ни разу не проявила заинтересованность ни в одном из студентов, как, собственно, и они в ней. Для девушки на первом месте всегда выступало её образование и будущая карьера, а потенциальные женихи находили себе кого побогаче, покрасивее, подоступнее....
Девушка вздохнула и сделала несколько шагов вперед, не оглядываясь по сторонам, за что тут же поплатилась. Из всех возможных господ ей повезло наткнуться на Пьера - выдающегося контрабасиста. С ним девушка пересекалась на уроках виолончели, нотной грамоты, рояля и хора. Вечные соперники, ставящие друг другу палки в колёса на протяжении всех лет обучения.
- Смотри, куда идёшь! - парень толкнул её в плечо, ловко огибая и направляясь дальше.
- Какой же ты...! Слов на тебя не хватает! - фыркнула девушка. - Сама галантность!
Но Пьер уже не слышал её возмущений - толпа галдящих студентов отрезала его от её пристального взгляда. Шанталь тяжело вздохнула и двинулась в общем потоке в концертный зал.
***
Здание внешне напоминало готический замок, полный привидений и таинств - идеальное место, чтобы слагать о нем страшные легенды, от которых кровь стынет в жилах. Но на самом деле так он выглядел только в серые дождливые будни или во время тумана. В любое другое время Академия вселяла волнительный трепет в сердца поступающих студентов.
Шанталь прошла вдоль коридора, заполненного малышами шести-семи лет, которые, в сопровождении родителей, опекунов и слуг ожидали начала прослушивания. В воздухе так и ощущалось волнение, предвкушение начала новой жизни для этих детей. Поступить сюда - уже признак того, что твой талант признали, а значит ты на пути к успеху и славе.
Девушка тяжело вздохнула, вновь предаваясь воспоминаниям. В день её поступления с ней рядом находились и отец, и мать. Если мама девочки ещё оказывала ей моральную поддержку, убеждала её в том, что нет ничего страшного в этом экзамене, то отец думал лишь о своем. Для мужчины было важно найти достойную партию, потому он глазами пробегал по кандидатам и вслух отсеивал недостойных претендентов. Всякие "мелкие сошки", как он любил выражаться, очернят их родословную, а потому дочери стоит знать в лицо тех, на кого не стоит тратить время.
Шанталь вспоминала, как она отрабатывала при матери свою партию на скрипке, в то время, как отец вел деловые и светские беседы с прочими высокопоставленными чинами, наигранно восхваляя таланты своего ребенка - ребенка, чьи музыкальные способности он изначально считал бесполезными.
Несмотря на это, девушке стало тепло на душе после того, как она увидела, с каким теплом и трепетом некоторые родители относятся к поступающим в этом году.
Шанталь улыбнулась, пожелала какому-то ребенку удачи и грациозно двинулась по ступенькам на балкон.
Заняв место в первом ряду на балконе, она откинулась на спинку кресла и запрокинула голову наверх. Каникулы закончились, впереди самый сложный год за всё время учебы, а она чувствует себя совсем не готовой к предстоящей нагрузке.
- Шанталь! - послышался знакомый голос, звонкий и мелодичный. - Как каникулы провела? Ездила куда-нибудь? Я вот к дяде в Австрию почти на все каникулы уехала. Только что вот к воротам привезли, даже вещи не разобрала.
- Элоиза, - устало вздохнула Шанталь. - А я то думаю, где ты бродишь. Не видела тебя с самого приезда в Академию. Надеюсь, ты привезла мне что-нибудь из Австрии? - с ехидной ухмылкой прошептала она.
- Ты сомневаешься во мне?! - наигранно возмутилась девушка.
Элоиза была единственной по-настоящему близкой подругой Шанталь - словно тихий свет в её жизни, мягкий и тёплый, неизменно присутствующий в каждом дне. Всё свободное время Шанталь проводила рядом с ней, и даже самые обычные будни становились похожими на праздник.
Элоиза обладала редким даром: голосом, который казался сотканным из лунного света и лепестков роз. Она была оперной певицей - пошла по стопам своих родителей, будто сама судьба вложила музыку в её дыхание.
Шанталь нередко аккомпанировала ей - с замиранием сердца следила за тем, как зал наполнялся звуком, который принадлежал только Элоизе. Это было её привилегией - слушать подругу не как зритель, а как часть её внутреннего мира, разделённого на двоих.
Но в отличие от Шанталь, Элоиза никогда не стремилась к огням рампы и овациям публики. Её пение рождалось из сердца и предназначалось не для сцены, а для души. Она мечтала не о славе, а о простой, сказочной любви - выйти замуж за прекрасного принца и жить в гармонии, как в книгах, от которых так сложно было оторваться в детстве. Элоиза казалась идеальной версией дочери по мнению отца Шанталь, какой сама Шанталь никогда бы не стала.
Её жизнь с самого начала была похожа на шкатулку с драгоценностями: единственная девочка среди восьми братьев, она росла, окружённая заботой, как роза в стеклянной теплице. Для неё были сшиты лучшие платья из тонких тканей, её волосы украшали изысканные заколки, а на туалетном столике всегда лежала дорогая косметика. Её обучали лучшие наставники, и воспитание Элоизы было безупречно - словно её готовили к жизни принцессы, которой она себя с детства и ощущала.
Братья любили её не меньше, чем родители - и, быть может, даже больше. В этой семье царило редкое согласие: любовь была не наградой, а дыханием, которое объединяло их всех.
Белая зависть - вот, что ощущала Шанталь, находясь рядом с подругой.
- В этом году мой младший брат проходит прослушивание. Своим профилем он выбрал духовые инструменты, представляешь?
- Ой, надеюсь, всё пройдет хорошо.
- Я тоже. Мама говорит, он все каникулы провёл за занятиями. Бедняжка.
- Скажешь, когда будет его выступление. На чем он будет играть?
- Кларнет.
Шанталь оперлась локтем о подлокотник, подперев щеку ладонью.
В зале медленно погас свет. На сцену вышел директор, произнёс короткую приветственную речь - и наступила тишина, наполненная напряжённым ожиданием. Начался вступительный экзамен.
Шанталь ощущала на себе то же давление, что и маленькие дети, выходящие на сцену. Она нервничала не меньше их - боящихся ошибиться, опозориться... Но страшнее всего было провалить экзамен.
Перед глазами всплывали воспоминания - лица членов жюри: преподаватели Академии, чьи холодные, отстранённые взгляды казались чужими и равнодушными. Ни капли участия, ни намёка на сочувствие - только суровая строгость и бесстрастный профессионализм. Им было безразлично, кто перед ними - растерянная девочка или вундеркинд: суд был беспощадным.
И вот сейчас...
Абитуриенты играли вдохновенно. Было видно: каждый из них прошёл через долгие часы подготовки. Если закрыть глаза, никогда не подумаешь, что на сцене - ребёнок шести или семи лет, весь дрожащий от страха и стараний перед строгим судом Академии.
- Дорогуша, - вновь послышался звонкий голосок. - А ты хоть готовилась к предстоящим экзаменам?
- Ой, Элоиза, не напоминай, пожалуйста. Я мастер своего дела, выдающаяся скрипачка, хорошо знакома с нотной грамотой, да и виолончель не страдает. Я всё сдам.
- А рояль?
Шанталь застыла на мгновение.
Рояль.
Проклятый инструмент, который никак не удавалось покорить юной скрипачке.
***
После выступлений будущих выпускников проводили в аудитории — слушать вводную лекцию о грядущих тестах, проектах, отчётных концертах и, конечно же, финальных экзаменах.
- Уважаемые студенты! - раздался голос одного из кураторов. Он звучал сдержанно, но в каждом слове чувствовалась гордость. - Прежде всего, от лица всего преподавательского состава хочу поздравить вас с началом нового учебного года. Вы - наша гордость. Величие нашей страны. Бриллианты, попавшие в руки мастеров. Вы не просто поступили в Академию - вы прошли через сложнейший путь. Вы выдержали испытания, которые многим вашим сверстникам даже не снились. Вы не сломались, не свернули с выбранного вами пути - вы преодолели с честью. И вот теперь, вступая в финальный этап своего обучения, вы сосредоточитесь на главном - подготовке к важнейшим событиям года...
Последний год обучения - самый важный, кульминационный. Он делится на два этапа: первый проходит под пристальным кураторством преподавательского состава, второй же полностью построен на принципах самоорганизации.
Первый этап вполне ясен: каждый ученик выбирает произведение, которое исполнит, - так, чтобы охватить и восполнить пробелы предыдущих лет. В этот период допускается обращение за помощью к педагогам, возможны личные консультации и индивидуальные занятия. Завершается семестр экзаменом и отчётным рождественским концертом, куда приглашаются родители.
Во втором этапе всё иначе. Здесь ученик предоставлен сам себе. Он сам выстраивает график репетиций, сам продумывает программу и готовит итоговое выступление — кульминацию всего его многолетнего труда.
На итоговый концерт будут приглашены не только родители, но и всемирно известные маэстро, талантливые исполнители, продюсеры и меценаты — люди, чьё слово способно изменить судьбу. Их присутствие открывает перед молодыми музыкантами дверь в большое, яркое будущее, где каждый аккорд может стать шагом к славе.
После начитки годового плана учеников распустили. Студенты разбрелись по территории Академии с такой скоростью, что за мгновение зал опустел.
Шанталь шла вдоль коридоров, направляясь к выходу. Она намеревалась провести время со своей подругой, как обычно, прогуливаясь по старой библиотеке, как вдруг её окликнул глубокий мужской голос:
- Мадемуазель Шанталь!
Девушка обернулась и увидела ещё одну свою школьную "занозу" - преподавателя фортепиано. Она сделала небольшой книксен в знак приветствия, выпрямилась и вопрошающе посмотрела на него.
- Слушаю Вас, учитель.
- Мадемуазель Шанталь, спешу предупредить Вас, что в этом году обучение Вашего потока подходит к концу. Впереди грядут выпускные экзамены. Надеюсь, в этом году мне не придётся краснеть за Ваше ни на что не годное исполнение?
- Можете не волноваться об этом, учитель. Я смогу сдать выпускные экзамены и по Вашему предмету тоже....
Для девушки преподаватель с самого первого дня оказался человеком не самым приятным, который постоянно критиковал её по делу и без него, а в успехах хвалил только себя, свои труды и усилия. Быть может у Шанталь развилась неприязнь к инструменту не от собственной "криворукости", как он выражался, а от его к ней отношения.
Скрипачка глубоко вздохнула, открыла дверь библиотеки и перешагнула порог. Внутри её уже ждала Элоиза. Девушка листала сборник произведений Иоганна Себастьяна Баха и скучающе зевая, когда за спиной послышался голос:
- А вот и я!
- Шанталь! Я чуть не уснула, пока ждала тебя....
- Прости, меня задержали. Рассказывай, как провела каникулы в Австрии?
- Ой, слушай!
Элоиза рассказала, что задержалась в Австрии дольше, чем предполагала. Первое время её дни проходили в неспешных прогулках по Вене: мощёные улицы с ажурными фонарями, звон колоколов собора Святого Стефана и запах свежеобжаренного кофе из маленьких кафе наполняли её утро особым очарованием. Она подолгу сидела в кофейнях, наблюдая, как за соседними столиками обсуждают последние новости политики и искусства.
Вечера нередко принадлежали опере и театру. Элоиза, в роскошном платье и с кружевным веером, оказывалась среди блестящей публики в Венской опере, где восхищённые аплодисменты срывались после арий Вагнера и Моцарта. Иногда она посещала камерные концерты — небольшие залы, где струнные квартеты играли Бетховена, а публика внимала музыке с таким благоговением, будто молилась.
Её знакомые устраивали для неё вечера в салонах, где говорили о литературе и философии. Здесь Элоиза впервые услышала оживлённые споры о Ницше и Фрейде. Она участвовала в беседах осторожно, но с интересом, привлекая внимание своей наблюдательностью и тонкостью суждений.
Не обошлось и без светской стороны жизни. На балах в залитых светом залах дворянских домов Элоиза кружилась в вальсе, чувствуя, как лёгкая ткань её платья скользит по паркету. Ей запомнились не столько танцы, сколько атмосфера — оркестр, свечи в хрустальных люстрах и лёгкий шёпот галантных кавалеров.
А в более уединённые дни она выбиралась за пределы города: каталась в открытой карете по живописным окрестностям, посещала загородные виллы и наслаждалась видом Дуная. Иногда она позволяла себе простое удовольствие — зайти в кондитерскую и выбрать штрудель или торт «Захер», погрузившись в сладкое забвение.
Так прошли её недели в Австрии — соединение изящества, музыки, общества и редкого уединения. Этот опыт оставил в её душе отпечаток, словно особый венский аккорд, который будет звучать в памяти ещё долго после отъезда.
Шанталь слушала подругу с абсолютным вожделением, ловя каждое её слово, пока Элоиза не затихла и не улыбнулась своей хитренькой ухмылочкой. Она медленно потянулась к сумке и извлекла из неё изящную коробочку, перевязанную тонкой лентой.
— Это тебе подарок, милая, — произнесла она с довольной интонацией. — Австрийские конфеты. Их изготавливают в маленькой мастерской неподалёку от собора Святого Стефана. Я подумала, что их нежный вкус сможет хоть немного передать атмосферу тех утончённых вечеров.
Глаза Шанталь вспыхнули радостью.
— Ой! Спасибо! — воскликнула она, прижимая коробочку к груди. — Покушаем вместе.
Элоиза засмеялась, прикрывая рот ладонью, а затем, словно между прочим, спросила:
— А ты как провела свои каникулы?
Шанталь тяжело вздохнула, и радостный блеск в её глазах тут же померк.
— Дома. Отец не особо балует меня каникулами, хотя я бы с удовольствием съездила к бабушке... В основном я всё время занималась, за исключением тех моментов, когда отец снова пытался выдать меня замуж.
— Ты училась на каникулах? — с лёгким недоумением уточнила Элоиза, приподняв бровь.
— Да, — с убеждённостью кивнула Шанталь. — Чтобы достичь успеха, очень важно уделять много времени мастерству.
Элоиза театрально всплеснула руками.
— Чтоб добиться успеха, нужно учиться чувствовать своё сердце, дурочка! — воскликнула она с игривым укором. — Как можно было провести все каникулы за занятиями?
Шанталь лишь пожала плечами и неловко улыбнулась, смутившись под её весёлым взглядом. На миг в комнате воцарилось молчание, нарушаемое только лёгким шорохом ленты на коробочке, которую она так и не решилась развязать.
***
Наступил новый день.
Шанталь поднялась с постели чуть раньше обычного, чтобы насладиться тишиной утра. Причесавшись, она заплела свои светло-каштановые волосы в аккуратные косы, обмотав их тонкой лентой. Затем неспешно переоделась в школьную форму, пригладила складки на юбке, взяла в руки старую, но дорогую сердцу скрипку и, глубоко вдохнув прохладный воздух из приоткрытого окна, вышла из комнаты.
Коридоры, украшенные гобеленами, зеркалами в резных рамах и старинными картинами, создавали ощущение, будто здесь застыла сама история. Полированный мраморный пол отражал мерцающие огоньки люстр, а звук шагов учеников гулко отдавался под сводчатыми потолками.
Вокруг сновали ученики — кто-то торопился в классы, держа в руках скрипки, виолончели, флейты и ноты, кто-то оживлённо обсуждал последние занятия, пересказывал наставления профессоров или хвастался успехами. В воздухе витали обрывки мелодий — кто-то пробовал пассажи на скрипке, кто-то мягко касался клавиш рояля, проверяя звучание инструмента.
Академия делилась на три уровня обучения: младшая школа для совсем юных талантов, средняя школа, где ученики оттачивали своё мастерство, и старшая — престижное отделение, куда попадали лучшие из лучших. Здесь уже не просто учили музыке — здесь закладывали будущее великих исполнителей, композиторов и дирижёров.
В старшей школе царила строгая дисциплина. Ученики должны были не только владеть своим инструментом в совершенстве, но и изучать теорию музыки, композицию, дирижирование, музыкальную историю. Многие из них выходили из Академии с мировыми контрактами и приглашениями на престижные сцены, но для этого требовалось невероятное упорство.
Шанталь, ловко лавируя между группками студентов, направилась в главный корпус. Она знала: за этими величественными дверями её ждёт мир музыки, полный вызовов и испытаний, но именно ради этого она и пришла сюда.
Шанталь шла по широким коридорам Академии, ловя на себе взгляды учеников. Её знали здесь почти все — одна из лучших студенток, обладательница безупречной техники игры на скрипке, любимая многими преподавателями.
- Доброе утро, мадемуазель Шанталь! — приветствовал её пожилой профессор контрапункта, слегка приподняв шляпу.
- Прекрасная погода для музыки, не так ли? — улыбнулась ей строгая преподавательница истории музыкального искусства.
Шанталь вежливо кивала в ответ, удерживая в руках чехол со скрипкой и стопку нот. Она привыкла к вниманию, но сегодня тревога в её душе затмевала всё остальное.
И вот она миновала угол коридора — и её взгляд невольно наткнулся на фигуру преподавателя столь нелюбимого ею инструмента. Мужчина с седеющими висками, в чёрном сюртуке и с острым взглядом, скользнул по ней глазами и тут же отвернулся, словно её не существовало.
Шанталь сжала пальцы на ремне чехла. Всё было ясно без слов. Он никогда не скрывал своей неприязни к ней — талантливая скрипачка, но посредственный пианист. А выпускные экзамены тем временем приближались.
- Ну что, блестящая мадемуазель Дюваль, всё ещё надеешься сдать экзамен? — раздался едкий голос сбоку.
Она обернулась. У стены, небрежно прислонившись к резному каменному карнизу, стоял Пьер. Высокий, с тёмными прямыми волосами и насмешливой ухмылкой. Её давний соперник. Он тоже был выдающимся учеником, но знал: во всём, что касалось скрипки, он ей уступал. И не мог этого простить.
- Посмотрим, кто из нас окажется на сцене, а кто в числе провалившихся, — добавил он, лениво проводя рукой по лакированной поверхности своего футляра с виолончелью.
Шанталь ничего не ответила. Она шагнула вперёд, оставляя его позади, но едва ли могла заглушить смятение внутри.
Тяжёлый взгляд учителя, колючая насмешка Пьера — их презрение словно холодный камень осело у неё в груди. «А вдруг я и правда не справлюсь?» — мелькнула предательская мысль.
Но она оттолкнула сомнения. От этого зависело её будущее. Она не могла позволить им сломать себя.
Шанталь вошла в кабинет, стараясь держать осанку прямо, но внутри всё сжималось от беспокойства. Просторное помещение с высокими стрельчатыми окнами наполнял слабый аромат старого дерева и нотных страниц. По стенам тянулись резные книжные шкафы, забитые теоретическими трудами и сборниками произведений. В центре стоял чёрный рояль с идеально отполированной поверхностью, отражавшей свет от массивной люстры.
Она молча прошла к своему месту, аккуратно положила ноты на пюпитр и села, опустив руки на колени. Сердце билось гулко и тревожно. В голове всплывали взгляды — холодный, отстранённый взгляд преподавателя, насмешливый — Пьера.
«А вдруг они правы? Вдруг мне не суждено пройти этот экзамен?»
- Ох, только не говори, что опять ушла в свои мрачные мысли, — раздался знакомый голос, наполненный лёгкостью и теплом.
Шанталь подняла голову и увидела перед собой Элоизу. Её лучшая подруга, обладающая солнечным характером, села рядом, поправляя выбившуюся светлую прядь волос. В её зеленых глазах плескалось добродушное любопытство.
- Что на этот раз? Учитель снова на тебя не смотрит? Или Пьер опять строит из себя несравненного гения? — Элоиза скрестила руки на груди, бросая на Шанталь лукавый взгляд.
- Оба сразу, — устало призналась Шанталь, опустив плечи.
Элоиза фыркнула.
- Да брось, ты знаешь, что он просто завидует. Как только ты берёшь скрипку в руки, он становится серой тенью на фоне твоего таланта. А наш преподаватель... — она пожала плечами. — Просто любит мучить тех, кто не посвящает всю жизнь клавишам.
Шанталь покачала головой.
- Но мне всё равно нужно сдать этот экзамен. Если я провалюсь, это поставит под удар всю мою учёбу.
- И ты его сдашь, — твёрдо заявила Элоиза. — Потому что ты Шанталь Дюваль! Лучшая скрипачка Академии! Ты справишься.
Шанталь посмотрела на подругу. В словах Элоизы не было ни тени сомнения, только уверенность и дружеская поддержка.
И впервые за утро она почувствовала, как тревога понемногу отступает.
Как только в кабинет вошёл преподаватель, в воздухе воцарилась напряжённая тишина. Ученики замерли, следя за высоким мужчиной в строгом чёрном костюме, который неторопливо прошёл к своему месту и оглядел класс холодным, оценивающим взглядом.
- Сегодня, — негромко, но отчётливо начал он, — вы сыграете то, что выбрали для выпускного экзамена. Я не собираюсь учить вас тому, чему вы должны были научиться за эти годы. Моё дело — оценить, кто из вас достоин покинуть Академию с честью, а кто — с позором.
Несколько человек нервно сглотнули. Кто-то взглянул на ноты, кто-то одёрнул рукава формы, словно стараясь собраться.
Один за другим ученики выходили к роялю, садились, выпрямляли спину и начинали играть. Некоторые выбирали произведения известных композиторов, демонстрируя свою технику. Те, для кого рояль был основным инструментом, исполняли собственные сочинения. Звуки музыки то нежно разливались по комнате, то властно заполняли её тяжёлыми аккордами.
Шанталь наблюдала за ними, чувствуя, как сердце постепенно уходит в пятки. Её пальцы сжались в кулаки, а в голове бился единственный вопрос: «Что, если я ошибусь?»
И вот очередь дошла до неё.
- Дюваль, — произнёс учитель, не глядя на неё, записывая что-то в журнале.
Она глубоко вдохнула и вышла вперёд. Села за рояль. Пальцы замерли над клавишами.
«Я могу... я должна...»
Она начала играть.
Первая нота прозвучала неуверенно. Вторая — дрогнула. А затем... Всё покатилось вниз. Ошибка за ошибкой. Аккорды путались, пальцы цепляли не те клавиши, а Шанталь не могла остановиться.
Когда она, наконец, дошла до последнего аккорда, в комнате стояла тяжёлая, удушающая тишина.
Преподаватель медленно поднялся.
- Дюваль, — процедил он, глядя на неё с таким презрением, что у неё похолодела спина, — это была не игра, а жалкое позорище.
Кто-то из учеников подавил смешок.
- Если ты собираешься так же «блистательно» выступать на экзамене, можешь прямо сейчас забрать документы и больше не позорить Академию.
Шанталь вцепилась в край юбки, сжав пальцы до боли.
- Ох, мадемуазель Дюваль, — протянул Пьер, лениво похлопывая в ладоши, — не знал, что в музыке есть особый жанр — пытка для слуха.
- Заткнись, Пьер, — тут же рявкнула Элоиза, метнув в него убийственный взгляд, но Шанталь уже не слышала их перепалку.
В голове девушки пульсировала одна мысль: «Я провалюсь. Я провалюсь, и отец убьёт меня. Деньги на обучение — впустую. Он мне этого не простит...»
Её мечта, её будущее рушилось прямо на глазах.
После мучительных уроков, когда Шанталь почти не слышала, что происходило вокруг, Элоиза твёрдо схватила её за руку и потянула в сторону выхода из здания Академии.
- Хватит мучить себя, — твёрдо заявила она. — Ты сыграла не идеально, но это ещё не конец света. Давай прогуляемся. Тебе нужно проветриться.
Шанталь неуверенно кивнула. Она всё ещё ощущала на себе презрительный взгляд учителя и насмешливую ухмылку Пьера. Но спорить с Элоизой было бесполезно — та всегда знала, что лучше.
Сад Академии был прекрасен в любое время суток. Здесь раскинулись мраморные фонтаны с фигурками ангелов и мифических существ, аккуратно подстриженные кусты образовывали замысловатые узоры, а высокие, старые деревья создавали уютную тень. Вечернее солнце окрасило небо в мягкие золотистые тона, а воздух был наполнен тонким ароматом цветов.
Шанталь глубоко вдохнула, пытаясь расслабиться, но воспоминание о провале не отпускало её.
- Ну же, — Элоиза наклонилась к ней, заглядывая в лицо, — скажи хоть что-нибудь.
- Что я могу сказать? — устало произнесла Шанталь. - Меня унизили перед всем классом. Учитель считает, что я безнадёжна. На экзамене я провалюсь. А потом отец...
Она не договорила, но Элоиза всё поняла.
- Ох, Шанталь, не драматизируй. — Она мягко толкнула её в плечо. — Ты слишком много думаешь о будущем, но не думаешь о том, что можешь исправить. Да, сегодня ты сыграла, откровенно говоря, не очень, признаю, но у тебя есть время подготовиться. И я тебе помогу.
Шанталь посмотрела на подругу с благодарностью, но тревога не отпускала её.
- Кстати, раз уж мы тут, давай заглянем в библиотеку, — бодро предложила Элоиза. — Может, найдём что-то полезное.
Библиотека Академии представляла собой огромное помещение, больше напоминающее старинный зал дворца. Высоченные книжные шкафы уходили ввысь, а между рядами витали золотистые отблески света от старинных ламп. Запах старых книг смешивался с ароматом пергамента и чернил, создавая неповторимую атмосферу тишины и знания.
Шанталь и Элоиза скользили между стеллажами, выискивая нужные материалы. Шанталь изучала сборники музыкальной теории и технику игры, а Элоиза, как всегда, выбирала что-то более лёгкое и увлекательное.
- Вот, посмотри, — Элоиза вытащила с полки старинный том и издала смешок. — «Музыкальные секреты великих виртуозов». Может, найдёшь в этом что-то полезное?
- Возможно... — пробормотала Шанталь, но в её голосе всё ещё не было уверенности.
Постепенно вечер превратился в ночь, и библиотека опустела. Лишь два силуэта склонились над столом, окружённые книгами и нотными записями, пока часы мерно отбивали время.
— Знаешь, Шанталь... я, наверное, пойду. Я ужасно устала с дороги, а потом ещё эти уроки... — Элоиза натянуто улыбнулась. — Спокойной ночи. Не задерживайся.
— Да, конечно. Спокойной ночи.
Элоиза поспешно вышла из библиотеки, оставив за собой лёгкий шлейф духов и тихий шелест подола. Шанталь осталась, в тишине вновь уткнувшись в страницы учебника.
Она продолжала читать, пока в окнах общежития один за другим не начали гаснуть огоньки. Тьма за стеклом стала гуще, и только настольная лампа ещё хранила вокруг неё круг света. Наконец, Шанталь закрыла пыльный том, вздохнула и медленно поднялась.
Пора возвращаться.
Она потушила свет и, бесшумно прикрыв за собой дверь библиотеки, растворилась в тишине ночного коридора.
Проходя по коридору, тянувшемуся между старыми кабинетами, Шанталь шла медленно, задумчиво, погружённая в мысли о предстоящих экзаменах. Шаги её отдавались тихим эхом, смешиваясь с шелестом её платья и скрипом деревянного пола.
Вдруг в тишине раздалась лёгкая, почти призрачная музыка. Звуки фортепиано — чистые, изящные — будто сплелись из самой ночи. Девушка удивлённо приостановилась. Все огни в общежитии давно погасли. Кто мог играть в такой поздний час?
Мелодия была слишком красива, чтобы пройти мимо. Казалось, она звала — не голосом, а чувствами. Не раздумывая, Шанталь последовала за звуками, ступая осторожно, словно боялась спугнуть волшебство.
Подойдя к одной из дверей, она склонилась к старинной скважине, но за ней не было видно ничего, кроме темноты. Сердце забилось чаще. Словно подчиняясь какому-то внутреннему порыву, она толкнула ручку.
Музыка смолкла в тот же миг, будто кто-то оборвал её нить.
— Простите... я не хотела помешать. Просто... Ваша игра была... — начала Шанталь, но замерла на месте.
Комната оказалась пуста.
Тихая, тёмная, пыльная — в ней не было ни души.
***
Утром, стоя в очереди за завтраком, Шанталь с волнением пересказывала Элоизе ночное происшествие. Та выслушала подругу с привычной внимательностью... а потом вдруг разразилась своим фирменным, звонким смехом.
— Я знаю, кто это играл!
— Правда?! — Шанталь моментально оживилась, вцепившись в поднос.
— Конечно. Это было твоё уставшее от учёбы воображение. Тебе просто нужно спать больше и нервничать меньше.
— Да ну тебя! — обиженно фыркнула Шанталь. — Я точно слышала, как кто-то играл в одном из заброшенных кабинетов. А потом... просто исчез. Сегодня ночью я снова пойду туда. Вдруг он вернётся на место преступления?
— И что тебе это даст?
— Поговорю с ним. Попрошу помочь мне с занятиями. Может, это не случайность. Может, этот человек — мой шанс сдать экзамен и не провалиться.
— Шанталь, ты столько лет учишься здесь. Фортепиано — это не хирургия. За десять лет можно было хотя бы освоить основы...
— Ты не понимаешь! — резко перебила та, сжимая пальцы вокруг края подноса.
— Мне кажется, ты просто слишком себя накручиваешь. На минимальный балл ты точно наиграешь.
— Спасибо, конечно, за такую ободряющую поддержку, — с досадой буркнула Шанталь. — Но я знаю свои возможности.
— Сдашь.
— Не сдам.
Мимо них как раз проходил Пьер. Не глядя на девушек, он лениво бросил:
— Не внушай ей надежду. Это бесталанное чудо в перьях вообще недостойно прикасаться к такому величественному инструменту.
— Ах ты!.. — Элоиза уже раскрыла рот, собираясь отчитать его, но Шанталь мягко коснулась её руки.
— Не надо. Он не стоит того.
Но как бы уверенно она ни говорила — слова Пьера пронзили болезненно. Они прилипли к сознанию и не отпускали. Весь оставшийся учебный день Шанталь пыталась сосредоточиться, но в голове раз за разом всплывала фраза: «бесталанное чудо в перьях».
И хотя она упрямо твердила себе, что докажет обратное — с каждой минутой это было всё труднее.
***
Ближе к полуночи, когда коридоры опустели и в окнах заснул последний свет, Шанталь снова вернулась к тому самому кабинету. Её сердце билось в горле — от волнения, от страха, от решимости.
Пол был холодным, воздух — неподвижным, а тишина казалась настолько густой, что каждый её шаг звучал, как удар по пустому залу. Девушка замерла перед дверью, прислушиваясь.
И вот — снова.
Музыка.
Та же лёгкая, почти неземная мелодия. Она лилась из-за двери — ровная, глубокая, пробирающая до костей. В этот раз — ещё ярче, ещё живее. Шанталь не сомневалась: кто-то там действительно играл.
Не давая себе времени на страх или сомнение, она толкнула дверь резко, с усилием, будто боясь опоздать на одно-единственное мгновение.
Щелчок.
Скрип петель.
Дверь отворилась.
Музыка... исчезла. Как будто её вырезали ножом из пространства. Только эхо последних нот, дрогнув, затихло в воздухе.
Шанталь сделала шаг внутрь.
Кабинет был таким же, как и накануне: пыльный, забытый временем, с длинными занавесками, колышущимися от лёгкого сквозняка. В центре стоял рояль, покрытый пылью и трещинами от старины. Местами виднелись следы горелого дерева. Но за ним — никого.
— Это невозможно... — прошептала она, глядя на инструмент, как на живое существо. — Я слышала это... я не могла придумать...
Шанталь подошла ближе и прикоснулась к инструменту. Клавиши были холодны и покрыты слоем пыли, словно их не касались годами.
В горле застрял ком. Девушка обернулась, будто надеясь увидеть кого-то за спиной. Но там — лишь тень от двери и собственная дрожь.
И всё же, она чувствовала: кто-то был здесь. Кто-то есть здесь. И он — слышит её.
Шанталь уже собиралась закричать — напряжение внутри достигло предела.
— Очень смешно! — выкрикнула она в пустоту, голос дрогнул. — Если это чья-то глупая шутка — выходи! Немедленно!
Её голос отразился от стен и захлебнулся в тишине, как брошенный в воду камень.
Она хотела ещё что-то сказать, уже подняла руку, чтобы захлопнуть крышку рояля, но тут...
Резкий аккорд.
Громкий, напряжённый — доминантсептаккорд. Он ворвался в тишину, будто кто-то ударил по клавишам с силой и упрёком.
Шанталь отскочила, сердце сжалось от неожиданности. Она прижалась к двери, судорожно вцепившись в ручку, будто это могла быть защита от происходящего. Внутри всё похолодело. Она бросила взгляд на стул перед роялем — ещё секунду назад он был пуст.
Теперь — нет.
В лунном свете, льющемся сквозь высокое арочное окно, начали сгущаться дымчатые, серебристые тени. Они дрожали, стал плотным, вязким. Мгновение — и контуры начали вырисовываться.
На стуле сидел мальчик лет четырнадцати.
Худощавый, с прямой спиной, в старинной белой рубашке, застёгнутой до шеи, и потёртом жилете. Его тёмные волосы падали на лоб лёгкими волнами. Кожа — почти прозрачная, как у фарфоровой куклы. В лунном свете он светился слабым серебристым свечением.
Пальцы его были длинными, тонкими — они всё ещё зависали над клавишами, будто только что закончили играть. Рояль под ними дрожал, как живой, улавливая остаточное прикосновение.
Шанталь стояла, не в силах двинуться. Она ощущала, как холод медленно ползёт по спине, по шее, по рукам. Но внутри этот страх перемешался с чем-то иным — трепетом, замиранием, неведомым зовом.
Мальчик был безмолвен. Ни звука. Только его фигура — призрачная, зыбкая, но вполне реальная. Он не двигался. Только сидел, будто в глубокой задумчивости.
И вдруг он повернул голову. Медленно. Так, словно ощущал её взгляд всё это время. Его тёмные глаза встретились с её — глубокие, чуть печальные, с непонятным отблеском боли или чего-то схожего с ней.
И в этот миг Шанталь перестала дышать.