Часть 3
лечу вперед. Ладони встречаются с шершавым асфальтом, и я замираю в позе собачки прямо на тротуаре, со скорбью глядя на умирающее мороженое, испачканное пылью и мелким уличным мусором. В мыслях проносился кадр, будто из фильма, где я поднимаю руки к небу и пронзительно кричу: «Не-е-ет!»
Что-то теплое и шершавое касается пальцев, фокусирую взгляд на толстом рыжем щенке с торчащими вверх ушами и короткими лапами, который... бессовестно ест мое мороженое прямо у меня на глазах! Открываю рот, собираясь обругать весь свет, но топот и крик меня останавливают:
– Батя! Что ты наделал?! Девушка! Вы в порядке?
Хозяин пса пытается меня поднять, но я грубо стряхиваю его руки с плеч и встаю без посторонней помощи, безотрывно наблюдая, как рыжий монстрик лакомится тем, что принадлежало мне. Горечь подкатывает к горлу, на глаза наворачиваются слезы.
– Девушка, – слышу взволнованный голос.
– Мое... мое мороженое, – бормочу я, стараясь не моргать, чтобы не прорвало плотину и не хлынул соленый водопад.
– Простите, пожалуйста. Он еще маленький, сорвался с поводка...
Воришка с удовольствием облизывает морду и смотрит на меня, весело виляя хвостом.
– Мороженое... – опустошенно повторяю я.
– Что? Мороженое? Давайте я куплю вам другое!
Боль потери немного отпускает, и я, нахмурившись, поворачиваюсь к хозяину собаки. Чуть сильнее запрокидываю голову, чтобы смотреть ему прямо в лицо, и недовольно поджимаю губы. Из какого мультика он выпал? Рыжие волосы взлохмачены, выразительные карие глаза под густыми прямыми бровями смотрят с сожалением и интересом, красные щеки, крепкая шея и широкие плечи, на которых болтается свободная темно-зеленая ветровка. Он точно нарисованный молодым художником хулиган-переросток – вроде бы симпатичный, но какой-то несуразный.
– Шарик клубничного, шарик земляничного и шарик черничного сорбета, – серьезно произношу я.
Собачник оторопело хлопает глазами и медленно кивает, отступая к ларьку:
– Присмотрите за псом, пожалуйста.
Натянуто улыбаюсь и поворачиваюсь к воришке:
– Вот мы и остались вдвоем, дружок.
Мохнатый пуфик совсем не боится моего тона и, перебирая короткими лапами, подбегает ближе. Присаживаюсь на корточки, заглядывая в озорные, но умные глаза-бусинки:
– Вот за что ты так со мной, а? Попросил бы нормально, я бы поделилась.
Пес склоняет голову, словно удивляясь моим словам. Протягиваю руку, но не тороплюсь прикасаться. Пес утыкает мокрым носом в мою ладонь, завершая знакомство, а после заваливается на спину, подставляя живот.
– Ах вот ты какой? Почесать тебя после всего, что мы пережили? Ну держись, – усмехаюсь я, пуская в ход ногти.
Пес извивается и ворочается. Пасть открыта, язык ловит ветер. Не могу сдержать умиления, какой же хорошенький.
– Ваше мороженое, – звучит рядом уже знакомый голос.
Поднимаюсь и принимаю из рук собачника большой вафельный рожок.
– Спасибо, – произношу я, глядя на оживленного пса, который снова нацелился на лакомство. – Ты его хоть кормишь?
– А по нему не видно? – сквозь смешок отвечает собачник. – Меня, кстати, Тимофей зовут. А тебя?
Поворачиваю голову, встречая добродушную улыбку. Нет-нет, чувак. Это не входит в мои планы.
– Мы в расчете, – бросаю я и спокойным шагом иду вниз по улице.
– Батя! А ну стой! Стой, я сказал!
Я оглядываюсь: Тимофей уносится в противоположную сторону следом за неугомонным псом. Батя? Надо ж было так собаку назвать. Яркий ягодный аромат вытесняет из головы странные мысли и заинтересованность нечаянным знакомым. Облизываю первый шарик, и язык обжигают маленькие крошки льда со вкусом черники. Хотя бы ради этого стоит жить!
Вот так всегда и бывает. Судьба лишает тебя чего-то, а потом дает в два или три раза больше. Главное – верить и не упустить своего шанса, находясь в отчаянии и расстройстве. Грусть слепит. Чем сильнее ты увяз в печали и проблемах, тем меньше вероятность того, что ты вовремя откроешь глаза, чтобы разглядеть счастье.
Эйфория от поедания мороженого длится недолго. Как только хвостик от рожка исчезает во рту, приходит четкое осознание: мне еще больше часа придется топать на своих двоих через весь город. Достаю из кармана телефон, на экране светятся оповещения о комментариях на сайте. Уже собираюсь открыть его, но вовремя замечаю стремящийся к нулю уровень заряда батареи. Прочитать комментарии или послушать музыку в пути? Выбор очевиден. Подключаю наушники и выбираю любимый плей-лист. Слух ласкает завораживающая мелодия, а после в ритм вступает неземной голос с легкой хрипотцой:
«Вчера лежали вместе — сегодня незнакомы
Вчера ещё не знали, что всё будет по-другому
Друг другу обещали, клялись в любви до гроба
Вчера мы были bestie, а сейчас не знаю, кто мы»
Это одна из последних песен Крида, которую он выпустил перед долгим перерывом, моя любимая. Хотя кого я обманываю? Они все любимые. Чувствую накал эмоций в каждой строчке, посыл ускоряет биение сердца. Проживаю каждую ноту, не в силах отделаться от ощущения, что этому по всем пунктам сильному парню нужна поддержка, но он никогда ее не попросит.
Как же я его понимаю. Слушая треки Крида, я все больше убеждаюсь, что мы похожи. Не в том смысле, что наши жизни зеркально отражают друг друга, а в том, что душевное состояние, с которым мы живем, одного цвета и градуса.
«Крид» в переводе с итальянского, если верить гугл-переводчику, значит «бесплатный, безвозмездный, беспрепятственный, свободный». И пусть я перевела его псевдоним, до сих пор не могу понять, какой смысл он несет. Чего хочет певец? Освободиться? Или он уже как птица в бескрайнем небе? Море загадок, которые я очень хочу разгадать.
«Ты мой сон, и я так боюсь проснуться
Боюсь всё потерять, хоть пацаны не трусы
Ты мой минус, и я в этом нашёл плюсы
Я тот ещё придурок, ну у нас и вкусы
Мы слишком разные: у нас разные тусы
Разные взгляды, но одинаковы чувства
Нам было круто: мы висели, будто люстра
С тобой даже грустить было всегда негрустно»
Последняя высокая нота, мощная инструментальная поддержка. В груди взрывается фейерверк эмоций, ладони сами сжимаются в кулаки в приливе силы и стойкости. Вот какой должна быть музыка: вдохновляющей, залечивающей раны, заставляющей чувствовать себя живым, а не убивающей мозг глупыми шаблонными фразами.
Включаю следующий трек, представляя, что нахожусь в компании доброго друга, который изливает мне душу, при этом не забывая о моей. Идеально. Дружба и должна быть такой: тебе не нужно притворяться, тебя всегда поймут и выслушают. Легкий укол в районе груди напоминает о прошлом, но усилием воли гоню прочь это чувство. Лучше я проведу время с голосом человека, который кажется близким, несмотря на то что мы даже не знакомы, чем буду ковырять старые раны.
Когда я подхожу к старенькой трехэтажке, на улице уже совсем темно. Возле подъезда под фонарем стоит компания молодых ребят с бутылками в руках. Громкий смех разносится по двору, и я передергиваю плечами. И что им опять нужно? Снова Сашку поджидают?
– Кто последний? – спрашиваю я, вынимая из уха наушник.
– Чего? – переспрашивает самый глухой.
– Говорю, на фига вы здесь очередь образовали? Пятерки на халяву раздают?
– Девочка, иди куда шла!
– Так я и пойду, когда вы от двери отойдете.
– Ты здесь живешь?
– Нет, просто решила в подъезде посидеть.
– А ты че такая дерзкая? Бесстрашная? – ухмыляется прыщавый паренек с грязной челкой.
– Какая школа? – спрашиваю я, задирая нос.
– Чего?
Словарный запас у ребят, конечно, скудноват. Ну ничего, я умею доступно объяснять.
– В какой школе учитесь? На учет вас ставить будем.
Все четверо переглядываются, и отвечает тот, который не в ладах с шампунем:
– Не гони, малявка! Какой еще учет? Тебе самой лет четырнадцать.
– Да-а-а? – широко улыбаюсь я и достаю телефон из кармана. – Сейчас посмотрим.
Набираю номер горячей линии мобильного оператора, немного отступая. Парни застывают в недоумении.
– Петр Степанович, я тут вам еще компашку нашла, – громко произношу я, заглушая автоматический голос из трубки, предлагающий узнать баланс. – Класс десятый, пиво пьют у подъезда. Ага, в следующем дворе от вас. Хорошо. Жду.