Часть I. Репетиционная
Музыкальная школа № 17 стояла на окраине города, серое здание с потемневшей штукатуркой, крышей, изъеденной временем, и выбитыми окнами на верхних этажах. Днём оно выглядело как обычный памятник советской архитектуры, тихо умирающий среди зарослей сирени и ржавых качелей. Но ночью стены будто втягивали в себя тьму, и окна становились похожи на пустые глазницы.
Школа закрылась десять лет назад после трагедии: во время репетиции хора на третьем этаже погибли двадцать детей и их преподаватель. Следствие ничего толком не объяснило — говорили то про обвал потолка, то про утечку газа, но родители настаивали, что их дети нашли в зале не смерть, а что-то другое. Тела ведь так и не нашли.
С тех пор здание пустовало. Местные подростки знали, что туда лучше не соваться — кто-то говорил, что по вечерам оттуда доносится пение, тихое, как сквозняк, а иногда такое громкое, что слышно на улице. Взрослые предпочитали не вспоминать об этом месте.
Но любая страшилка рано или поздно становится вызовом.
Антон, высокий и жилистый семнадцатилетний парень, с азартной улыбкой держал в руках фонарик. За его спиной шли двое друзей — Дима и Лера. Они были одной компанией ещё с детства, и именно Антон чаще всего втягивал их в сомнительные авантюры.
— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросила Лера, поправляя длинные волосы. Она старалась говорить спокойно, но голос выдавал нервозность. — Я слышала, там… ну, там не всё в порядке.
— Да брось ты, — хмыкнул Антон. — Хор, который поёт сам по себе? Серьёзно? Это же просто городские сказки.
— Тогда зачем ты тащишь нас туда? — пробурчал Дима, полный и вечно недовольный. — Если всё фигня, мы просто потратим время.
Антон хитро усмехнулся:
— А если не фигня — станем первыми, кто снимет это. Представь, какой хайп пойдёт! Мы на всю сеть прославимся.
Он потряс в руках камеру. Красный индикатор мигнул, подтверждая запись.
Лера закатила глаза. Она не любила, когда Антон начинал «охотиться за мистикой», но, как обычно, пошла за ним. Лучше уж быть рядом, чем потом услышать, что он и Дима нашли что-то без неё.
Они подошли к входу в школу. Огромные деревянные двери перекосило, петли проржавели. На стенах граффити, пахло плесенью и пылью. Ветер гонял по асфальту пустые бутылки.
— Атмосфера ещё та, — заметил Дима, вытирая пот со лба.
Антон упёрся плечом в дверь, и та скрипнула, распахнувшись внутрь. Изнутри пахнуло холодом, словно они вошли не в здание, а в погреб.
Фонари выхватили из тьмы облупленные стены, раздутый линолеум, разбросанные нотные листы.
— Ладно, идём. Репетиционный зал на третьем, — сказал Антон, уверенно шагая по коридору.
На первом этаже было тихо. Слишком тихо. Их шаги звучали гулко, будто они шли по огромному пустому залу, хотя коридор был узкий. Лера вздрагивала от каждого шороха — где-то капала вода, треснула доска под ногами.
Они поднялись на второй этаж. Там стены были исписаны: «Уходи», «Пой вместе с нами», «Молчи». Краска выглядела свежей, хотя явно никто сюда не заходил годами.
— Прикольный перфоманс, — пробормотал Антон, снимая надписи на камеру. — Наверное, школьники заходили, баловались.
Но у Леры внутри всё холодело. В этих буквах было что-то слишком прямое, не похоже на шутку.
На третьем этаже воздух стал другим — густым, тяжёлым, как в церкви перед службой. Здесь пахло старым деревом и чем-то ещё — сладковатым, тошнотворным, как будто долго стояла кровь.
— Вот он, хор, — сказал Антон, толкнув дверь в конец коридора.
Репетиционная была огромной: потолки высокие, акустика гулкая, стены обшиты панелями. Всё ещё сохранились сломанные стулья и ряды пюпитров. На сцене стоял рояль, покрытый толстым слоем пыли.
Но самое странное — стены. На них висели фотографии хора: детские лица, улыбающиеся, живые. И каждый ребёнок на снимке был перечёркнут красной линией.
— Господи… — прошептала Лера.
Антон снял всё это, крутясь с камерой.
— Смотрите, какие криповые декорации! — он говорил весело, но голос дрогнул.
В этот момент раздалось.
Тихо.
Едва слышно.
Будто кто-то тянул ноту.
«Ааааа…»
Звук был протяжным, вибрирующим, и казалось, что он идёт отовсюду сразу.
— Ты включил? — прошептал Дима.
— Нет, — ответил Антон, крутанув камеру. — Это… это не запись.
Нота нарастала. К ней присоединилась другая. Потом третья. И вот уже вся комната наполнилась аккордом, в котором были десятки голосов — чистых детских, но пугающе бездушных.
Хор.
Лера прижала руки к ушам. Звуки не были просто громкими — они будто проникали под кожу, заставляли сердце биться в такт музыке.
— Выключи! Выключи! — закричала она Антону.
— Это не колонка! — Антон тряс камеру. — Это… чёрт возьми, это реально хор!
В этот момент свет фонаря дрогнул, и на сцене они увидели фигуры.
Сначала — просто силуэты. Чёрные, неподвижные. Десятки. Но с каждой секундой они становились чётче: белые лица, открытые рты, пустые глазницы. Дети. Дети, стоящие рядами и поющие.
А впереди них — высокая фигура женщины, с тонкой шеей и без глаз. Её рот был разорван до ушей, и из него рвалась первая нота.
Хор пел, а стены дрожали.
— Бежим, — прошептал Дима, и голос его сорвался.
Но ноги словно приросли к полу.
Музыка держала их, не давая пошевелиться.
Лера первой сорвалась с места. Она схватила Антона за руку и потащила к двери. Но когда они рванулись к выходу, дверь захлопнулась сама собой.
Хор усилил голос, и у Леры в ушах хрустнуло — пошла кровь. Дима завыл, зажимая голову. Антон с отчаянием бил по двери плечом.
Фигуры на сцене начали спускаться вниз.
Дети двигались медленно, синхронно, будто по команде. У каждого рот был раскрыт до хруста челюсти, изнутри лилась музыка.
Преподавательница шагала впереди. Её губы дёргались в нереальном темпе, будто она издаёт сразу десятки звуков.
— Открой… рот… — донеслось в голове у Леры.
Она закричала. Но крик превратился в ноту, чужую, не её. Голос вырвался сам, сплетаясь с хором.
Антон развернулся к ней. Его глаза расширились:
— Лера… ты… ты поёшь!
Она попыталась заткнуть рот руками, но голос продолжал звучать, прорываясь из груди, вибрируя так, что ребра гудели.
Антон в панике ударил по двери, и она вдруг поддалась. Все трое вывалились в коридор, рухнули на пол.
Хор за их спинами не стихал — наоборот, становился громче.
Из-за дверей хлынуло эхо, и стены начали дрожать. На обоях проступили отпечатки ладоней — маленьких, детских, кровавых.
— Быстрее! — заорал Дима, срываясь на крик.
Они понеслись по коридору, спотыкаясь. Музыка следовала за ними, будто гналась.
Когда они выскочили на улицу, ночной воздух обрушился на них ледяным спасением. Дверь хлопнула за спиной.
И в тишине они услышали… как хор продолжает петь внутри. Но теперь к нему примешивался новый голос.
Лерин.
Она схватилась за горло, пытаясь заставить себя замолчать. Но губы всё равно двигались, голос шёл сам. Из её рта сочилась кровь, тонкой тёмной струйкой.
— Господи… — выдохнул Дима. — Он… он забирает её!
Антон тряс камеру, всё ещё снимая. На экране виднелась Лера, плачущая и поющая одновременно.
А внутри школы хор усиливался, словно радовался новому голосу.