XI
Вот и все. Я решился. Пистолета я не смог раздобыть, но снотворное и ядреный виски всегда в моем распоряжении. Через несколько дней меня найдут здесь, прямо в этой комнате, на полу, с пеной во рту, в луже собственной рвоты, с расцарапанной шеей. Я буду вонять не хуже мешка протухшего мяса, на мне будут сидеть мухи, но это зрелище не для тебя, моя милая. Нет, не для тебя.
Письма я отправил. Не знаю, прочтешь ты их сейчас или спустя годы, но желаю в этом, предпоследнем письме тебе одного – быть счастливой. С ним или с кем-то другим, не важно. Со мной ты не была счастлива, я знаю это. Наконец-то понял. Я отпускаю тебя навсегда. Прости меня, что я унесу с собой кусочек твоего взгляда и улыбки, звук твоего смеха и обнаженный образ, тяжело дышащий, счастливый, томный, страстный. Для меня ты навсегда останешься такой. Богиней в платье цвета кофе с молоком, татуировкой тернового венца на правом запястье, глупенькой девочкой, обожающей стихи Асадова и Маяковского и пластинки The Smiths. Я люблю тебя. Люблю безумно, но моя молчаливая любовь лишь помеха твоему счастью.
Прошу лишь одного: сохрани мою скрипку, как память обо мне, о тебе, о нашем недолгом счастье, наполненном сигаретным дымом, теплым одеялом и молчаливыми объятиями. Скрипку ты найдешь у моего соседа снизу, ты помнишь, того старичка, которого ты называла милым. Боже, как же я хочу обнять тебя сейчас, вдохнуть аромат твоих волос в последний раз, чтобы успокоиться навек. Уж так получилось, что до последней минуты буду писать тебе. А сейчас мне пора. Будь счастлива, живи той яркой жизнью, о которой ты мечтала, дыши полной грудью, бросай курить. Я ухожу. Но если вдруг захочешь вспомнить обо мне – просто достань скрипку и футляра. Я люблю тебя. Прости меня за все.